— Нет… — покачал я свинцовой головой. — Эту черту мы не перейдем. Просто так, от любопытства или возбуждения, лишаться девственности неправильно, Вельт!..

— Как ты ее лишился? — пластично обернулся он, крадучись приблизился вплотную.

Его тонкие, чрезвычайно хрупкие на вид предплечья легли поверх моих плеч; под водой в грациозном движении узких бедер головка потерлась о мой пресс, и Вельт закусил нижнюю губу, почти дотронулся кончиком носа до моего лица. Он всегда ловит меня на лицемерии типичного взрослого! — но ошибки моей юности не должны толкнуть его на те же самые грабли.

— Как-то, Вельт, — нахмурился я, — плохо помню. Нет, я был трезв и был счастлив даже первое время, но постепенно воспоминания о том разе померкли, все постели, в которых я перебывал, смешались в едином котле. Секс не представляет ценности, если ничего не значит человек в твоих объятиях. Он превращается в удовлетворение потребностей, приятное времяпрепровождение — и в этом нет ничего дурного! — но первая близость не должна быть такой…

Лицо Вельта погрустнело, руки частично соскользнули с моих плеч. Я не просто чувствовал — видел, что смог до него достучаться. Опечаленный, поникший, он сдавался. Я ощущал себя мерзким чудовищем, воодушевленным его треснувшими надеждами, но только так я мог остановиться вместе с ним у запретной черты и в то же время получить немного искренней ласки, необходимой мне как воздух сейчас, одарить и Вельта своей. Мне следовало замолчать — просто обнять его, разделить груз грусти в поцелуе, но черт меня дернул как можно точнее донести до крестника посыл:

— …Первый секс должен быть по любви, Вельт, и это не пустые бредни высокоморальных лицемеров-консерваторов. Только потеряв девственность с человеком, которого неподдельно любишь, ты не распрощаешься с весомой частичкой себя. Пронесешь полученное от партнера тепло сквозь всю свою жизнь, даже если ваши пути разойдутся. И дело не в том человеке, не в ваших отношениях или эмоциях во время занятия любовью — дело только в тебе. Ты будешь уверен, что все сделал правильно, не обесценил себя.

Так до конца и не опустившиеся руки Вельта дрогнули, одна притянула меня ближе за шею, вторая скрылась под водой. Шевелясь, его губы задевали мои. Чтобы не испытывать боли в глазах, мы погрузились во тьму опущенных век почти одновременно, на слух — по тону рисовали на черном полотне лица друг друга.

— Только с тем, кого любишь…

— Вельт… — Член решительно сдавили его пальцы. Вода зашумела — я схватил Вельта за запястье, но не мог одернуть: слишком тонким, незначительным оно было в моей ладони, словно любым неаккуратным действием я мог причинить мальчику боль, наградить кости трещинами. Головка уперлась в расслабленный сфинктер. — Остановись…

— Я люблю тебя, Дэм… — Вельт дышал в мою кожу, пружинисто насаживался уже на половину головки, тесный, пульсирующий, горячий, затягивающий…

— Это не та любовь… — шептал я, ловил губами каждый его выдох.

Свободной рукой я ошпарился о его бедро: дьявол на плече призывал провести ею дальше, по нежной бледной, чуть ли не прозрачной коже, страстно, до легкой боли смять всеми пальцами ягодицу, дотянуться до ануса, дабы подушечки помогли «увидеть», как именно член расширяет его, постепенно погружаясь в легонько поднимающегося и опускающегося Вельта все больше… Может, я и хотел остановить его, однако сил на такой поступок с большой буквы «П» не имел. Слабовольно я отпустил запястье Вельта, пусть прежде моя хватка и так ни на что не влияла. Крестник потерся щекой о мою щеку, и с замиранием сердца я осознал, что кожа намокла. Я распахнул глаза тотчас!

— Тебе больно?!..

— Потому что ты меня не слышишь, — сквозь слезы проговорил Вельт и с мычащим стоном в очередной раз расслабил бедра; кольцо мышц стиснуло член под головкой. — Я люблю тебя…

— Я слышу!..

— …Дэм, люблю…

Он целовал меня жадно, сумбурно, принимал член глубже уже без помощи рук, коим будто не мог найти место: то зарывался пальцами в мои темнеющие от капель волосы, то обхватывал вокруг шеи, то тянулся к груди, то заключал в объятия торс. Внутри него было не просто хорошо — восхитительно, райски прекрасно… Вельт внутренне метался как огонек, что в следующий миг может погаснуть, перегореть от доселе неведанных эмоций. Обняв его, я сместился к середине просторной ванны, чтобы за моей спиной появилось место для его подрагивающих от волнения ног, кои более не упирались в скользкое дно. Я впитывал всем естеством стоны Вельта, собственноручно насаживая миниатюрное изящное тело на член. Войти в него полностью я не мог — чрезмерно значительной была разница в росте. Вельт перестал повторять слова о любви лишь по вине наслаждения, укравшего его речь, — и больше не рвал на куски мое сердце… Он путает теплое с мягким! — однако не один только Вельт выдавал желаемое за действительное. Я помню, что являюсь заменой мужчины, в которого он безответно влюблен. Но в те волнительные моменты, когда с его уст срываются признания, я ненадолго погружаюсь в безумный мираж: как будто Вельт именно так меня любит…

***

Я мог кончить в него, но не стал. Как бы глупо это ни звучало, секс был для меня неожиданностью: если б недостаток совести позволил мне планировать подобное, под рукой обязательно оказался бы презерватив. Как ответственный человек, я всегда предохраняюсь, проверяюсь на что только можно, однако не могу в полной мере ручаться за Синди. Не хочу даже в малой степени навредить Вельту… Надеюсь, не сделал это уже…

Мое предсказание сбылось: едва он кончил, обмяк у меня на плече, счастливым мутным взглядом пронзая кафель. Одариваемый поцелуями одним за другим, Вельт закрывал глаза, погружался в сон прямо в ванне, все же не выпуская меня из кольца тонких, на удивление сильных (для спящего) рук. Точно куклу, я обернул его в теплый махровый халат, на влажные волосы накинул полотенце и в таком виде отнес в спальню, как в детстве уложил, подоткнул одеяло.

Я мог уйти спать на диван, но вытеревшись и вынув пробку из слива ванны, забрался в постель, избавил Вельта от напитавшегося водой полотенца, чтобы крестник не простыл.

Я мог и эту ночь провести на краю своей половины кровати, но придвинулся к спящему Вельту. Нас разделял лишь мягчайший материал позаимствованного у меня халата. За окном стрекотали сверчки, насвистывал безмятежную мелодию ветер. Вскоре будет светать…

***

Утром мы вели себя друг с другом как прежде, разве что Вельт реже смотрел мне в глаза, чаще утыкался куда-то вниз с чарующей полуулыбкой, а у меня на душе было непривычно спокойно. Так хорошо, кажется, я еще не спал, таким обновленным еще не просыпался. Мы позавтракали вместе в отчасти неловкой, отчасти нейтральной, семейной тишине, после чего Вельт вынужден был отправиться к себе домой — принять душ и подготовиться к школе. Пока его не было, я на скорую руку приготовил сэндвичи, упаковал также несколько вымытых фруктов, немного белого винограда — отличный получится обед на двоих.

В школу мы добрались вместе, расстались у двери учительской, обменявшись пожеланиями удачного дня. Сегодня до звонка с последнего урока мы не пересеклись бы, однако я не для себя одного сварганил сытный и полезный обеденный перекус. Завершив первую порцию уроков, кои я провел на одном дыхании, с пузатым пакетом в руке я отправился на поиски Вельта. Его расписание я знал лучше, чем свое, но в классе биологии его не обнаружил. Лучезарная Мелоди подсказала, что Вельт убежал с тетрадью по истории в обнимку, как только началась перемена, и, отдав ей честь двумя пальцами, я воодушевленно продолжил «квест». Коридоры были похожи на бурные реки, низкорослым ученикам приходилось нелегко, но передо мной, как перед Моисеем, людской поток расступался — вот она, одна из немногочисленных привилегий профессии учителя! У искомого кабинета я остановился, заглянул в наполовину открытую дверь — и бумажный пакет неприятно захрустел в дернувшихся пальцах…

…Что там Вельт говорил?.. Что влюблен во взрослого мужчину, которого не интересует в романтическом смысле?.. Его круг знакомств невероятно мал: Вельт знает только тех, кого видит дома и в школе, и первое место, понятное дело, отпадает…