Шерон улыбнулась сквозь слезы, постаралась как можно скорее их утереть, чтобы видеть Пола, а не сплошные размытые пятна.
— …С годами я забыл об этом, выдвинул жалость к себе на первое место… Но, знаешь, это правда: что в ожидании скорой гибели жизнь пролетает перед глазами… Не вся, только «выжимка», самая суть… И когда из-за дождя я потерял управление и машину вынесло с дороги вниз, по склону, перевернуло раз тысячу, судя по моим ощущениям!.. — всплеснул Пол руками, капая слезами на складки рубашки. — …я думал только о нашей семье… О том, что потеряю не столько себя, разбившись, сколько тебя и Вельта… Я надеюсь, ты способна простить идиота, наговорившего тебе столько всего, и, что важнее, любить его дальше… Происходящее в последнее время пробудило во мне все плохое: я будто снова оказался на школьной крыше, не готовый к ответственности, стремящийся переложить ее хоть на чьи-нибудь плечи, не повторить «ошибку юности»!.. Вот только это не была моя ошибка — это был выбор… и, Шерон, я повторяю его прямо сейчас… Я хочу быть со своей семьей! Не потому, что у меня больше ничего нет в этой жизни, а потому, что больше ничего не имеет смысла!.. И если это невозможно, то я прямо сейчас поеду опять на попутках, чтобы вернуться в проклятый овраг, к машине, которая, может, рванула!.. — просто умереть в лесу, там, куда меня завела моя глупость… Умоляю, Шерон… Я больше никогда не уйду!.. Я всегда буду рядом с тобой, Вельтом и малышом!..
«Малы…»
— Что?.. — опередил Вельт мою мысль.
Шерон приблизилась к Полу, обняла его, по-прежнему стоящего на коленях, позволила припасть щекой к плоскому животу.
— У тебя будет братик или сестренка, Вельт!.. — жалобно просмеялась она, выбирая ветки и листья из слипшихся от грязи волос мужа.
Огорошенные новостью, мы с Вельтом переглянулись — и мальчишка, разразившись восторженным нечленораздельным воплем, кинулся мне на шею, ногами обхватил вокруг бедер! Я еле удержал его, ударился затылком о стенку, привалившись к ней, но такая незначительная боль не могла перевесить чашу весов, потому как счастье Вельта для меня всегда окажется важнее, пожалуй, всего в этом мире!..
***
Вот так рядовой вечер в один миг стал невероятно памятным, а утешительный ужин — праздничным! Как только Пол отмылся, испорченная одежда завертелась в барабане стиральной машины, а я продезинфицировал его раны, мы вчетвером — уже, выходит, впятером?.. — уселись за стол. Мы провели несколько часов за шумной болтовней, а после все гости этого дома ушли, оставив меня наедине с тишиной, по-семейному тусклым светом и просящейся в раковину посудой. Вельт был до того осчастливлен беременностью матери, что и не подумал о ночевке у меня!.. Отчасти это царапнуло мой эгоцентризм. Вообще-то, даже довольно сильно…
За дни наедине я привык к его обществу. Если с момента появления на свет Вельт забирал бóльшую часть моего времени себе, то в эту любовную пятидневку он вдохнул практически весь воздух из моих легких.
…Постель ощущалась пустой и холодной, подушка — слишком мягкой, будто бы чужой… Я схватил сотовый молниеносно, как только экран сверкнул новым сообщением в потолок, однако отправителем был вовсе не Вельт…
Нахмурившись до мигрени, я глядел на свой поцелуй с крестником посреди школьной лестницы. Ниже короткого видео значилась завтрашняя дата, время и адрес.
========== Глава 33 ==========
Отпив из бутылки немного прохладной воды, я закрутил крышку и замер. Вокруг по парковым дорожкам разгуливал утренний ветер, и, несмотря на чистое голубое небо да вовсю чирикающих птиц, меня не оставляло предчувствие близящейся бури. Все из-за тревог в моей голове…
— Вы в порядке? — поднял брови Гарри, сидящий рядом со мной на траве.
— Конечно.
— Уверены?.. Вы сегодня какой-то угрюмый…
— Все в порядке, — выдавил я довольно натуральную улыбку, — спасибо за заботу. Через минуту продолжаем, так что восстанови дыхание.
«Все в порядке»?.. Нет, ничего подобного… Этой ночью я практически не спал, и черт разберет, что тому виной: видео запретного по многим причинам поцелуя или отсутствие Вельта под боком… Празднуя вчера возвращение Пола и его здравие, мы конкретно засиделись — не мудрено, что открывшая спозаранку дверь Шерон сказала: «Вельта не разбудить!» Я был согласен с ней: пусть поспит как следует; от валящегося с ног толку будет мало. Но… Но.
Весь мой день прошел так: без Вельта — и с натянутой на людях искусственной улыбкой да шумом тревожных ветров в голове. Меня клонило в сон, однако стоило прикрыть глаза, как слабость отступала в тот же миг — и являлась зло скалящаяся мне в затылок бессонница. Едва я поднимал веки — сонливость разливала клокочущую топь, в коей вязла всякая мысль.
По извивающейся, точно змея, временной тропе я добрался до темного вечера, не помня, когда в последний раз ел и что это было. То ли от голода, то ли от недосыпа, то ли от стресса подташнивало, так что даже хорошо, что желудок пустой.
Поглаживая его, изредка недовольно бурчащий, через тонкий свитер, я стоял под неоново-желтой вывеской знакомого бара. Здесь я не раз и не два находил «собеседников» на минуты совместной дегустации очередного коктейля, далее вез их домой… Кто бы мог подумать, что сегодня я заявлюсь не по собственному желанию да еще и по такому поводу, — но в ночном сообщении значился именно этот адрес и именно сей поздний час. Заходящие и выходящие на людную улицу посетители заведения были немного пьяны, веселы. Я завидовал им, переступая порог с унылейшим выражением лица.
Темноту, подчеркиваемую черной краской на стенах, разбавляли склонившиеся над столиками светильники, создавали приватную атмосферу, как и диванчики с замутненными стеклянными перегородками над высокими спинками. Из динамиков, закрепленных под потолком, играла ритмичная музыка — на достаточной громкости, чтобы вливать кураж в кровь, но не заглушать разговоров.
За стойкой все места были заняты, свободных столиков была всего пара, но, невзирая на заполненность бара, я не выискавал судорожно своего шантажиста. Снять видео в школе и пригласить меня в бар, где я частенько бываю, мог только один человек… В бар, где он меня видел, по его же словам…
Так что дойдя до столика в дальнем углу зала, я без слов устало опустился на диван напротив коллеги. Изящные мужские пальцы выпустили ножку высокого бокала, заполненного напитком ванильного цвета, с треугольным кусочком цитруса, нанизанным на край, — настолько кислого, что от сжимающего губы аромата меня пробирало и через стол. На место целого парада разъедающих глаза свитеров пришла приличная однотонная сиреневая рубашка с глянцевыми черными пуговицами: может ведь одеваться вменяемо, когда хочет…
— Добрый вечер, Дэмиен, — поприветствовал меня Кайл, однако взаимности в этом не дождался.
— Чего Вы хотите? — устало, совершенно беззлобно спросил я. Лучше закончить со всем поскорее, как пластырь рывком отодрать…
Он сперва растерялся, уставился на коктейль, глубоко задумавшись над формулировкой. Хотел ли он защитить Вельта? Нет. Желал ли разобраться в ситуации? И это предположение мимо. Он преследовал собственную выгоду, благую для него одного цель, но как признаться себе в этом, будучи только начинающим подлецом, а не законченным гадом?
— Мы можем просто выпить… — пробормотал он, взглянув на меня исподлобья. — …провести вместе время… до утра…
— И Вы удалите видео? — Он разомкнул губы, чтобы как-то отреагировать на мое вполне однозначное указание в сторону шантажа, однако я опередил его, склонившись ближе к столу: — Кайл, требуемая Вами цена за молчание невозможна для меня аж по трем причинам. Во-первых, я не сплю с теми, с кем работаю. Но это, конечно, не железный принцип: в случае как этот я бы с легкостью переступил через себя, тем более с таким ошеломительным мужчиной, как Вы. Во-вторых, поддавшись всего одному требованию шантажиста, человек вписывается в собственное рабство. Даже самые стойкие, обладая новой для них властью, не смогут вечно сопротивляться соблазну заставить кого-то еще раз сделать то, что нужно им, а потом еще и еще. Но и это не стало бы большой помехой для меня в стремлении защитить небезразличного человека. Вот только — в-третьих… Я пообещал кое-кому, что не буду больше спать с посторонними людьми. И именно это меня останавливает в данный момент. Я не смогу смотреть этому человеку в глаза, нарушив клятву даже из самых благих побуждений.
