Йоэль подзывающим жестом пригласил Йоонаса в жилую комнату. Обогнув угол, Порко пошел на свет бледных лунных лучей, освещающих кучу валяющихся под ногами бумаг с убогими, по мнению Йоэля, текстами.

Хокка нащупал на стене выключатель, и предоставил гостю возможность осмотреться, не щурясь. Адски светлые лампочки не на шутку изумили Йоонаса. Йоэль упоминал ранее, что хотел сменить их, потому что для него они были уж слишком яркие, но Йоонас не думал, что они окажутся настолько яркими.

Диван, который судя по всему, служил Йоэлю заместо кровати выглядел запущеннее, чем все жилище в целом: покрывало свисало, часть его лежала на полу, подушки были разбросаны по разным концам. Йоэль объяснил, что он обычно так погружен в работу, что засыпает на рабочем месте, коим диван и стоящий напротив журнальный столик являлись.

Дверца шифоньера в углу, возле окна, была приоткрыта, и внутри виднелись небрежно сложенные вещи: жилетки со времен альбомов «Blood Brothers» и «Violent Pop», футболки, кожанки. Йоонас был в курсе, что Йоэль не очень ломал голову над опрятностью — не заметить этого, проживая в одной комнате отеля, было тяжело.

Вновь затерявшийся в содержимом шкафа взгляд остановился на чем-то маленьком, похожем на блокнот. И выглядел он так, будто его положили на полку в спешке.

Интерес пронзил Йоонаса, как игла. Несколько секунд подряд он стоял как статуя, вопрошая себя, неужто это то, о чем он подумал? Он собирался уточнить у того, кто знал наверняка. Но Йоэль выглядел озябшим, и если это все-таки то, о чем Йоонас думал, то вопрос мог вызвать чересчур сумбурную реакцию не менее сумбурного Йоэля.

Йоонас попросил воды. Его гениальный план заключался в том, чтобы просто проверить свои догадки. И когда Хокка все же покинул комнату, Йоонас дал волю любопытству.

Взгляд пал еще раз на черный блокнот, увешанный наклейками в форме черепов и логотипов любимых групп. Йоонасу не понадобилось никаких других намеков — это правда, личный дневник Йоэля.

Дневник был совершенно рядом, но их по-прежнему что-то разделяло. Что-то, напоминающее прочную стену доверия между ним и его лучшим другом. И эта стена ограждала Йоонаса от личных вещей Йоэля.

Йоонас не осмеливался и пальцем тронуть «реликвию». Дневник был чем-то вроде той розы Маленького Принца, спрятанной под стеклянным куполом подальше от лиха. Никто не смел прикоснуться к нему. Йоонас выглядел так, будто был готов рассыпаться по крупицам, если сию секунду не откроет его, но он держался. Ради друга.

К счастью, Йоэль ступил на порог жилой комнаты, как только Йоонас приблизился к грани срыва. Поставил воду на столик и навис над Йоонасом, пока тот не опустошил стакан с безумной скоростью. Йоэль почти засомневался, а не наступило ли похмелье у Порко?

— Спасибо, — скромно ответил тот и вручил посудину обратно Йоэлю.

Хокка кивнул и понес его на кухню, пробормотав, что собирался покурить. Йоонас почти остановил того, чтобы, не дай Бог, не сорваться и не полистать запретную книгу. Но стоило Йоэлю завернуть за угол, как Йоонас потерял контроль и забыл о том, что установил границы для самого себя.

Тотчас сунул руку в шкаф и вынул оттуда дневник. Предварительно смочил подушечки пальцев слюной и принялся листать страницу за страницей, выделяя в тексте ключевые слова. Из перевернутых страниц восьми или того больше он вынес для себя, насколько Йоэль устал от работы и фанатов.

«Не знаю, почему так концентрируюсь на плохом, но мне всегда казалось, что если ты поступаешь правильно, то мир становится к тебе чуточку добрее. И какого было мое разочарование, когда заместо радости фанатов я увидел их злость. Злость на себя за каждую малейшую погрешность. Неужели я такой мудак, каким меня описывают?»

Это была единственная запись, которую Йоонас прочитал полностью. Она была относительно недавней, поэтому Порко не мог отказать себя в ее прочтении. Сердце защемило, легкие сжались. Йоонас понимал, что Йоэль сетовал на жизнь в своих заметках, но чтобы каждая страница на все сто процентов состояла из обид на людей, которых он не знал лично, — перебор. Но, может, есть что-то еще?

Глаза спустились ниже, к концу страницы, и первое, что в них бросилось — странное сравнение.

«Или наш гитарист, Йоонас Порко, с волосами, как сахарная вата… Невыносим. Да, он мой лучший друг, но иногда его несерьезность выводит меня из себя».

— Несерьезность? Да я ходячая серьезность, — бесшумно фыркнул Порко.

Исподь кожаных ботинок зашаркала по полу. Йоонас поторопился положить личную вещь Йоэля туда, откуда достал.

Вернулся Хокка с лицом бледным, как никогда. Из-за этого только заметнее стали его глаза, обрамленные черными кругами: то ли плохо смытый сценический макияж после их последнего концерта, который, к слову, проводился неделю назад; то ли от недосыпа. Логически подумав, Йоонас пришел к выводу, что первый вариант маловероятный. Ему стало стыдно за то, что только сейчас он обратил внимание на это; за то, что он так безалаберно относился к проблеме друга. Он хотел как-то исправить все, хоть не придумал пока как.

— Прости.

Йоэль выглядел, словно выжатый лимон. У него не было сил даже на то, чтобы изобразить интерес. Находясь в полном неразумении, он сухо переспросил Йоонаса, но получил все то же жалостливое, произнесенное сквозь крепко стиснутые зубы «прости».

— За что?

— За то, что был придурком. Я и представить не мог, что ты так серьезно относишься к мнению каждого поклонника. Мне казалось, что ты утрируешь и не настолько переживаешь из-за этого.

Вмиг в голове Йоонаса вспыхнул ураган мыслей. Он жаждал выговорить каждую пришедшую на ум буковку, слово, предложение. Как бы не расплакаться от накатившего чувства вины.

Чувство вины. Именно. Порко проанализировал свое сознание и сделал выводы, что если последует своему желанию, то превратит их разговор в сплошное нытье. И вместо того, чтобы помочь нервному другу, только усугубит ситуацию; переведет фокус на свои проблемы, и в итоге выставит сам себя жертвой.

Этого хотелось Йоонасу меньше всего, поэтому он собрал волю в кулак. Поднялся с кровати, практически поравнявшись с Йоэлем ростом, и сообщил:

— Я не знаю, поможет тебе это или нет, но просто знай, что даже если от тебя отвернутся фанаты, у тебя останемся мы с парнями. Мы никогда не отвернемся от тебя. Ты замечательный парень, Хокка, — неконтролируемая дрожь пробила пальцы. Йоонас сжал и разжал руки, уняв ее. Оказаться плечом для утирания чужих слез было для него в новинку. — Я рад, что у меня есть такой друг, как ты. Я ценю тебя и нашу дружбу, и всегда готов выслушать тебя, — на последнем предложении голос его сломился, и Йоонас смолк.

Йоэль закрыл лицо руками: ему было не по себе, но морщинки вокруг глаз и рта, которые ему не удалось скрыть, говорили о том, что он все-таки тронут.

Йоэль убрал конечности от лица. Взгляду Йоонасу предстали широко раскрытые, подобно двум блюдцам, голубые глаза. В их уголках поблескивали капельки, готовых вот-вот скатиться, слезинок.

— Спасибо, Порко. Это именно то, что мне нужно было услышать.

Йоэль правда был очень благодарен за эти слова. Осознание того факта, что с ним всегда его «стая» не могло не обрадовать. Если бы не ребята, Йоэль бы давно загнулся.

«Одинокий волк умирает, но стая выживает».

И в этой стае был тот самый парень с сахарной ватой на голове, способный осветить день одной лишь улыбкой. Той чертовой игривой улыбкой.

«Игривой?»

Нет, Йоэлю не показалось. Такое выражение на лице Порко появлялось при знакомстве (и не только) с симпатичной девчонкой.

Йоэля, будто кипятком обдало, и тело напряглось. Привычный ритм сердца сбился, когда Йоонас подался немного вперед. Он непонимающе уставился на Порко, но не отстранился.

— Не за что, Йоэль, — нервно протараторил Йоонас, протянув руку к лицу Йоэля. Это было быстрое касание, но Порко успел оценить налитые жаром щеки Йоэля не только зрительно, но и тактильно.