========== Глава I ==========
«Иногда я сам задаюсь вопросом, как еще не подсел на что-нибудь посильнее алкоголя».
Именно так начал сегодняшнюю запись Йоэль. С виду нахальный и дерзкий мужчина ведет дневник, прямо как какая-нибудь тринадцатилетняя девчонка. Может, его это и смущало до глубины мозга костей, но он усердно не подавал виду.
Иногда он пытался скрыть, что делает очередные заметки, под предлогом написания собственных песен. Конечно же, все давно поняли, что никакие песни Йоэль не пишет — не его конек. К тому же, разве человек, так усердно выводящий каждую буковку в блокноте чуть ли не ежедневно, будет отказываться сыграть что-то из личного творчества, оправдывая это незавершенностью процесса?
«Чувак, ты строчишь в этой книженции днями напролет уже на протяжении года, а результатов ноль?» — саркастично восторгался Нико, и, в общем-то, был прав.
Парни прекратили донимать Йоэля из-за дневника. В какой-то момент им стало не так интересно узнать, что же он там нотирует — личное же. Но изредка всех пятерых одолевали сомнения о самочувствии друга. Он так часто изливал душу кипе бумаг, а не живым людям, что поводов для беспокойства у ребят хватало. Особенно после Евровидения.
Популярность группы возросла, прибавилось фанатов: как адекватных, так и не очень. К удивлению абсолютно всех, именно Йоэль и только пытался подарить каждому поклоннику хоть немного радости; он был действительно открыт с аудиторией. Сам Хокка считал странным, что исключительно он чувствует столь непосильную ответственность за то, чтобы каждый слушатель их музыки был замечен.
Кто же тогда должен был быть помешан на задабривании публики? Что же, ребята бы в унисон указали бы на Йоонаса — ярчайшую звездочку коллектива. Он всегда был тем связующим звеном группы; всегда был в меру, если даже не переходя ее, общителен. Однако, как оказалось, Йоонас все-таки более приближен к реальному миру.
Не поймет никто не верно, Йоонас любил фанбазу преданно и искренне; но тратить так много времени на социальные сети, когда в студии еще горы работы, он не был готов. Впрочем, никто не был. Кроме Йоэля.
И в какой-то момент такая открытость обернулась ему боком.
Заходя в который раз за день в уже ненавистное приложение, Йоэль быстро проверил уведомления. Ежесекундно их становилось все больше, и Хокка старался захватить суть каждой публикации и комментария хоть краем глаза.
Вполглаза просматривал все посты, где отмечен, бегло читал сообщения фанатов, не успевая ответить каждому. Но он старался. Чтобы никто не чувствовал себя обделенным вниманием; чтобы каждый сумел понять, что слова поддержки для него и остальных ребят очень важны.
Йоэль не понял, в какой момент зациклился на негативе. Не то чтобы он раньше не сталкивался с ним, но сейчас неконструктивной критики и оскорблений лишь прибавилось. На этот раз некоторые наградили его званием сексиста за якобы мизогинную лирику песен.
Почему-то Хокку больше не удивляло, что больше всех доставалось ему.
«Я даже не пишу эти чертовы тексты», — подумал он про себя, сведя брови на переносице и продолжив читать нелестные отзывы о себе.
На улице постепенно темнело, и в стенах звукозаписывающей студии медленно, но верно становилось тихо. Парни разошлись по домам, и пока Нико действовал и без того раздраженному Йоэлю на нервы в попытках убедить его отдохнуть — дома, желательно, отоспавшись, — Хокка для себя решал вопрос жизни и смерти. Проведет ли он эту ночь сначала за чашкой кофе, потом — банкой энергетика и завершит «трапезу» пивом, или все же проведет время с пользой и на трезвую голову будет продолжать работу?
Наконец Нико сдался и оставил друга наедине с собой. И телефоном, беспрестанно разрывающимся от гудения и вибраций. Сперва Йоэль был настроен серьезно и думал, что просмотрит лишь малость от всех уведомлений, но в итоге закончил работу с песней, даже не начав ее. И все ради того, чтобы угодить фанатам, которых в лицо не знает.
Диван, на котором он сидел во всевозможных позах, больше не казался удобным, ни одно положение больше не спасало от затекающих конечностей и болей в спине. Йоэлю требовалось хоть немного подвигаться и оторвать взгляд от слепящего экрана, но он не мог себе этого позволить. В какой-то момент он понял, что его затягивает в эту пучину все пуще, однако спасения не было видно.
Закрытая ранее на ключ парадная дверь с лязгом отперлась, и в коридоре послышались шаги. Йоэль не повернул голову. Но когда в комнату зашел Йоонас, Хокка не сдержал интереса: беспрерывно разглядывать телефон утомительно и даже скучно, и чтобы прервать этот порочный круг, ему нужен был только мотив. Йоонас был таковым.
— Чувак, это уже ни в какие ворота не лезет. Ты вообще спишь?
Йоэль отложил телефон в сторону и томно вздохнул, подпирая тяжелую голову руками.
— Разве похоже, что я спал?
Хмыкнув в осознании глупости вопроса, Порко занял место рядом с другом и похлопал того по плечу.
— Ты не обязан все это делать.
И Хокка ничего не ответил, упершись взглядом в пол. Он прав; тратить время, жертвовать сном, здоровьем и иногда даже нервными клетками из-за не всегда благодарных незнакомых людей — так паршиво. Но, каждый раз задумываясь об этом, Йоэль приходил к выводу, что не все фанаты злые, среди них много милых и отзывчивых людей, которые дарят свою любовь группе по максимуму. Он не хотел отворачиваться от поклонников из-за десятков, пусть даже сотен токсичных особей.
— Они рассчитывают на нашу благодарность. Я хочу показать, как ценю их…
— Но не каждого из них лично. Не нужно тратить двадцать три часа в сутки на то, чтобы ответить каждому.
— Чувак, я в курсе, — закидывает голову на спинку дивана, нос кверху, зрачки путешествуют по выбеленному потолку. На кончике языка вертелся вопрос, но Йоэль никогда не был любителем смотреть людям в глаза; поэтому разговор даже с самыми близкими происходит без удержания зрительного контакта. — Зачем вернулся?
Йоонас непроизвольно пожал плечами и сжал губы.
— Случайно забрал с собой медиатор. И я бы мог принести его завтра, но потом я решил проверить тебя.
— Проверить? Меня? — Йоэль так негодовал с ответа друга, что не побоялся заглянуть тому в глаза. Его зрачки сузились от злобы: неужели его еще нужно проверять, как малолетнего ребенка?
Йоонас снова пожал плечами. Йоэль знал, что делал Порко так, когда переживал. Они давно дружат, так что изучили поведение друг друга от А до Я.
— Может быть, у меня проблемы с памятью, но разве ты не сказал только минуту назад, что не спишь?
Кивок.
— Последние два дня спал три часа, и то плохо.
— А я о чем? Мы, конечно, все недосыпаем, но ты пока что бьешь рекорды.
— Мне не нужен сон. Я в норме.
— Йоэль, запитое пивом снотворное для сна длинной в два часа не является нормой.
— Три часа, — поправляет его Хокка. — Но иногда я сплю даже четыре.
— Тем более. Так не может больше продолжаться. Не буду даже заикаться о том, что ты постоянно что-то пишешь в дневнике с видом мученика.
Удивленно разинув рот и глазенки, Йоэль перебирал мысли в голове: «Только не это» или «он не посмеет».
— Ты даже не знаешь, что я пишу.
— Я догадываюсь. Твое лицо в эти моменты выдает тебя с головой.
Черт — подумалось Йоэлю, когда его окончательно настигла мысль о безвозвратности разговора. Йоонас был из тех, кто если и начинает что-то, то не успокоится, пока не добьется своего. Конечно, Йоэлю импонировала эта черта в нем; в каком-то смысле слова он узнавал в Йоонасе себя. И временами его это подбешивало, ведь он мог частично предугадать дальнейшие действия Порко.
«Никакой интриги, никакого покоя».
— Допустим, я согласен, чтобы мне помогли. Что дальше? Поведешь меня на терапию к психологу? Или еще лучше — сам им станешь?
Губы Йоонаса расплылись в столь несносной, как посчитал Йоэль, улыбке; улыбке, которую он терпеть не мог. Она была неодиозной, предполагая, что на уме у Порко таилось нечто грандиозное.
