Кажется, с этими мыслями я и заснула в теплой компании кота, поющего мне колыбельную, и проснулась по сигналу внутреннего будильника. Пора на тренировку, нехорошо заставлять сэнсея ждать. Наскоро умываюсь, так не хочется перебивать его вкус зубной пастой. Отставить доги, влезаю в наряд для силовых тренировок: леггинсы-топ-кроссовки, хватаю бокэн, выбегаю на улицу. Странно, утренний холод чувствуется не так остро, как вчера. Кажется, во мне еще не погасло вчерашнее пламя.
…И сразу же понимаю: что-то не так. Бегу на нашу тренировочную площадку, лужайку у самого края леса, с засохшей толстой и корявой березой на краю – мы еще в первый день в Тихоново сделали из дерева макивару. И сейчас я отчетливо слышу, что березе достается по полной программе.
Подбегаю ближе – так и есть, на полянке бушует маленький, ростом где-то метр восемьдесят пять, но неистовый смерч. Доктор отрабатывает на нашей макиваре всю свою ударную технику разом, причем в таком бешеном, совершенно нечеловеческом темпе, что глаза с трудом успевают отслеживать удары: кулаком, тэгатаной, локтем, рукой-копьем, ногой, коленом, с любой дистанции, одиночными и сериями, аж щепки летят.Бедное дерево даже не вздрагивает, а непрерывно трясется. Он в одних штанах от кейкоги и босиком, взъерошенный, и мне на миг чудится фиолетовый отблеск в его глазах. Наконец Доктор с коротким боевым вскриком отвешивает березе роскошный, очень высокий тоби ура маваши гери, которым можно свалить и слона, резко поворачивается ко мне, яростно отбрасывает пятерней мокрые волосы со лба.
Ну и вид у него! Раскраснелся, костяшки сбиты чуть ли не в кровь, мышцы так и гуляют под кожей, грудь ходит ходуном от тяжелого дыхания, ноздри раздуваются, а глаза… если превратить всю горящую в них боль и ярость в напалм, то хватило бы сжечь и Луну.
Доктор?! – я бросаю бокэн, бегу к Кузнецову, мне кажется, что, если я немедленно не обниму его, он просто взорвется. – Что с тобой? Что случилось?! Это из-за меня, да?
Он резко выдыхает и неловко обнимает меня в ответ.
А-александра, - он отвечает мне вслух, и его голос дрожит. – Прости. Прости дурака. Я не понял сразу… но сейчас… Ох, проклятье!
Осторожно, точно боясь спугнуть, он гладит меня по щеке и пытается улыбнуться. Я смотрю ему в глаза, не в силах ни моргнуть, ни отвести взгляда, только чувствую, как слезы вновь начинают катиться из глаз и повисают на ресницах, затуманивая поле зрения. Наплевать – набравшись храбрости, я опускаю блоки и подсвечиваю Доктору кусочек моей памяти, воспоминания об Игоре и о моем первом и последнем романе, бесславно закончившемся в туалете пентхауса пятизвездочной «Пальмиры». Ощущения – как в прорубь с головой, но Доктор касается моего виска и выдергивает меня из ледяной бездны мрака мощным ментальным толчком. Я судорожно хватаюсь за его плечи и пытаюсь проморгаться, а Кузнецов стирает горькие капли с моих щек тыльной стороной ладони.
Теперь я вижу, - тихо говорит он. – Когда это произошло, ты еще не знала, что ты другая… Это не ненормальность, скорее всего, так проявляется твое отличие от обычных людей. Тебе нужен телепатический контакт... как и мне. Помнишь, как мы почувствовали друг друга?
О, я помню. Никогда не забуду этот волшебный миг, когда волна его ощущений прокатилась сквозь меня, подхватила и понесла ввысь, точно параплан в мощном восходящем потоке – и я чувствовала, что он тоже взлетает вместе со мной. Это было так удивительно, так необыкновенно – просто-таки нечеловечески приятно… Может, так и должна происходить любовь у «иных»?
Как-то так, - Доктор отвечает мне почему-то вслух, но я снова чувствую, как мы попадаем в резонанс, и сквозь меня катится поток его чувств - жгучая волна, где смешались боль, тревога, надежда и пронзительная горько-сладкая нежность. - Если считаешь нужным, мы можем забыть вчерашнее и больше не вспоминать. Может быть, ты и права. Но я вижу, твоя… ммм... ситуация вовсе не безнадежная. Решение есть, я могу его найти - если ты хочешь, конечно.
Кузнецов пристально смотрит мне в глаза, и в мою больную от недосыпа голову приходит очень странная мысль - он что, имеет в виду, что девушкам-«иным» нужно что-то вроде старого японского обряда мидзуаге, только в ментальной сфере? Я невольно представляю себя в парадном длинном кимоно, почему-то светло-оранжевом, с серебристо-зеленым поясом и широким красным воротником - эри, расшитым серебряными и золотыми нитями, в боевой раскраске майко, с высокой прической с четырьмя шпильками - и невольно хихикаю: ой, да какая из меня ученица гейши! Рисовать могу только эпюры, к музыке неспособна - медведь оба уха отдавил… Зато могу шпилькой в глаз, если что, а ещё заваривать чай, прецизионно разливать спиртное и травить байки из веселого военлетского быта. Ой, не могу!
А что, если… - отвечаю я ему, проглотив невольный смешок, - если мы сделаем так. Давай попробуем забыть о том, что я вчера наворотила, а там будет видно? А пока давай постараемся… не мотать друг другу нервы и не вспоминать? Скоро вылетать в Хабару, а там и учения – хрен его знает, как карта ляжет… А как отстреляемся, если позволят обстоятельства, и никто из нас не перегорит…
«...а главное - если вернемся», - добавляю про себя и тут же отгоняю прочь неприятную мысль - боюсь накаркать. У меня нехорошее предчувствие, что я опять где-то по-крупному лоханусь, и мне это совсем не нравится. И Кузнецову, кажется, тоже...
Договорились! – перебивает меня Доктор, кинув на меня острый взгляд. – Но при одном условии.
Да? – я шмыгаю носом. – И каком же?
Ну… чтобы было, что вспомнить...
Он прижимает меня к себе так сильно, что я не могу дышать, а потом долго и жадно целует, отнимая остатки воздуха - и отстраняется. Ярость угасла, боль спряталась, нить эмпатии пульсирует решимостью и азартом. У него даже получается улыбнуться моей любимой искристой улыбкой, и я улыбаюсь в ответ:
Пока ты не доломал макивару, может, поработаем над ударной техникой?
Он лукаво смотрит на меня, подняв бровь:
Тренировка, завтрак – и в небо! Алонси, Шторм!
Примечания автора
КВС – капитан воздушного судна.
«Гольфстрим» - популярная модель бизнес-джета.
НОАК – Народно-освободительная Армия Китая.
cigaretteboat - небольшой быстроходный катер с длинной узкой платформой и глиссирующим корпусом. Отличаются высокой мореходностью и способностью развивать высокие скорости: 150 км/ч в спокойном море, 90 км/ч при волнении. Энерговооруженность – обычно свыше 1000 лошадиных сил.
Путь Тантры (алмазная колесница) - составная часть школ Ваджраяны, связанная с практикой пограничных состояний, просветлённых состояний, смерти и промежуточных состояний между смертью и следующим рождением. Тантра понимается как практика быстрейшего достижения состояния Будды. Как эзотерическая традиция, тантра предполагала достижение трансперсональных состояний (слияния с мировым духом) посредством максимально полного, тотального проживания всех жизненных искусов. Особое внимание в тантре уделялось сексуальным практикам, которые, однако, не были самоцелью, а были лишь способом достижения парой или одним из партнеров экстатических состояний, носящих, по мнению последователей тантры, космический характер.
Мидзуагэ — церемония, отмечающая взросление и повышение статуса начинающей гейши (майко) и переход ее в статус собственно гейши. Майко пять раз меняет свою прическу, символизирующую каждый шаг, ведущий к становлению гейшей. На церемонии мизуагэ пучок волос на макушке символически стригут, чтобы более взрослой прической обозначить переход от девочки к молодой женщине. После обряда мизуагэ следующий важный поворот в жизни майко — это церемония эрикае, или «превращение воротника». Это происходит, когда майкоменяет красный вышитый воротник «ребенка» на белый воротник взрослой гейши. Как правило, все случается приблизительно в двадцатилетнем возрасте. Это обряд взросления и к продаже девственности отношения не имеет.
