Что? Ну как? - Доктор заглядывает в каюту, в руке кружка, на физиономии нетерпеливое любопытство. – Подошло?

И восхищенно ахает, чуть не разлив чай. Странно, вроде бы он не моя подружка, а мерю я совсем не свадебное платье. Хотя, если все будет хорошо… Ай, Сашка, тьфу на тебя! Что с тобой такое вообще!

Копейка в копейку, - верчусь перед ним, как модель на подиуме. – Ай да пришельцы, прямо на меня сделали.

Определенно, - тихо произносит Доктор, не сводя с меня глаз. Он вслепую ставит кружку на книжную полку, сам смотрит на меня так, будто увидел привидение, и у меня в голове что-то щелкает. Ноги сами становятся в ханми, плечи расправляются как по команде «смирно», левая рука отходит чуть в сторону и назад, точно придерживая меч, а правая тэгатаной взлетает к середине лба. Я отдаю честь старшему офицеру по уставу, который знать не могу, но откуда-то знаю, и виноват в этом не инопланетный комбез, а всего лишь факт того, что я его надела.

Глаза у Доктора становятся совершенно анимешные, на пол-лица, он чисто автоматически повторяет мой жест, и я чувствую смутное эхо его невысказанной мольбы:

«Не может быть! Ну же, Шторм! Пожалуйста! Если сможешь вспомнить - скажи!»

Да, при этом надо было что-то сказать. Что это за фраза, почему я должна ее помнить? Что-то типа нашего уставного «Служу России» или пионерского «Всегда готов»? Слова вертятся на языке, но ускользают за неизвестно откуда взявшийся в моей памяти барьер.

Я слегка качаю головой и виновато улыбаюсь: «Прости, Доктор. Не могу вспомнить. Там какая-то стена. Может, когда-нибудь потом…».

Он опускает глаза, я вижу, что он почему-то очень расстроен, чувствую это как острый укол под сердце, и почему-то так же колет и с правой стороны груди. Доктор делает шаг вперед, осторожно касается больной точки - точно прислушивается к чему-то за пределами моего восприятия.

«Когда-нибудь мы сломаем эту стену», - ловлю я отзвук нечеткого, ускользающего, кажется, блокируемого потока. – «Если бы Шторм знала, как же я на это надеюсь!»

Доктор, - шепотом спрашиваю я и чувствую, что у меня краснеют уши, - у меня возник вопрос. Как расстегивается эта штука?

Прилипающая застежка управляется нажатием на скрытые точки, - объясняет он, берет мою руку в свою и подводит указательный палец к воротнику возле левой сонной артерии. В толщине ткани ощущается маленький упругий шарик, я нажимаю на него, и тут же исчезают ленты, манжеты и пояс, а в костюме открывается затянувшийся разрез. Левый угол передней части комбеза падает, и я на инстинкте прикрываю грудь руками.

Ой, - выдаю я и густо краснею до корней волос. Он насмешливо фыркает, успевает стрельнуть в меня коротким острым взглядом: «Можешь не стесняться. Я имел удовольствие все это видеть!» - и шкодливо улыбается, отворачиваясь.

«Значит, понравилось то, что увидел?» - интересуюсь я, и он отвечает мне образом легкого дождика из крупных сверкающих капель - они скользят по моей коже, оставляя слегка мерцающие, искрящиеся следы, легкое щекочущее тепло и незнакомый, но удивительно приятный вкус на губах: «Да, и еще как! А как тебе нравится это?»

«Очень необычно», - передаю я, снова чувствуя то самое ментальное погружение, но совсем по-другому. Сейчас это не бездонное море и не восходящий поток, а подсвеченная солнцем июльская гроза, летящая на крыльях ураганного ветра. Дождь превращается в настоящий ливень, я всем телом ощущаю ласку его мерцающих струй, мне кажется, что они проникают под кожу, и нервные окончания в некоторых местах на шее, груди и животе откликаются удивительно приятным ощущением – я не могу дать ему определения, не то жидкое тепло, не то очень нежное прикосновение, но оно отзывается во всем теле, заставляя его дать именно такую реакцию, какую у меня не смогли вызвать ни Игорь, ни все тайские мастера.

«Прости, я увлекся, - Кузнецов первым приходит в себя, и ливень прекращается, я ощущаю на лице невидимый солнечный свет, который мигом прочищает мне мозги. – Уговор есть уговор. Сначала нам надо победить пришельцев, а уж потом…»

Доктор показывает мне горящий космос и наши машины, летящие крыло к крылу сквозь взрывы ракет, импульсы лазеров и хаос обломков, плазменную купель аэродинамического торможения и нас вдвоем под вечерними звездами на террасе уединенного домика на нашей базе отдыха, что в Крыму недалеко от Балаклавы. Но где-то на краю его потока я вижу совсем другую картинку: зал с изогнутыми колоннами, уходящими в купол потолка – центр управления могучим и древним звездным кораблем, золотистый и зеленый свет, дверь, открытая прямо в открытый космос, и Доктор, стоя на пороге, привлекает меня к себе, чтобы поцеловать.

Примечания автора

Паксы - пассажиры (жаргон гражданской авиации)

«Синегрудый» - военный летчик, обычно истребительной или бомбардировочной авиации.

Кастомный – заказного исполнения.

Военлёт – военный летчик.

Мешочник – пилот транспортной авиации.

«Брейтлинг» - один из самых любимых военными летчиками механических хронометров. Маде ин Швейцария, стоит как вертолет. А этот еще и в специальном исполнении – титановый корпус.

«Ничего не трогал, наслаждался правами из второй поправки, даже не чинил примус, которого у меня нет» - оказывается, Доктор не только читал Булгакова, но и играл в «Postal II», раз цитирует главного героя игры.

Комментарий к Глава 8. Аврора

В следующей серии:

- Земля-борт. Ага, первые звуки – с легким, чуть заметным толчком отходят заправочные и кабельные мачты. С этого момента оба «Плутона» связаны с ракетоносцем только захватами стартовых стрел. Я напрягаюсь, ожидая следующей команды: - Пуск! Вот оно – вибрация и свистящий рев, пробирающий до костей. Маршевые двигатели «Плутонов» пробудились, но пока работают вхолостую. Но уже сейчас палубные команды, выглянув с сервисных галерей (а они однозначно выглядывают, несмотря на инструкции) видят бледно-синие выхлопы из чудовищных дюз. Сейчас, вот сейчас! - Предварительная! – отщелкивает команды ЦУП. - Промежуточная! Основная! - Алонси!

- Не стрелять! – орет Филин. – Кто стрелял?! - Я Сокол-1! Это станция! Боевыми! - Вы уверены? – Наши операторы не запускали ракеты! И боевыми они быть не могут!

Кажется, дело сделано, как вдруг от Доктора прилетает:

«Одна боеголовка не сработала. А я подбит». Я аж поперхнулась. «Что?! Ты как?» «Я не ранен. Машина управляется, но вся аэродинамика разбита. Эта птичка уже не сядет».

========== Глава 9. Горизонт в огне ==========

Минус двадцать минут

Александра

Ну, вот и все. «Аврора» вышла в точку старта на экваторе в трехстах километрах к востоку от побережья Новой Гвинеи. Последние предстартовые проверки завершены, циклограммы загружены и отлажены, реакторы «Плутонов» выведены на рабочий режим. Осталось только собраться самим. В своей каюте приклеиваю бесконтактные датчики медконтроля, влезаю в дареный красный комбез, проверяю, как сидит на виске телепатический усилитель. Теперь – мои предполетные бзики: на шею - мамин подарок, маленький железный метеорит в форме витой раковины доисторического моллюска на кожаном шнурке, наградной «брейтлинг» беру с собой – я надену его поверх скафандра, на удачу глажу носик игрушечного толстого кота, похожего на папиного Фиму - этот котик всегда живёт в моем походном рюкзаке, ждёт меня с небес, и я возвращаюсь.

«Доктор? Ты как, собрался?» - сигналю, натягивая кроссовки. Дойти до раздевалки, где мы наденем скафандры, три шага, но эти раздолбанные пилотажки – мои фартовые. Я сдавала в них все экзамены, прошла в них Ирак и Ливию, надевала их на все испытательные полеты, где не нужна была противоперегрузочная броня. У Кузнецова, видимо, тот же глюк, раз он везде бегает в этих убитых кедах. Надо будет сказать технарям, чтобы не забыли положить их к нашим вещам, ведь рюкзаки мы на орбиту с собой не потащим.