Этих подростков я выделил из числа прочих учащихся, потому что не способен пройти мимо человека, нуждающегося в помощи. Я искренне надеюсь, что сумел своими действиями сделать жизнь Нэнси проще и спокойнее — приятнее во всех отношениях. Я вижу, как Гарри отныне счастлив, а не озлоблен от внутренней боли и углубляющихся по вине бессилия комплексов. Я — только подумать! — слышу беззаботную болтовню Вельта с друзьями! Возможно, протянуть руку помощи Марти еще проще, чем решение проблем остальных запавших мне в душу ребят.

— Вельт! — махнул я крестнику, и он, сорвавшись с места, вприпрыжку приблизился к учительскому столу. — Извини, что отрываю, и еще раз — за почти детсадовскую просьбу, — шепотом продолжил я. Вельт перевесился через парту, склонился так близко, что я вновь оказался окутан ароматом шоколадного одеколона. — Не мог бы ты как-нибудь затащить в ваш уютный приятельский круг еще и Марти?..

Крестник оглянулся на упомянутого одноклассника, сжал упирающиеся в столешницу руки в кулаки и возвратил взор на меня.

— Я думаю, смогу, — отчасти нервно улыбнулся он. — Что-то еще?

— Нет, это все. И спасибо тебе.

Он не сходил с места, пока я ему не улыбнулся — сердечно, элементарно, не сдержав искренний порыв. Только тогда Вельт отразил мою благодарность и вернулся на место. Надо же, Вельт собирается сдружиться с кем-то — сам! Дикий камышовый котенок Вельт!.. В глубине души я не верил, пока сам не увидел. Нелепо развалившись на стуле — приобняв спинку, Вельт закинул ногу на ногу и кивнул мне.

— А не сходить ли нам сегодня всем вместе в кино? — громко, словно стоя на театральных подмостках перед галдящей толпой, продекламировал он.

Я поспешил опустить лицо, зажать рот ладонью, чтобы оставить смешок при себе. Благо Вельт не заметил этого, как и удивленных взглядов Сэла и Гарри: троица сидела почти плечом к плечу — кричать-то зачем?

— Идея хорошая, — кивнул Сэл.

— Сейчас много классных новинок, — задумчиво почесал затылок Гарри. — А если еще и с попкорном да газировкой!.. — Воздушный змей его мечтательности тотчас был отрезан от нити строгой реальностью, Гарри обернулся на меня. Я смотрел на него с уместной степенью родительского осуждения, и парень осторожно исправился: — Только с попкорном?..

Я медленно моргнул в знак согласия (одно ведерко кукурузы не окажет такого вреда, как бутылка шипучки). Довольный, Гарри повернулся ко мне затылком и потер ладони:

— Да! Попкорн! — просиял он.

Вельт, единственный, кто понял суть произошедшего, поддержал Гарри широкой улыбкой, опомнился и, видать, желая выглядеть круто, пихнул сидящего по соседству Марти в плечо. Мальчуган испугался, выронил книгу! — пятьсот сорок страниц возмущенно зашелестели на полу.

— Прости, — виновато скривился Вельт, наблюдая, как придерживающий очки Марти поднимает том. — Ты не… ну, знаешь, — замялся он, показывая кистями пропеллеры.

— Не знаю. Что?.. — Марти побледнел, будто узнал, что ланч его был отравлен. Обожженный по жизни разум подобрал ему за секунду молчания десяток вариантов, и все проглоченные Вельтом слова в фантазии Марти являлись нападками.

— Хочешь пойти с нами?..

Голова Марти дернулась влево, как у щенка, изумленного впервые увиденным отражением. Погладив книгу по потертой обложке, он внимательно осмотрел нервничающего Вельта, бездумно мигающего Гарри, не смог задержать взгляд на Сэлинджере. Последний, сидящий на краю парты Вельта, глядел на Марти сверху вниз, без высокомерия, просто несвойственного Сэлу, а с оправданным превосходством: возрастным, физическим, психологическим. По тому, что Марти узрел, он осмелился сделать вывод, что его не разыгрывают и не пытаются изощренно унизить.

— Было бы… здорово, — сглотнув, наконец ответил он и опустил заменяющую надежный щит книгу.

***

Раз у Вельта сегодня появились планы, наверное, впервые не связанные ни со мной, ни с родителями, я мог его не дожидаться и добираться домой в одиночку, тем более потому, что мой рабочий день оказался на два часа короче, чем учебный день Вельта. Едва я открыл холодильник, беззвучно предлагающий перекусить сэндвичем с ветчиной, в кармане зазвонил телефон.

— Рад тебя… услышать!.. — прокряхтел я в прижатую плечом к уху трубку, держа в руках мясо, сыр и бутылку соуса, а ногой захлопывая дверцу. Голодный человек способен на умопомрачительные цирковые номера, если они приблизят его к долгожданной трапезе!

— Я тебя тоже, — не шибко весело ответила Шерон. Нет, понятно, что повод их с Полом поездки был более чем траурный, но неделя подходит к концу; я полагал, к этому времени наряженные в черные одежды эмоции Шерон немного прибьет ко дну, где они будут усыхать под лучами смирения. — Слушай, мне… очень неловко, что я опять тебя отрываю… да еще после того, как переложила на твои плечи заботу о ребенке…

— Что ты, Вельт… прелесть… — замер я у стола, вложив слишком много нежности в это до боли правдивое последнее слово…

— …У нас… вчера разговор произошел… не из приятных… и Пол уехал…

— В смысле?!

— В прямом. Хлопнул дверью… взял машину — и уехал… Не знаю куда. Мне, наверное, уже и все равно: после того, что он сказал… — Ее голос дрогнул, и я пожалел о разделяющем нас расстоянии, ведь утешать словами в тысячу раз сложнее, чем, банально, обнять и погладить по волосам.

— Что он сказал?..

— Что… в общем, то, что я и так знала!.. То, о чем я думала все эти годы, понимала причину наших частых разладов…

— Шерон… Что он сказал?..

Несколько секунд динамик был нем, потом всхлипнул и исторг слабый, как нить, голос Шерон:

— Что… если бы не беременность и вынужденный брак… вся его жизнь сложилась бы иначе!.. И что он был бы хоть немного счастлив…

Сукин ты сын…

— Шерон, это неправда…

— Не надо! — услышал я ее вымученную улыбку. — Я не дура, Дэмиен, я… знаю… Я согласна с ним… Я, разумеется, не жалею о Вельте! Он — кусочек моего сердца, и когда то, что у меня в груди, начинает кровоточить, Вельт обнимает, прижимается ко мне! — и этот самый фрагмент встает на место, закрывает свежую рану, пока та не затянется… Я действительно счастлива из-за того, что у меня есть и всегда будет Вельт… Но, быть может, это материнский инстинкт, я не знаю; у Пола, очевидно, этого нет… Словом, прости, я не хотела жаловаться! Но опять накатило… Я приеду сегодня вечером. Ты сможешь встретить меня на автовокзале?..

— Конечно, о чем ты говоришь…

— Спасибо. На тебя всегда можно положиться, — уже значительно умиротвореннее произнесла Шерон. — Я тебя не отвлекаю? А то у меня еще одна просьба…

— Все в порядке. Какая?

— Со мной в автобусе будет родственница, но ей ехать дальше. Пока автобус будет стоять, я хотела бы передать ей тетушкин медальон на память: он дома в моей спальне — в ящике черная шкатулка. Если бы ты, встречая меня, привез его…

— Я все понял и сделаю! Подожди только, не отключайся, а то без тебя я ничего не найду…

Разговаривая с Шерон об отвлекающих от мыслей о Поле глупых мелочах, я вошел в соседний дом, поднялся по лестнице. На обоих этажах было так тихо, что мне даже стало не по себе. В спальне я по указке Шерон открыл второй ящик зеркального столика: в черной глянцевой, украшенной янтарем шкатулке не без помощи хозяйки распознал нужный медальон, старинный, но начищенный до блеска — с трепетной любовью.

— Подожди, — опомнился я под занавес телефонного разговора, — а ты расписание автобусов уже знаешь, билет куплен? Когда ты приедешь, на какой именно автовокзал?

Шерон достала билет, я зашел в комнату Вельта — в ближайшее место, где можно было раздобыть бумагу и чем бы записать информацию. Из множества прочих я выбрал ярко-оранжевый карандаш, потому как этот цвет явно не позволит мне не заметить записку и позабыть о назначенной встрече, однако грифель оказался серым, простым. Я выводил на бумажке время, название автобуса и автовокзала, изо всех сил сопротивляясь назойливой пчеле, мечущейся у меня в черепной коробке! Попрощался с Шерон, сунул мобильный в карман, замер перед письменным столом Вельта, держа бумажку и карандаш. Карандаш — да что же в нем такого?!.. Он казался знакомым до боли, но не бумажки для заметок, одну из которых я «позаимствовал» без спросу… Не особо понимая, что делаю, я нашел блокнот, вырвал с конца клетчатый листок и замер над ним с карандашом…