В течение всей недели Нилу терпит больше страданий чем я. В отличие от меня, просто лежавшей с воспаленным сознанием и не понимавшей всю серьезность, она берет на себя все бремя ответственности которое до того губит сознание, что любой другой будучи на этом месте непременно бы пал прахом безысходности. Но та ради кого мне еще стоило жить совершает чудо. В буквальном смысле она делает невозможное возможным. Она защитила меня от петли и смерти. Через несколько дней моя единственная почка начинает подавать признаки боли. У меня открывается дизентерия, а жар снова возвращается только в худшей форме. И я уже чувствую, что возможно мое время подходит к концу. Хоть и подсознательно я немного рада такому исходу и даже нахожу некоторое облегчение в душевных страданиях. Но наяву все говорит о том, что если в кратчайшие сроки меня не госпитализируют то настанет тот самый момент которого возможно и боялась хозяйка дома. Трудно описать все те мучения которые в те дни переносит мое жалкое ничтожно слабое тело. В последний пик своего апогея я не могу даже пить обыкновенную воду и уже лежу поближе к двери, чтобы Нилу легче было за мной убирать. Как раз в один из таких моментов хозяйка навещает меня и увидев нашу беспомощную ситуацию просит, чтобы к среде дом был пуст. А иначе ей придется принять самые суровые методы по выселению больных за дверь. К этой крайности она (как мы потом узнаем) пришла после того, как неожиданно заболел ее ребенок. Внушив себе что ее сына заразили, она с трудом удерживает свой гнев. И в самый пик нестерпимой жары началось наше выдворение. Крайне сложно понять каково это — быть стиснутым со всех сторон и шагать самопроизвольно в сторону бездны. Хозяйка ухищряется каждый день выводить новые доводы. То мы становимся аферистками у которых вовсе нет родителей, то беглыми женщинами от некоего тирана. А то и вовсе уличными девками. Каждый день она находит момент, чтобы обвинить нас в каких нибудь новых грехах, громогласно крича во весь двор, что к ней поселились неизвестно каких происхождений люди которые пытаются с помощью обмана выжить ее из собственного дома. Но ее слова в некоторой степени оправдываются фактом против которого мы не можем найти должный аргумент, потому что со стороны все так и выглядит. Мы осели в ее доме как нежеланные гости, молим оставить нас словно подкидышей и терпим всякие оскорбления, будто бы и вправду уличные девки. Но крик наших душ молит о пощаде, не бросать нас на улицу, не отдавать в руки грязной жизни. Наше положение не имеет других вариантов и мы не можем вести себя по другому хотя-бы исходя из того, что один из нас не может даже встать на колени и молить о помощи. Однако кто мы ей, чтобы обойтись с нами как с людьми. Бедность и закоренелые предрассудки толкают ее на крайности.

Страх превращает в злобную и бесчувственную женщину. Нилу каждый день ходит более двадцать километров в поиске нового жилья и средств для его оплаты, но хозяйка не хочет ничего слушать. Она терпит нас еще неделю и в четверг как обещала приводить старшего дома.

Отражение холодных сердец нечасто можно встретить в чертах лиц у прохожих. Люди порой могут скрывать их сами того не осознавая так тщательно, что никто и никогда не заметит демонов в наших сердцах. Этот некий талант дан всем от природы по закону и по праву каждый может пользоваться им когда захочет. Но есть и другая черта, которую тоже не распознать в лице у незнакомых. Эта тень умирающего сердца, тень изнемогающей души и как же тщательно некоторые могут скрывать его порой под ярким смехом или жестоким взглядом. Но это уже делается осознанно и со смыслом, которого также никто и никогда не поймет. И как же тогда быть если эти два великолепных и гениальных таланта однажды столкнутся лицом к лицу имея все права на их возражения, что же может произойти из этого, что может случиться?

Пятого сентября Нилу от отчаяния ради моего спасения нарушила правила общества и собственного достоинства. Просидев всю ночь рядом со мной она внешне спокойна, но внутренне уже мертва. Я вижу как каждый мой стон, каждая слеза, каждый взгляд вонзаются в ее сердце словно острие отравленной стрелы разрывая его на клочья. Семнадцать лет мы росли бок о бок и стали сестрами. Помню однажды, когда нам было по десять Нилу упала и потеряла сознания от боли вывихнутой руки. Рядом не было никого из взрослых, кто бы мог помочь. И я вопреки страху пронесла ее на своем плече целый километр, и готова была отдать свою руку на отсечения ради того, чтобы она пришла в себя. Вот и в день когда все дороги города были уже протоптаны, все средства истрачены, все двери отворены она молча встает, целует меня и снова отправляется на поиски спасения. Что может девушка одна и беспомощная в огромном городе? Абсолютно ничего и в то же время все. Я опишу читатель как она прошла долгий путь к спасению самостоятельно, чтобы ты мог представить всю силу воли этой храброй девушки.

И так она начинает свои поиски на спасения с южной окраины города, где стоит черта в виде реки связывающей город с горами и проходит до самых конечных северных ворот. Жара плавит асфальт и капли на коже вместо мягкой влаги превращаются в жгучие иглы. И эта боль невыносима особенно в ногах. Все ее пальцы нестерпимо и мучительно зудят, что порой ей хочется содрать с ног прохудившуюся обувь и пойти босиком. Но Нилу терпеливая. Возможно трудно понять всю глубину ее несчастия, когда не знаешь, что такое муки, однако каждый отдал бы все на свете лишь бы не знать этого ощущения.

Она чувствует себя в пучине океана совсем одинокая, а там в глубине таинственное и неизвестное. Плывет и пытается удержать не только свое обессилевшее тело но и борется с волнами судьбы. Стучится в каждую дверь и снова спешит вперед. Посиневшие губы вздрагивают и уже каждое слово дается с величайшим трудом. Но люди чистые, сытые и вышедшие из теплых домов видят в ней некий позор общества, некую проказу дотронувшись до которой могут заразиться. И вот когда она проходит последнюю милю обратившись ко всем, не замечая то дети или взрослые слышит что бездомных и безденежных никто не пустит домой, и наконец понимает, что святых в наш век уже не существует. И что надеждой о чуде она низвергнет нас прямо в ад. То где до нее доходит озарение оказался северный терминал города. Она стоит прямо посередине перекрестка ведущей на четыре стороны. Изнемогающие ноги в конце концов не выдерживают и она падает прямо на асфальт.

— О Боже! — Кричит разум. Она неосознанно и без всякого смысла смиряется со своим положением, и тонет в своих раздумьях.

— Я такая глупая, никто и никогда не сможет перейти через "нафс" расчетливость и пустить нас без денег, просто из милосердия.

О Господи, но ведь я не требую у них оторвать свой клочок дома и подарить мне. Я даже не прошу о бесплатном проживание. Ведь ты же свидетель, так скажи им, что мне нужен только один месяц. Почему они не понимают меня? Я ведь так же как и они говорю на одном языке.

Она роняет голову на руки и не замечая прохожих продолжает сидеть посередине пустой улицы. Рядом слышатся звуки проезжающих машин. Минутами ей кажется, что машины замедляют ход, чтобы поглядеть на бездомную. Но все равно она продолжает свой внутренний монолог, пытаясь, найти спасение в нужных словах.

— Неужели я сделала что-то не так, неужели совершила ужасный грех, что теперь ты наказываешь меня столь жестоко. Прошу тебя скажи мне, не молчи, скажи, чтобы я сейчас же исправила ошибку. О ты молчишь. Ну почему ты молчишь? Хоть слово, хоть звук, чтобы я догадалась, чтобы я побежала исправлять все. Но что я говорю, я ползти-то еле смогу, куда уж там бежать. Значит ты хочешь, чтобы я сама догадалась. Ну что ж, так тому и быть. Она прижимает пальцы к глазам и пытается вообразить картину прошедших времен. Капли скатившиеся на руки наполняются расой в ладонях и внезапно припархает птичка, но от страха в тот же миг улетает. Нилу поднимает взгляд на небо, но не может разглядеть среди яркого света солнца эту странную птичку.