Олежка с ужасом смотрит, как занимается огнем зала, в которой еще недавно стояла елка. Огонь перекидывается на библиотеку и с видимым удовольствием гуляет по корешкам фолиантов.

Луч от фонарика начинает слабеть, грозя погаснуть совсем. Внезапно одно из деревьев в парке начинает клониться и заваливается набок, выворотив наружу корни. Из образовавшейся ямы появляется хозяин усадьбы и вытаскивает за собой дочь.

«Они спаслись через подземный ход. Так вот, в чем тайна усадьбы», – догадывается Олежка, глядя, как фигурки укрываются в спасительном лесу.

Луч фонарика гаснет совсем. Понимая, что сегодня больше ничего не увидит, Олежка кладет камень и фонарик рядом с собой и мгновенно засыпает.

Наутро мама заходит к нему в комнату, взглядом натыкается на обломок лавы с гранатами и сразу понимает, в чем дело. В раздражении она трясет сына за плечо, тот на мгновенье открывает глаза, смотрит на нее невидящим взором и, пробормотав, что сегодня суббота, отворачивается к стенке.

Сына следовало бы примерно наказать, но у него такой заспанный и одновременно несчастный вид, что матушка невольно меняет гнев на милость.

– Что произошло сынок, видел какой-то дурной сон? – ласково спрашивает она, сделав вид, что не заметила осколка лавы с гранатами.

Олежка мнется и, немного подумав, поворачивается к ней. Сбивчиво и торопливо он начинает пересказывать, что наблюдал предыдущей ночью….и видит по маминым глазам, что та ему не верит. Он замолкает на полуслове и опускает глаза:

– Прости, я даю слово, больше это не повторится…

Мама, молча, кивает и, забрав фонарик и кусок лавы с гранатами, выходит из комнаты. Довольный, что обошлось, Олежка поворачивается на другой бок, но теперь сна как не бывало. Вместо этого он и сам начинает сомневаться: не приснилось ли ему эта история, и внезапно вспоминает о подземном ходе. Его необходимо отыскать, и тогда все станет ясно. Эта простая и ясная мысль действует успокаивающе, и он моментально засыпает.

Следующий день был воскресеньем. Сказав утром матери, что идет в школу в драмкружок, Олежка вышел во двор, в одном из сараев на задворках отыскал брошенную саперную лопатку и отправился на поиски подземного хода. После долгого ночного дождя на городок опустился туман, и парк окутала сплошная дымка. Деревья словно растворялись в ней, их голые стволы неожиданно проступали то тут, то там, поблескивая влажной морщинистой корой.

Немного поплутав, Олежка отыскал дорожку, по которой они гуляли с мамой, и вышел к часовне. Осмотревшись, он прикинул место, куда должен выходить подземный ход и вонзил лопатку возле старой разлапистой ели. Сырая слежавшаяся земля поддавалась плохо, а вскоре на небольшой глубине лопатка и вовсе уткнулась в каменную кладку. Он попробовал рядом и тоже безуспешно.

«Местом ошибся, – решил Олежка, оглядываясь вокруг, – надо копать ближе к стенке», – и вдруг заметил, как в пустоте дверного проема часовни появился мужчина в черной долгополой одежде с капюшоном.

«Это тот самый монах, – с ужасом подумал Олежка. – Я потревожил его покой, теперь мне несдобровать!» – и со всех ног, не разбирая дороги, бросился наутек, пока не споткнулся о торчавшую замшелую корягу и полетел кубарем в кучу мокрых листьев.

По счастью, под листьями земля покрылась мхом, и он не ушибся. Немного полежав, Олежка поднял голову и прислушался: в парке царила первозданная тишина, изредка прерываемая отрывистым карканьем потревоженных ворон. Поняв, что за ним никто не гонится, он поднялся, весь перепачканный липкой глиной, поискал взглядом знакомую тропинку и понял, что заблудился. Между тем туман сгущался все больше, и Олежку стало знобить. Взяв себя в руки, он вспомнил, как однажды пытался по расположению мха на стволах отыскать север, и внезапно услышал совсем близко голос мамы, зовущий его по имени.

– Я здесь! – изо всех сил закричал в ответ Олежка, и вскоре оказался в ее объятиях.

Вечером у него поднялась температура, в горячечном бреду, он постоянно твердил о монахе и подземном ходе. Через пару дней все пришло в норму, но насмерть перепуганные родители, опасаясь рецидива, решили, что лучше сменить место жительства. Тут, кстати, отцу предложили работу в главке, от которой тот раньше отказывался, и уже под новый год семья перебралась ближе к столице.

Внешне, маленький подмосковный городок выглядел куда более провинциальным, чем прежний. Но это была только видимость. Столица находилась совсем близко, в каком-то часе езды, и первозданную тишину нового жилища с рассвета до глубокой ночи разрывали протяжные гудки электричек. Родители адаптировались к новым условиям удивительно быстро и легко. С многомесячными командировками по нехоженым тропам было покончено навсегда, и теперь, стремясь наверстать упущенное, они с упоением бродили по столичным театрам и музеям. Оставшееся от культурных вояжей время матушка употребила на организацию небольшого садика экзотических растений. Отец же, вспомнив еще предвоенную юношескую мечту, бродил по рынкам в поисках дефицитных радиодеталей, а свободные вечера проводил с паяльником в руке. И вскоре Олежка с его подачи буквально «заболел» бурно развивавшейся электроникой.

Единственное, что омрачало установившийся покой в доме, отношения с местными сверстниками. Дворовые мальчишки сразу невзлюбили чужака, и при каждом удобном случае не давали ему прохода. Неизвестно, чем закончилось бы дело, если б не вмешался случай.

Как-то днем они вдвоем с матерью отправились в местный магазин.

– Глафира Петровна! – вдруг послышался из-за спины голос с едва уловимым блатным акцентом.

Матушка резко обернулась и мгновенно расплылась в улыбке, их догонял мужчина лет сорока в тельняшке, лихо заломленной кепке и с папироской в зубах.

– Жора, голубчик, сколько лет, сколько зим! Откуда ты здесь?

– У меня маманя здесь обитает, решил на старости лет навестить старушку. А сейчас вот, за хлебушком вышел, – деловито сообщил Жора, сверкнув золотой фиксой. – Значит теперь мы с Вами соседи, вот уж не думал, что снова встретимся, да еще где – в самой Москве. Неисповедимы пути Господни. А это Ваш сынок? – большой какой, – он нагнулся к Олежке, – местная братва не обижает? – тот стыдливо опустил глаза, – не дрейфь! Павлу Андреевичу привет! – игриво приподняв кепочку, Жора заспешил вперед.

– Он бывший зэк на вольном поселении, у нас в партии рабочим был несколько сезонов. Душевный парень, золотые руки, но стоит выпить, себя не помнит, – задумчиво заметила вдогонку матушка.

Слово Жора сдержал, теперь Олежка прогуливался по городку совершенно свободно. Местных он по-прежнему сторонился, не испытывая особой необходимости в их дружбе. Это не было пустым, никчемным принципом. Казавшееся поначалу детским, увлечение электроникой постепенно захватило целиком все его существо, и на прогулки с приятелями теперь было жалко времени. Оно пролетело быстро, не задержав в памяти сколь-нибудь существенных событий.

Окончив школу, Олег без труда поступил в один из престижных вузов столицы, и теперь уже сам со знанием дела объяснял отцу премудрости новых электронных устройств. И тут, казалось, укатанная колея натолкнулась на неожиданное препятствие. Все чаще вместо привычных схем Олегу стали чудиться контуры фигурок с припухлостями в определенных местах. Дело оставалось лишь за предметом воздыханий, и он вскоре определился на параллельном потоке. Эффектная длинноногая блондинка Светлана пользовалась ошеломляющим успехом сокурсников, но, несмотря на многочисленные настойчивые ухаживания самых завзятых институтских ловеласов, оставалась неприступной. Подружки шепотом намекали, что подобное поведение гордячки объясняется толикой польской крови, но сама Света решительно отвергала это.

Роман вспыхнул случайно во время двухнедельного вояжа всем курсом в подмосковный совхоз. В тот год конец сентября выдался необычайно дождливым. Почти ежедневно небо уже с утра разрывали всполохи молний, и начинало угрожающе рокотать, а к полудню гроза всей тяжестью небесного свинца наваливалась на зеленеющие морковные поля. Когда же дождь переставал, лагерь, в котором разместили студентов, окутывал стойкий и плотный туман.