…чтобы наши демоны сбежали. Но от этого они не убегут, да? И ты тоже ждешь того, кто их прогонит?

Не то, чтобы жду, - я улыбаюсь ей, а давнишнее предчувствие грозного будущего накатывает снова и ощущается как неизбежность. - Просто, когда сражаешься с демонами, нужно, чтобы кто-то прикрывал тебе спину, понимаешь?

Шторм отвечает мне робкой улыбкой, а на краю потока я ловлю сквозь ее ослабленные ментальные щиты (от волнения или нарочно?) нечеткое, неясное, блокируемое, но пронзительно-искреннее: «Ты сказал – мы друг друга понимаем. Чего же ты ждешь, Доктор? Чего боишься? Только скажи, намекни мне, хоть как-то дай знать – мы могли бы прогнать демонов друг для друга».

Шнурок наушников коротковат, из-за этого мы очень-очень близко, почти щека к щеке, ее дыхание щекочет мне шею. Невольно отмечаю – она даже пахнет сейчас по-другому. Определенно, вслед за нервной системой начала меняться и ее биохимия, и это целиком и полностью результат моего влияния. И в мою дурную голову приходит неожиданная мысль – а не подтолкнуть ли трансформу? Учитывая цепочку ассоциаций, которую я нечаянно поймал с ее зрительным потоком, Шторм против не будет. Рискну, оно того стоит, рисковать всем и сразу — это особенное чувство.

Осторожно поворачиваюсь, приподнимаюсь на локте – теперь мы глаза в глаза. Взгляд ее грустный и теплый – не то огонь костра играет в зрачках, не то ее собственное внутреннее пламя. Слегка касаюсь пальцами ее щеки, отодвигая в сторону шнурок наушников, так можно будет прочесть реакцию и, если что, отыграть назад. Но Шторм с легкой улыбкой тянется мне навстречу, почему-то мне становится жарко, и не костер в этом виноват – я чувствую мгновенные перемены в ее энергетике. Удивительные, необыкновенные, невероятные перемены – точно знакомая тень на миг показалась и поманила меня за собой.

«Александра… я, наверно, не должен, но я очень хочу сделать то, что я сейчас сделаю».

Она ответила мне даже не оформленной мыслью, а просто мощным импульсом тепла, ударившим по моей энергетике. И тогда я ее поцеловал - нахально и уверенно, как будто Шторм всегда была моей.

Всемогущее Время, такой реакции я от себя не ожидал – когда наши губы соприкасаются, это как короткое замыкание, как вспышка плазменного шнура при пробое мегавольтным напряжением. Блокировки и запреты в моем мозгу, когда-то надежно отстроенные, рушатся с оглушающим грохотом от переполнения сенсорного потока. Что такое? Некоторых женщин этой расы целовать было приятно, но не настолько, чтобы мое подсознание вдруг активировало соматику, да так резко, что кружится голова, вскрываются запечатанные моей волей энергетические каналы и от этого даже больно – но это такая долгожданная, такая сладкая боль… Мне уже не жарко – я весь горю, я точно в бреду и уже не удивляюсь тому, что мгновенно промелькнувшая тень снова манит меня за собой в распахнувшуюся до края мира огнистую бездну, а покалывание в затылке сообщает о том, что нужно прыгать за ней.

Шторм тянется ко мне, ее пальцы скользят по моей щеке, вниз по шее, касаются ключицы, задерживаются на груди, и происходит новое чудо – слияние наших эмпатических и сенсорных потоков. Опять работа моего подсознания, но дело не в нем, просто ни одна человеческая женщина из тех, с кем у меня был хоть какой-то намек на интим, на такое попросту неспособна. Очень немногие представительницы телепатически одаренных рас смогли бы поймать нужный для этого паттерн, а повторить его, наверно, не сумела бы ни одна из них, и поэтому с ними все реакции мне приходилось отрабатывать на сознательном уровне. А сейчас все происходит практически инстинктивно, мощь потоков Шторм такова, что в них можно расплавиться, сгореть или утонуть - и я понимаю, что отпустить эту девочку и уйти, не оглядываясь, будет выше моих сил. Напротив – я обнимаю ее за плечи и крепко-накрепко притягиваю к себе, ощущая, как она дрожит, прижимаясь ко мне в ответ, как сходит с ума ее пульс, как она горит вместе со мной.

Что, идиот, доигрался? Хотел просто подкинуть Шторм свою генетическую информацию самым простым способом, а что получил? А то и получил, что хотел, чего ждал, о чем люто скучал, чего был лишен очень, очень, даже слишком долго, аж одичал и зарос колючками. Не помню за собой такого, хоть и был любим, и любил сам. Что происходит? Я настолько сдурел от одиночества – или снова влюбился? О нет, только не это – продукт генной инженерии или нет, она человек, ее жизнь слишком коротка и хрупка. Если эта девочка и будет со мной, я все равно рано или поздно ее потеряю – невероятную, блестящую, понимающую меня с полувзгляда, и это будет невыносимо больно, настолько, что я не знаю, что могу натворить. Но куда деть это ощущение неизбежности, замыкания круга, схождения нитей Паутины Времени – неужели я должен пройти через это, окунуться в горнило боли снова? Ох, проклятье! Это нечестно!

Александра отстраняется от меня – медленно и неохотно. Кажется, ей просто понадобился воздух, но тут я ловлю ее ошеломленный, растерянный взгляд. Она снова гладит меня по щеке, опускает руку и мотает головой.

Д-ди… Доктор, - она с трудом выговаривает слова, язык ее не слушается, и она судорожно стискивает кулаки. – П-прости меня… нам не надо… правда, не стоит…

Что? – выпаливаю я, вне себя от удивления. – Почему? Я сделал что-то не так? Или просто не нравлюсь?

Нет, нет, что ты, - она испуганно смотрит мне в глаза и тяжело сглатывает, сражаясь с подступившими к горлу рыданиями. – Ты мне очень нравишься… Очень-очень, правда… Дело во мне, понимаешь?.. Я ненормальная, я тебя разочарую... сделаю тебе больно. Я… я не хочу тебя мучить. Прости...

Слезы потекли у нее из глаз неудержимым потоком, она вскочила, шмыгнула носом и умчалась к себе – я слышал ее спотыкающиеся шаги по тропинке, а затем – как хлопнула дверь бытовки. Дурак я, дурак, что я наделал? Я уселся на коврике по-турецки и схватился за голову, тупо глядя в огонь.

Мрр, - услышал я, и что-то мягкое и пушистое дотронулось до моей ноги. Я повернул голову – мой приятель-котяра незаметно подкрался, потерся об коленку усами, уперся в нее передними лапами и запел свою песенку, переминаясь, озабоченно приглядываясь и принюхиваясь. Что я ему, заболевший котенок? Хотя коты наделены даром чувствовать боль и у существ других видов, и я, видимо, не исключение.

Что скажешь, Владимир Владимирович? – спросил я и почесал кота между ушей, а он лизнул мне руку. - Пришел меня утешить, друг? Или что посоветуешь? Хорошо тебе, с кошками все понятнее. А я вот ничего не понимаю.

Мнэээ, - тянет кот, и я понимаю, что он хочет сказать. Шторм не солгала, признавшись, что я ей нравлюсь, я сам это в полной мере почувствовал. В чем же тогда причина, почему она считает, что нам не стоит и пробовать? Что это значит – «я ненормальная, я тебя разочарую, я не хочу тебя мучить»? Может быть, я все же смогу все исправить? Но надо ли исправлять?

Мряу, - не соглашается со мной Владимир Владимирович, смотрит на меня в упор и нервно облизывается. Нельзя мне сейчас думать только о себе – этой чудесной, невероятной девочке сейчас намного больнее. Исправлять надо, хотя бы ради нее, надо хоть как-то снять боль, которая сейчас наверняка выжимает из нее все душевные силы и рвет сердце на куски. Но если я пойду к ней сейчас, я сделаю только хуже.

Окажи мне услугу, друг, - прошу я кота, глядя в его расширенные светящиеся зрачки. – Иди к ней, постарайся ее успокоить. Вы, мурлыки, хорошо это умеете. Ладно?

Урру, - утвердительно отвечает Владимир Владимирович, лижет меня в нос и стремительно исчезает в кустах. Я слышу, как он шуршит в траве, а потом скребется в дверь бытовки Шторм. Говорят, девочки любят котиков… Может, ему удастся то, что совершенно точно не получится у меня.

А мне надо как следует подумать – видимо, я только что создал себе нерешаемую проблему.

Минус двести тридцать семь часов

Александра