Так точно, - лейтенант откозырял мне, махнул рукой вольнонаемному, и мне пришлось проследить, чтобы они занесли кузнецовскую сумку и чехол с бокэнами в его комнату, закрыли ее и в темпе отбыли передавать ключ-карту. Спровадив бездельников, я втащила свой сидор в комнату и принялась знакомиться с обстановкой. Все уютно, чисто и аккуратно, как в большинстве новых офицерских общежитий. Комната большая, французское окно за зелеными шторами, удобный кухонный отсек, не то, что у меня в Ленино, койка широкая, матрас идеальной жесткости, санузел шикарный, как в отеле Фаины Марковны, в минибаре – два сорта минералки и изотоники. Любит Родина космонавтов, не поспоришь.
Освободившись от брони и сменив берцы на кроссовки, я сходила в буфет на первый этаж перекусить, просмотрела сводку новостей на планшете и отправилась в душ, рассчитывая сразу же после этого завалиться в койку и как следует выспаться. Наивная чукотская девочка, как же я ошибалась!..
Выйдя из душа, я обнаружила, что мерзну, и закуталась в одеяло поверх халатика, но минут через пять меня начало потряхивать, а затем мелкая дрожь переросла в полноценную лихорадку с ломотой во всех суставах, потемнением в глазах, тошнотой и прочими эффектами, как от высокой температуры. Где же меня угораздило подцепить грипп, который меня всегда обходил стороной? Трясущимися руками я достала градусник, сунула его в ухо - и чуть не выронила его, увидев цифры: 35,7. Температура падает, а я одновременно и горю, и мерзну. Какого черта?
Так, ну это уже ни в какие ворота не лезет. Если я немедленно не приведу себя в порядок, завтра медкомиссия запорет мне вылет, и меня надо будет срочно заменить, а на кого? Слишком многое завязано на меня, на мои способности – если я выйду из строя, я подведу Кузнецова, да и не только его. Что же делать?
Прежде всего, надо поставить его в курс, но так, чтобы никто не узнал. Тактический планшет он наверняка зашвырнул куда-нибудь, как всегда делал, когда не хотел, чтобы его отвлекали. Так что я прилепила к мокрому виску телепатический усилитель и крикнула изо всех сил: «Доктор?!»
«Тут я, - немедленно прилетел мне ответ. – Что с тобой случилось? Прокинь-ка мне соматические нити, посмотрю».
Вот умничка, сразу учуял, что со мной что-то не так, хотя наверняка я, по его выражению, «фонила» своим хреновым самочувствием как всенаправленная антенна. Поймал мой криво-косо прокинутый через усилитель соматический поток, задумался и скинул мне крайне озадаченный ответ: «Очень странно! Терпи, сейчас буду!»
Собрав по всей комнате одеяла и пледы, я закуклилась в них с головой и провалилась в странное мутное забытье, настолько глубокое, что я даже не поняла, когда примчался Кузнецов. Просто я вдруг уловила тихое свиристение за дверью и учуяла близкое присутствие Доктора, потом его уверенные руки размотали одеяла и вытащили меня наружу, и сквозь туманную бредовую пелену я увидела его напряженный, обеспокоенный взгляд.
Ну, дела, - выдал Доктор, и я почувствовала приятно-прохладное прикосновение его ладони к моему потному лбу. – Это невозможно, но то, что я вижу, ничем другим быть не может… Шторм! Мне нужно кое-что проверить. Заранее прости!
С этими словами он пребольно стукнул меня костяшкой указательного пальца в левую подключичную впадину и ущипнул за основание шеи где-то сзади. От боли я подпрыгнула чуть ли не до потолка, но лихорадка резко уменьшилась, туман перед глазами начал рассеиваться, и я увидела, что Кузнецов смотрит на меня с выражением крайнего удивления, аж рот открыл – как будто я на его глазах стала фиолетовой в крапинку.
Ага, - пробормотал он себе под нос. – Не надо было мне уроки первой помощи прогуливать. Придется вскрывать каналы… Я как знал, захватил с собой… Так, а где?!
Кузнецов принялся шарить по карманам разгрузки и из пятого или шестого по счету вытащил металлическую коробку вроде тех, в каких поставляется прецизионный инструмент, с хитрым узором из кружков и линий, выгравированным на крышке. Он водрузил ее на прикроватную тумбочку, раскрыл как книжку – внутри оказался компактный прибор, похожий на портативный аппарат ЭКГ с маленьким дисплеем, кучей индикаторов, кнопочек и переключателей, и гелевая подушка, в которой торчало не меньше сотни длинных блестящих игл.
Готово, - сообщил он, вытащил из кармана свиристелку, поколдовал с ней и направил светящийся наконечник на меня, медленно ведя его сверху – вниз. - Если я все правильно понимаю, а я уверен, что правильно, эта штука тебя быстро приведет в порядок. Открой спину и наклонись вперед.
Что? – жалобно спросила я. – Это что за штука? Ты будешь лечить меня от гриппа физиотерапией?
Это не грипп, - уверенно заявил Кузнецов, – а более опасное для тебя состояние. Я тебе что сказал? Открой спину, наклонись вперед и постарайся расслабиться. Давай помогу.
Пока я хлопала на него глазами от удивления, он вздохнул, вытряхнул меня из халатика, усадил на койку и пристально оглядел с головы до ног, что-то напряженно вспоминая и шевеля губами, как троечник на экзамене, судорожно вспоминающий еле вызубренный билет. Затем он вытащил из подушки пучок игл, подмигнул мне и принялся за дело.
Каждую иглу Доктор вкручивал чуть ли не с микронной точностью – над бровями, в виски, в мочки ушей, в затылок, по спине вдоль позвоночника, очень внимательно приглядываясь ко мне, иногда проверяя себя своей свиристелкой и придерживая меня за плечо свободной рукой, чтобы я не упала – в моем мутном состоянии я была как тряпичная кукла. Закончив со спиной, он пересадил меня так, чтобы я чуть откинулась назад, поставил по паре игл в подключичные впадины и собрался двинуться ниже, но тут я совсем застеснялась его и завозилась, пытаясь хоть как-то укрыться одеялом ниже талии.
Шторм, пожалуйста, сиди тихо! – шикнул он и слегка шлепнул меня по руке. – Имей в виду, я твои каналы и так еле вижу, а ты еще ерзаешь. Прекрати! Когда тебя шили, - он провел пальцем по старому шраму на животе, памяти об одной неудачной школьной авантюре, - ты тоже ерзала, да?
А меня не шили, - удивленно ответила я. – Это еще со школы, лазила с ребятами по старой шахте, споткнулась и шлепнулась на какую-то железяку. Ну, ребята мне помогли дойти до лагеря, там я дырку промыла и залепила пластырем, наутро уже ничего не болело. Вот и все.
Грязную полостную рану – пластырем? – недоверчиво выдал Кузнецов, нацелив на шрам свиристелку. – При этом ни кровопотери, ни сепсиса – просто встала и пошла? Блестяще!
Я не вру, - буркнула я в ответ, – железяка была острая, но короткая. На вид было стремно, но так-то ничего страшного. У меня мама была вертолетчица МЧС, мы с ней часто с бригадами скорой летали. Я кровь давящей повязкой остановила, как они учили, а потом уже перевязка.
Верю, верю, - Кузнецов натянул одеяло мне на колени и подхватил очередной пучок игл. – Вот так нормально? Больше не будешь мне мешать? Все, сиди смирно.
Если бы мне не было так плохо, я бы сгорела со стыда, пока Кузнецов вкручивал тонкие сверкающие иглы мне вдоль грудной кости и вокруг солнечного сплетения, следуя известным только ему линиям – видимо, тем самым пресловутым каналам. Затем он быстро переключился на колени и пятки, добавил по паре игл в локтевые сгибы и основания больших пальцев на руках и внимательно оглядел свою работу.
Хорошо, - тихо сказал он. – Вроде все узлы учел, ничего не забыл. Так, Шторм, приготовься. Сейчас будет очень больно!
Он чуть наклонил мою голову вниз и, кажется, ткнул меня костяшкой указательного пальца в затылок, в точку ровно между двумя иголками. В этот раз боль была такая, что у меня перед глазами что-то сверкнуло, брызнули слезы и перехватило дыхание. Кажется, я отключилась, а когда пришла в себя, оказалось, что игл во мне нет, я лежу в постели, тщательно укрытая одеялом чуть ли не по уши, а Кузнецов сидит на койке рядом со мной и внимательно наблюдает за происходящим на экране своего прибора. Учуяв, что я очнулась, он захлопнул крышку устройства, спрятал его в карман и погладил меня по лбу. Удивительно, теперь его ладонь показалась мне намного теплее, меня больше не трясло, и чувствовала я себя куда лучше. Да что там говорить, просто прекрасно – хоть сейчас в небо, в любую зарубу, или на хороший опен-эйр, рейвить до утра.
