А он, хоть и экстрасенс-небожитель, отреагировал на ленкины авансы самым типичным образом: засиял и распушил хвост, как кот, которого похвалили, погладили и угостили печенкой.

Тоже интересуетесь историей? – осведомился он и снова заулыбался. – Замечательно! Много читаете?

Еще бы! - соврала Леночка, не моргнув глазом, но я-то видела, что историю Елены Прекрасной она знает исключительно по сериалу о троянской войне с Иваном Казанским в главной роли, и то исключительно из-за того, что ее по этому Казанскому до последнего времени плющило и таращило. Вот и хорошо, подумала я, сейчас наш телепат тоже вычислит врушку, пошлет ее в огород ловить бабочек, и мы спокойно закончим тренировку. Однако он и ухом не повел, а Ленка, оценив его реакцию как сугубо положительную, принялась развивать наступление.

Дмитрий Васильевич, - она опять захлопала ресницами и пододвинулась к нему поближе, - не хотите на мой садик взглянуть? Тут недалеко, вон за первым складским корпусом…

Запертый сад, заключенный колодезь, запечатанный источник, - выдал Кузнецов цитату из «Песни Песней», хитро поглядывая на Ленку, и я чуть не залилась краской от такой откровенности. Но для этой дурищи намек оказался слишком тонким – она глупо захихикала в ответ и поскакала за своей кошелкой, а я почувствовала лютое, почти непреодолимое желание взять рыжую дуру на санкё и подержать, пока всякие мысли о тактико-технических характеристиках того, что у Кузнецова в штанах, не вылетят из ее головы. Кажется, я опять поперхнулась, и не знаю, чем это кончилось бы, если бы валявшийся в траве планшет Доктора не заверещал благим матом экстренного сообщения. Раньше я ненавидела этот звук – будто коту хвост отдавили, но сейчас я была благодарна программистам Чебвычтеха, выбравшим настолько мерзкий звук. Кузнецов сорвался с места как укушенный, схватил планшет, прочитал сообщение и развернулся ко мне.

Это Филин, - сообщил он, запихивая планшет обратно в чехол. - Я в штаб. Шторм, занесешь мой шмот в бытовку? Собирайся – и в ангар, скоро буду!

Он унесся в сторону штаба в чем был, даже не накинув куртку и босиком – только пятки засверкали. Видимо, что-то и вправду очень срочное и очень важное. Леночка же ни с того ни с сего схватилась за голову, покосилась на меня и в темпе отбыла на свое рабочее место. А мне вдруг ириска встала поперек горла, я закашлялась, и Серый хлопнул меня по спине.

С-спасибо, - еле выдавила я. – Воды нет?

Есть, - Серый скрутил крышку у литрушки минералки и протянул мне. Я жадно присосалась к бутылке, а он ухмыльнулся.

Оттаяла Снежная королева, - заявил он в ответ на мой недоумевающий взгляд. – А чего ты хотела? Хоть ты нам и свой парень, а все равно девушка. Не грузись, Ленка тебе не конкурент, Кузнецов в ППЖ не заинтересован!

И прежде, чем я успела у него поинтересоваться, почему он так в этом уверен, Серый подхватился, кивнул Женьку - мол, погнали - и проворно смотался. Я собрала наше барахло, раскиданное по травке, и направилась в бытовку переодеваться. По дороге я прокачала ситуацию по науке Фаины Марковны - и немало удивилась результату. Во-первых, кажется, я нечаянно сделала Ленке что-то вроде телепатического атеми – судя по тому, как она морщилась, уходя, это было довольно неприятно. А во-вторых, я это сделала не просто так, а из ревности.

Я ревную Кузнецова к Ленке? Своего сэнсея и командира – к этой рыжей дурехе? Какого черта? Еще и Серый со своим «оттаяла Снежная королева»... Что со мной происходит? Мне неприятно смотреть, как мой наставник-«иной», куда более сильный, чем я, разменивается на заигрывания обычной земной девицы – или я просто в него влюбляюсь? Я ровным счетом ничего не понимаю.

Как бы оно там ни было, но с тех пор Ленка на наши тренировки больше не приходила, а Женёк и Серый нас с Доктором стали откровенно побаиваться и слушаться беспрекословно, что в условиях нехватки рабочих рук было весьма кстати. Отправляя нас в Тихоново, Филин с Палычем почему-то решили, что двух технарей нам будет вполне достаточно, и конечно же облажались. Хотя кто же знал, что к нам на базу нагрянут киборги ххазр и все-таки успеют попортить механику наших птичек? Крышу нам бойцы Филина, конечно, залатали, выставили усиленное охранение и патрули на запретке, ОКУ прислало дополнительные расчеты РЭБ, вооруженные до зубов, но с повреждениями машин надо было что-то делать, и притом очень быстро, а прибытие усиления для технарей ожидалось только через четыре дня, по окончании проверки ОКУ по каждому направляемому нам персонажу. И черта с два мы успели бы до учений привести машины в порядок, если бы Доктор не пристроил к работе всех, включая меня и прапорщика Ханкишиева из АХЧ, и не вкалывал бы за десятерых сам. Очень быстро выяснилось, что он не только пилот, но и инженер от бога – мне иной раз казалось, что техника просто боится с ним связываться. Сегодня он затеял тотальную проверку всей механизации оперения и, конечно, по уши перепачкался в графитной смазке, потому и самый чумазый из всей троицы, прямо верховный вождь маслопузов. Вылез из-под машины, вытер руки тряпкой, изогнулся в попытке понять, где в его комбезе застрял пресловутый шестигранник, и вполголоса выругался.

Женек вылез из кабины на крыло, перебрался на платформу ремонтного подъемника и спрыгнул вниз:

Давай достану.

Доктор косо глянул на него, задрав левую бровь.

Руки прочь! – заявил он. – Сделаем по-другому.

Встал на руки, прогнулся, пару раз подпрыгнул – шестигранник выскользнул из-за ворота комбеза и звонко брякнул об пол.

Мольто бене! – он встал на ноги через «мостик», выпрямился и потянулся, как кот. – А что там с обедом?

Ну еще бы его не волновал обед, ведь он и не завтракал, причем, насколько я помню, со вчерашнего дня. Как он умудряется не спавши, не жравши неделями выдерживать предельный режим? Опять просидел в штабе всю ночь, с утра мы с ним валяли друг друга по травке, отрабатывая техники каэси вадза, потом в телепатической связке тестировали управление маршевыми моторами, по результатам проверки он заявил, что настройки магнитных ловушек надо переделать, а механизации оперения сделать ревизию, и засел за расчеты, а ребята пошли разбирать машины, чтоб добраться до приводов рулевых моторов. Тогда я, поняв, что тушенка с макаронами и прочая котловая еда на двадцатый день в Тихоново нам всем уже в горло не лезет, а жрать-то хочется, взяла Ханкишиева с его «тигром», отпросилась у коменданта, радикально ужесточившего нам режим после мушиного налета, и отправилась в райцентр на базар. Результатом нашего похода явился казан жареной шурпы на бараньих ребрышках, за которым наш храбрый прапорщик сейчас бдительно присматривал с помощью Владимира Владимировича. Как минимум, должен был.

Обедать мы уселись на той самой обустроенной полянке вокруг костра, на котором лениво побулькивал казан – Ханкишиев сварил треногу для котла, приволок ящики из-под ФАБов (где только нарыл!) и где-то спер старое сиденье от вертолета, которое Доктор сразу же и оккупировал, при этом технично стащив с импровизированного кухонного стола (те же ящики под клеенкой) ложку, острый перчик и лепешку. Я налила полный котелок шурпы, кинула туда зелени и подала ему с шуточным полупоклоном:

Угощайтесь, товарищ генерал-майор.

Товарищ генерал-майор, рассевшийся в вертолетном кресле, на генерал-майора, между тем, был совсем непохож – скорее, на аспиранта-физтеха на шабашке. Перед обедом этот чистюля все-таки сбегал в душ, после помывки надел свой рабочий комбез наполовину, завязав рукава вокруг талии, а арафатку набросил на плечи – его, светлокожего, солнце не щадило, еще в первый день в Тихоново обожгло докрасна везде, где дотянулось, а в качестве компенсации щедро отсыпало веснушек. Он подался вперед, принюхался, ухватил котелок поудобнее и набросился на еду как серый волк. То ли совсем оголодал, то ли я этой шурпой ему необыкновенно угодила.

Неожиданно для себя я обнаружила, что мне нравится на него смотреть. Нравится его худое выразительное лицо, его яркие карие глаза под длинными, как у девчонки, ресницами, его улыбка-искорка, особенно когда левый уголок рта поднимается чуть выше правого, что придает ей просто магическое очарование. Нравится, как буйно торчащая вверх челка подчеркивает его точеный профиль.Нравится, как он поднимает бровь, когда сталкивается с чем-то интересным или, наоборот, неприятным, как прорезается ямочка на его щеке, когда ему весело или, напротив, что-то злит.  Нравится, как под гладкой кожей просматривается рельеф его отлично проработанной мускулатуры - кто другой бы сказал, что по нему можно анатомию изучать, а по мне такому бойцу, как он, пересушенность в самую масть: ничего лишнего, это мощь сверхманевренного истребителя, а не тяжёлого танка. А какие у него руки - изящные, ловкие, но очень сильные, способные и на сверхточную работу, и на смертельный удар, и, наверно, на самое нежное прикосновение… Милосердная Каннон, да почему это меня так волнует, в конце-то концов? То, что он два раза приводил меня в чувство, дал поспать у себя на плече, проводил до общаги и выбрал себе бытовку по соседству с моей, еще ничего не значит. Или? Разве не летали между нами искры, когда он поймал меня на лесенке у самолета, когда тем же вечером задержал мою руку в своей, прощаясь у дверей моей норки, или когда мы, сломав бокэны, врезались друг в дружку на рандори? Разве сейчас не обжигает нас обоих практически каждое прикосновение? Разве не теплеет, не смягчается его жесткий пронзительный взгляд, встречаясь с моим, разве не увеличивается вдвое его обычная разговорчивость, маскируя неловкость, когда мы остаемся с глазу на глаз, разве не пытается он сам все чаще создавать такие моменты? А как он распереживался после сшибки с киборгами, как отшвырнул меня с линии огня, а потом помогал мне встать на ноги и расспрашивал, не ушиблась ли я… Это я-то, которую он на тренировках не задумываясь отправляет в самые головоломные полеты! Ой, а как он краснел и стеснялся, когда позавчера вечером он в своем обычном хардкорном темпе ворвался в душевую, раздеваясь на бегу, и нечаянно (а нечаянно ли?) налетел там на меня, свежевымытую и в одном полотенце…