Утром вновь рука тянется за дозой кокаина. Это пьяный флирт еще сонного торса с порошком, пока белый дурман не растекается по всем жилам тела, сковывая конечности в нервную дрожь. Потом бензольное кольцо все плотнее сжимает виски, открывая очередную порцию философских рассуждений, и сытая наркотическая улыбка змеится перед зеркалом.
Череда будничной офисной круговерти закрутила меня и Андрея в последующую неделю. Да так сильно, что мы едва успевали по утрам перекинуться парой фраз. Я делал вид, что усиленно работаю, только чтобы исключить возможные неудобные вопросы с его стороны в любую свободную минуту. Я даже освободил Эллочку от обязанностей отсасывать мне каждое утро, но она все равно покачивала при виде меня бедрами и призывно посматривала в район паха. Каждый день автопилот вел по светофорам до работы, где мраморным снегом была усыпана тропинка к двери офиса. Внутри меня был адский смрад пустоты, но мысли о пионе и о поцелуе с его обладательницей не исчезали. Трансовая музыка, которая иногда все-таки проливалась дождем в офисную засуху, только усугубляла мой мираж фантазий под властью кайфа относительно этого цветка и того плотского притяжения, возникшего между нами.
– Ммм… Беда, беда… – сказал я вслух, как оказалось.
– Какая беда, Рустем? – переспросил Андрей, незаметно вошедший в мой кабинет.
– Есть хочу!
– Ох! Е-мое! Разве это беда? Мама как раз передала целую гору блинов. В очередной раз. В отдельной баночке даже мед. Хочешь?
– Я есть хочу, а не блинов.
– Ну можно тогда поехать куда-то покушать.
– Разве? Ты так ударился в работу, что я и пикнуть боюсь.
– Смешно.
– Даже анекдоты куда-то пропали. Пугающе…
– Как-то не до того. Так что?
– Поехали.
– Надеюсь, что не в тот самый ресторан…
– Хы… – я сделал вид, что задумался. – Хорошее место. Что тебе не нравится?
– Мне… Да все мне нравится, но как-то можно проявить разнообразие в выборе места. Не считаешь?
– Ты стал редким занудой. Андрон, у меня ощущение, что ты брюзжишь как-то по-стариковски.
– Да ладно? Просто, мне кажется, что дело не в меню этого ресторана, а в особенном к тебе отношении.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, допустим, то, что официанты знают твои предпочтения в пище. Да и счет мы в который раз там не оплачиваем. В чем фишка?
– Расслабься и просто получай удовольствие.
– Мне сложно расслабиться, когда я не понимаю за чей счет я обедаю.
– Ну и зря, – подмигнул я, наспех одеваясь.
Уже в ресторане Андрей начал какой-то странный диалог на серьезные темы. Выглядело это совершенно на него непохожим. Сначала он много раз повторил одну и ту же фразу о запахе, который ему постоянно мерещится. Я на это лишь улыбнулся, восхитившись его обонянию. Но он, кажется, даже осмелился обидеться, подумав, что я смеюсь над ним. Он снова повторил, что не шутит, ведь запах просто сводит его с ума. Он тер с силой нос и, как обычно, почесывал левое ухо. Ароматное наваждение, определенно, его раздражало.
– Как ты думаешь, Рустем, кто такие близкие?
– Близкие? Что ты имеешь в виду?
– Близкий человек…
– Ну близкие – это не те, в ком течет твоя кровь, я так думаю. А те, кто рядом. Как расшифровка слова: близость нахождения.
– Ты серьезно так думаешь? Или просто говоришь от незнания? Ведь родни у тебя нет, по факту. Как тебе понять это…
– Я умею размышлять.
– Это не то, – он швырнул вилку из рук и поставил локти на стол, подперев голову. – На самом деле, Рустем, так бывает не всегда и не для всех. Но, наверное, я позицию твою разделяю.
– Что случилось? – меня настораживало такое поведение друга.
– Не знаю. Кризис среднего возраста!
– Уже? А не рановато?
– А что нужно обязательно ждать тридцать три года, чтобы он бахнул по голове?
– Ты злишься или мне кажется?
– Много вопросов! Лучше бы ты с такой словоохотой сам мне рассказал о близости. Раз ты такого мнения.
– Я так и думал, что ты сумеешь испортить аппетит.
– Тебе портят аппетит близкие люди?
– Нет. Не думаю, но меня раздражает незнание происходящего!
– Как и меня, Рустем! Просто убивает! – пронзительные голубые глаза впились в мою физиономию. – Ладно, – он продолжил, сбавив тон. – Я не по твою душу. С тобой давно все ясно. Ты закрытый. Свою душу никому не расскажешь. Тут хоть кем будь – близким или далеким.
– Просто не было подходящего момента…
– Пусть так. Для тебя близость – это секс с женщиной. Ведь так? Только ей ты можешь открыться. Правда, телом. Но и то… Хоть что-то.
– Что случилось?
– Мне иногда хочется пойти к психологу.
– Зачем это?
– Уф, запах подснежников. Снова он. Я его ощущаю!
– Подснежников? А ты знаешь, как они пахнут?
– В том то все и дело, что нет! Но уверен, что именно ими.
– Бывает… – я с сочувствием, но с улыбкой на губах, констатировал его проблемы. – Так зачем к психологу? Поговорить о запахе?
– Просто поговорить.
– Ну, о чем же?
– Не знай! Сейчас модно это – говорить по душам с левым человеком. Интересно, каково это? Ты только представь, сидишь в кресле и несешь всякую ерунду. И он обязан тебя слушать, потому что ты платишь деньги. Посоветует что-то. Как ты думаешь, почему люди ходят к психологам? Неужели им не с кем поговорить по душам? – его глаза пытающе всматривались, но я на это мог лишь пожать плечами. – Он бы спрашивал про родню и с некоторой отстраненностью и про секс. Ты только представь, рассказать о себе все незнакомому человеку. Неужели это кому-то нужно?
– Что случилось?
– Да что ты заладил? Я просто не умею общаться с девушками. Я сделал вчера такой вывод.
– Интересно…
– Да ничего интересного. Ссоры, непонимания. Подумывал обратиться к специалисту. Пусть научат. Вот ты… Ты же пользуешься спросом у девушек. В чем секрет? Неужели только в том, что тебе на них пофиг? Использовать по назначению и выбросить?
– А если мое желание вечного секса с новой девушкой связано с тем, что я что-то ищу? Что-то определенное…
– Что же? Что ты можешь увидеть в женщине, занявшись с ней только сексом? – и его брови поднялись очень высоко.
Мне бы хотелось похвастаться тем, что я почти закончил картину – выражение моей страсти в красках. Я бы поведал другу, что вновь стал рисовать. И голос бы в этом хвастовстве был встревоженным и дрожал бы от трепета. Но мы давно не так близки с Андреем, чтобы я мог сейчас сказать ему об этом очень личном. Мы находились с ним очень близко друг к другу, но все равно близкими не были. А потому была хреновой теория о том, что близость познается не в родственных связях, а в близости нахождения людей. Скорее всего, здесь есть еще какой-то фактор, о котором я позабыл. Какая может быть близость, если нет доверия.
Я примерно понимал, о чем он сегодня хотел поговорить, но так и не решился. И не потому, что особо нечего было сказать, просто мы оба к этому не привыкли. Рутина нашей дружбы крутилась в основном вокруг рабочих моментов и общих тусовок, также во благо дела. Единственное, что оставалось, как и раньше, это общее празднование дней рождения, а также Нового года. Но разве прибавка года каждому из нас или добрый зимний праздник смогли бы исправить положение вещей, когда вокруг много закуски, алкоголя и пьяных разговоров каких-то знакомых лиц, которые в итоге нажрутся и уснут. То же самое сделаем и мы, оставшись друг для друга воспоминаниями о некогда другой дружбе. И новая ночь после любого такого застолья поглотится утренним туманом и холодком по спине каждого из нас. Светлеющее небо перед рассветом даст понимание, что все осталось, как и прежде – мы лишь коллеги с общим прошлым взросления.
О картине я мог рассказать только психиатру, на приеме которого мы много говорили о женщинах, обсуждали первый сексуальный опыт и последующие. И однажды я поведал ему, что периодически берусь за краски, когда после очередных плотских утех передо мной распускались цветы. Я не боялся увидеть в его глазах непонимание или осуждение моего восприятия женского тела и мира в целом. Мне даже стало намного легче, когда я хоть кому-то смог открыться, поведав врачу о той гамме чувств, которые я испытываю, срывая новый цветок. Я рассказал ему даже о том, как это неким волшебством томилось во мне многие годы, но стесняться этого я так и не перестал, искренне считая, что это какой-то брак во мне. Но почему-то я был уверен, что доктор не посчитает это болезнью, а увидит в этом особый дар, которым я награжден, чтобы чувствовать женщину не так, как другие мужчины. Я был убежден, что будет именно так, а не иначе, ведь за приемы я плачу очень много денег.
