А где вы «томагавки» догнали? – спрашиваю. – Что там за цели?
Джагбуб, - Сашка хмурится. – Там лагерь беженцев и два госпиталя для местных. Нормальной объектовой ПВО там нет, больно надо кому их бомбить. Смысла не вижу. Но главный вопрос не в этом, понимаешь… «Рэпторы» почему на нас наскочили? Мы по ним не работали. Из-за хрен знает чьей вертушки? Сомневательно. Значит… война?
Теперь я понимаю, почему она такая нервная. Все эти столкновения интересов, взаимные покусывания и обнюхивания, разборки, каких бармалеев можно жечь, а каких нельзя... Это балансирование на грани когда-то должно было кончиться и вылиться в открытый конфликт. И Сашка без дураков боится, что сбитые ею «хищники» и приземленная ее звеном вертушка окажутся последней соломинкой, которая сломает спину и без этого замученного верблюда психики наших оппонентов, и вероятный противник перейдет в статус реального со всеми вытекающими последствиями.
За спиной кто-то топает, и мы поворачиваемся на звук шагов. Комполка Николаев собственной персоной пожаловал. С какого перепугу? Вид у него как раз перепуганный: фуражка на боку, глаза круглые. И не успеваем мы ему козырнуть, как он выдает:
Плохие новости, ребята, понеслась пизда по кочкам. Сегодня ночью из окрестностей оазиса Джагбуб были запущены «Скады» - по Аль-Байда и по порту Марса-Брега. Цели поражены.
Базы НАТО, - Сашка хмурится. – Ну, «Пэтриот» - какашка, это и так понятно, пропустил. А дальше?
А дальше эсминец УРО ЮСС «МакКейн» и пара подлодок выпустили по оазису Джагбуб в общей сложности шестьдесят три «томагавка»! – Николаев чуть не срывается на крик. – Причем так быстро, как будто ждали повода. Радиоразведка у нас бдит, заметили их вовремя, и вы тоже не сплоховали, хорошо отработали. Но теперь ситуацию выворачивают так, что мы в Джагбубе прикрыли бармалеев, которых там нет. А это значит, эскалация конфликта – вмажут и по нам, а там завертится. Дело пахнет керосином, ребята.
Сашка кивает, вешает на меня полотенце и вздыхает.
У нас ситуация была, - тихо произносит она. – Когда мы работали по «томагавкам», на нас «рэпторы» выскочили. Пытались помешать.
Подсветили вас? – резко спрашивает Николаев. – Или что?
Стреляли, - отвечает Богдан. – Пришлось ответить. Сашка приземлила обоих.
Ничего себе! - Николаев чешет в затылке, и его фуражка чуть не слетает. – Как?!
Одного ракетой, второго пушкой, - криво усмехается Сашка. – Но вы сильно не радуйтесь, Валерий Семенович. Может быть, их нам нарочно подставили, чтобы ситуацию усугубить?
Аж пару «хищников»? Вряд ли, хотя при текущем раскладе наши друзья и бабку свою не пожалеют, - тот поправляет фуражку. – Ефимов, Васильев, - это он нам с Женьком, - немедленно подготовьте мне данные объективного контроля с обеих машин. Унгерн, Богдан, вы со мной – напишете рапорта о сегодняшнем вылете. Пусть начальство об этом думает, у него голова большая.
Наши летуны уходят вместе с ним, Женька зачем-то вызывают в АХЧ, и он убегает, а я остаюсь заниматься машинами. Прежде всего – обслужить, вдруг срочный вылет. Затем данные объективного контроля, будь они неладны. Но я не успеваю даже подойти к «34-синему», как вдруг кто-то меня окликает:
Братан, подойди-ка сюда.
Поворачиваюсь на голос – лопнули бы мои глазоньки, туарег! Точнее, два туарега в этих своих темно-синих балахонах и чалмах, с закрытыми лицами, только глаза блестят. Откуда они тут взялись, как прошли через запретку? Один стоит, вальяжно привалившись к колонне укрытия, второй сидит на брезентовом мешке, перемотанном скотчем, а из мешка торчат связанные ноги в натовских берцах и время от времени дергаются. У сидящего туарега за спиной АК, у стоящего – здоровенная винтовка, закутанная в полосатую тряпку, у обоих на поясах длинные ножи. От удивления я теряю дар речи, хотя рука автоматом тянется к кобуре. Туарег с винтовкой видит это и тихо, но отчетливо произносит:
Нормально все, братан. Конфетку хочешь? «Мишка на Севере»!
Вот те раз, думаю я. Никак не ожидал услышать в такой обстановке кодовые слова, которые нам сообщают каждое утро на тот случай, чтобы у всяких местных ихтамнетов не возникали проблемы с нами, а у нас – с ними. Вводное про конфетку и основной пароль – ее название – сегодняшним соответствуют, но я все равно несколько переживаю и задаю еще один хитрый вопрос – предлагаю дополнительную проверку:
Жевачку будешь, братуха? Зеленая мята.
Зеленая так зеленая, - Туарег с винтовкой кивает, и я достаю из бокового кармана на чехле планшета маленькую белую пластинку – на вид жевачка жевачкой. «Туарег» берет пластинку, отрывает от нее уголок и облизывает ее, при этом старательно прикрывая от меня свою физиономию. На пластинке мгновенно проступает зеленый штрих-код, и я считываю его сканером тактического планшета.
Планшет довольно пикает и показывает мне успешный результат генетической экспресс-аутентификации - очень примитивной, как тест на беременность, но этого достаточно. Вот теперь я понимаю, что передо мной не только никакие не туареги (это я вкурил сразу), но и никакие не ЧВКашники или прочие мутные личности, а самые что ни на есть настоящие бойцы сил специальных операций ГРУ Генштаба, и более того, я обязан не только «не чинить препятствий», но и «оказывать любое запрашиваемое содействие», то есть подчиняться их приказам. Вот я влип…
Не успел я очухаться, как «туарег» с винтовкой сверкает глазами в мою сторону и командует мне ровным голосом, но почему-то по-английски и довольно громко:
Друг мой, сейчас ты запустишь двигатели у этой машины, - он показывает стволом винтовки на «34-синий», - залезешь в кабину и закроешь фонарь. Я тебе постучу, когда можно будет вылезать. Нам кое с кем надо очень обстоятельно поговорить.
Из мешка доносится придушенный вскрик, а торчащие из него ноги начинают активно дергаться и скрести каблуками берцев по бетону. Сидящий на мешке «туарег» подпрыгивает на нем, тыкает в него стволом АК, и я очень четко понимаю, что именно сейчас произойдет – методы «экстренного потрошения» со времен СМЕРШ не очень-то изменились. Видеть и слышать все это мне совершенно точно не стоит, но я поневоле задумываюсь – по ходу, наши летуны приземлили вертушку ради этого кренделя, а ССОшники нашли его, сунули в мешок и приволокли сюда.
Так что я, как приказано, запускаю движки «34-синего», устраиваюсь в кабине поудобнее, закрываю фонарь и даже не смотрю по сторонам – занимаюсь данными объективного контроля, раз у меня есть время, опять же, нам всем так спокойнее. Если даже ССОшники захотят поджарить свою добычу на выхлопе «изделий 30», как сосиску на костре, я ничего не хочу знать об этом.
Тем не менее, когда один из «туарегов», вскарабкавшись по приставной лесенке, стучит по фонарю кабины «34-синего» и показывает мне, что можно глушить движки и вылезать, заново упакованная в мешок добыча ССОшников вполне самостоятельно стоит у колонны укрытия и выглядит не поджаренной, а подмоченной - на показавшихся из-под мешка штанах виднеется влажное пятно. Распотрошили ребята важного кренделя, как пить дать, и, похоже, вытрясли из него кое-что важное, вон как довольно переглядываются между собой. «Туарег», которого я проверял, выкидывает в мусорку пустую бутылку из-под минералки, вскидывает на плечо свою винтовку и вдруг спрашивает меня:
Братан, планшет не одолжишь на пять секунд?
Наши тактические планшеты, подключенные к «боевому интранету» - очень интересная штука. Мало того, что они служат для оперативной передачи приказов командования, отправки рапортов, просмотра справочников, рассылки информационных сводок, проверки личности и тому подобное, у них масса всяких недокументированных функций, и, кажется, сейчас я стану нечаянным свидетелем применения одной из них. Так и есть: «туарег» с помощью своей «жевачки» проходит аутентификацию нового пользователя, открывает раздел, который я в жизни не видел, бегло просматривает какие-то данные, отправляет короткое сообщение, минут пять дожидается ответа, прерывает сессию и возвращает мне планшет со словами:
