Совершенно неопытные в шпионских играх, мы с Вельтом забыли договориться о месте встречи после хитрой операции, посему как можно скорее я добрался до дома, где по соседству возле ожидающего такси плакала Шерон, обнимая на лужайке сына. Пол угрюмо загружал в багажник сумки; я проигнорировал его и поздоровался только с Шерон, заключившей в объятия и меня.
— Проведывай его почаще, ладно? — трогательно взмолилась она, размазывая по щекам тушь, и я, кивнув, заверил, что как следует присмотрю за Вельтом. Пол скрылся в салоне такси, к распахнутой дверце подошла Шерон. — Звоните, если вдруг что!..
— Конечно, мам…
— …И не пропускай школу!.. И не ешь одни сладости! Дэмиен, деньги на еду и прочие расходы я оставила на кухонном столе. Если потребуется ехать в больницу, бери машину в гараже; бак полный…
Без преувеличения, Шерон озвучила десяток указаний — задержала бы такси еще больше, благо Пол втянул ее в авто за рукав. Я и Вельт махали удаляющейся машине, у мальчика повлажнели глаза, пусть он и постарался это скрыть: раньше он не расставался с родителями надолго. Плохо так думать — во мне, однозначно, говорит обида! — но по Шерон Вельт будет скучать явно больше, чем по Полу… Может, не стоило мне отчитывать его как мальчишку, лезть в чужой брак со своими указами… Но когда возникает необходимость защищать Вельта, я теряю рассудительность.
Машина скрылась за поворотом. Я уже почти подобрал подходящие слова, однако Вельт, так и не дав мне шанса утешить его, убежал в дом, хлопнул дверью. Я решил, он уединился, чтобы дать волю слезам, совсем как в детстве. Оставил дверь в свой дом незапертой, думая: «Вельт придет через какое-то время, когда успокоится, совладает с тоской по семье, а я встречу его сладким какао и клубничными трубочками…» Но я даже не успел переодеться в домашнее! — громыхнула входная дверь. В майке, заправленной под ремень, я выглянул в гостиную и тотчас напоролся взглядом на Вельта, приволокшего сумку с вещами.
— Это на первое время, — просиял он, предвосхитив мой вопрос. — Одежда, предметы личной гигиены…
— В смысле?.. Ты живешь в соседнем доме: ты можешь там принимать душ, переодеваться и…
— Эту неделю я живу с тобой, — перебил меня Вельт, обаятельно округлив выразительные глазищи. — Или ты забыл? Подарок на день рождения…
Да как такое забудешь… Махнув рукой, я ушел в спальню, дабы сменить одежду. Через дверь Вельт спросил, приготовить ли мне кофе. Я ответил ему наиболее честно: «Ну… попробуй!» — не смог представить его самостоятельным по возрасту. Однако к моменту, когда я явился на кухню, дом не горел, кружки не были разбиты, а помещение заполнял пьянящий кофейный аромат. Возможно, эта неделя пойдет нам обоим на пользу: я увижу Вельта в ином свете, найду, чем оспаривать словесные выпады Синди в его сторону, а сам мальчик потренируется вести себя в соответствии с реальным возрастом.
За ужином мы обсудили ситуацию с Сэлом и его сестрой: опасения насчет безвозмездного прекращения шантажа тем не менее не отменяли радости и облегчения по поводу решения серьезнейшей проблемы. Вельт был раздосадован известием о прочих «слитых» роликах, и я чудом удержал язык за зубами, не испортив вечер очередными нравоучениями. Да ладно, Вельт уже все понял, сам раскаивается, видя последствия своих необдуманных поступков, — пинать его жестоко. К тому же, он пообещал не возвращаться на тернистую тропу порнографии… так же как и я — постараться не спать с черти кем: о чем вообще думал?.. Не знаю, сколько смогу продержаться, тем более в отсутствие Синди, но на все сто процентов я уверен в одном: не хочу, чтобы Вельт опять плакал…
***
— Пора на боковую, — изрек я, выключил телевизор и отложил пульт на журнальный столик. Вельт нехотя отлип от моего плеча, потер сонные глаза, зевнул в ладонь. — Вставай с дивана — я постелю тебе…
Вельт не сдвинулся с места, лишь улыбнулся в пол:
— Мне нельзя будет спать на кровати?..
— Прости, дружок.
…есть что-то нездоровое в позволении ребенку провести ночь на кровати, где я занимаюсь сексом с невестой и случайными мужчинами…
Поникший, Вельт удалился в ванную, я же тем временем постелил на диван простыню, выискал пару мягчайших подушек, достал из шкафа лоскутное одеяло, сшитое моей бабушкой, ныне почившей. Сотканное из разноцветных кусочков материи, точно витраж, оно было памятью, настоящим сокровищем, материализовавшимся воспоминанием, самым светлым и теплым из всех. Я вечно ругался с Синди, когда она доставала это одеяло в холодные дни, но отчего-то не то что был не прочь — стремился поделиться им с Вельтом, укутать доверенного мне крестника в приятные отрывки, к сожалению, минувшего детства.
Вельт вернулся в гостиную уже в пижаме, неловко забрался под одеяло, погладил его обеими ладошками.
— Дэм, посидишь со мной?.. Немного…
— Конечно.
Вельт подобрал ноги, и я опустился на упругую диванную подушку. Он заинтересованно рассматривал узоры на одеяле, некоторые обрисовывал пальцами, и в этих пластичных движениях мой сонный разум тонул.
— Очень красивое…
— А то! — горделиво поддакнул я. — Это одеяло сшила моя бабушка: она любила шить, но у нее не всегда получалось то, что она хотела сделать, — то ли рассеянность мешала, то ли с мелкой моторикой что-то было не так уже с юности. Так что частенько она портила ткань или почти готовый элемент самодельной одежды. В таких случаях она вырезала лоскут из неудавшейся вещи и добавляла к этому одеялу. Первоначально планировался платок, но ты сам видишь, сколько у бабули было неудач, — тепло усмехнулся я, и Вельт тихо рассмеялся. — Бабушка всегда говорила, показывая мне одеяло: «От ошибок не нужно сбегать! Следует выбирать из них нечто полезное, важное и хранить этот опыт как зеницу ока, гордиться им, по возможности превращая выученный урок в нечто прекрасное!»
— Это очень мудро… Жаль, что я ее не знал…
— Действительно, жаль… И что с дедом моим не был знаком тоже: он бы тебе понравился! Если бы ты пришел к нему за советом, он бы ответил: «Ты хочешь делать то, о чем говоришь, или нет, черт возьми?! Если хочешь — делай!» Он мог так сказать и о чем-то плохом, как, к примеру, курение, но тогда добавлял: «Имей в виду, что и я буду делать то, что хочу! А я хочу помешать тебе забивать голову всякой дурью!» — Вельт не отрывал взгляд от прикрытых одеялом коленей, и у меня вырвалось: — Извини. Рассказываю всякие нудные истории, а ты из вежливости вынужден слушать…
— Нет, мне правда интересно!
— Но ты лица не поднимаешь…
— Мне… очень трудно смотреть тебе в глаза… — почти шепотом проговорил Вельт, покраснев.
— Почему?
— Потому что я хочу смотреть на твои губы…
От его слов дыхание перехватило… Вельт взглянул на меня из-под бровей «домиком», и я понял, что пора уходить. Целуя его в висок, я закрыл ладонью губы Вельта не из-за опасения, что он извернется и похитит взрослый поцелуй, хотя провернуть этот трюк он мог легко. Я был не уверен в себе…
— Спокойной ночи, Вельт, — попрощался я, поднявшись с дивана.
Вельт ничего не ответил, не двинулся, не повернул головы. Он так и продолжил сидеть над лоскутным одеялом при погашенном свете. Глухо я притворил за собой дверь. На душе было гадко, в груди будто гиря давила. С застывшим на лице сожалением я разделся догола, натянул пижамные штаны, так как намеренно щеголять в трусах перед ребенком — за пределами вменяемости. Постель была такой же как всегда, но все же холодной, жесткой, недружелюбной. Нет, таким был я — так повел себя в конце разговора с Вельтом… Надо было что-то ответить ему, напомнить о границах между нами, а не бросать одного лицом к лицу со спутанными чувствами… Я хотел выйти в гостиную, однако не знал, сумею ли правильно выразить мысли, не раню ли Вельта вновь. И так, словно лежа на колкой крупе, я провалился в сон, прерывающийся завыванием ветра за оконным стеклом.
…В том сновидении я был спокоен и счастлив: совсем как в детстве, Вельт обхватывал мою ногу, и это тепло разливалось по телу, просачивалось в самую душу, трансформируясь в чистейшее умиротворение… Снова зашуршало одеяло — залезший ранее под него Вельт скинул его со своих плеч и моих бедер. Я списывал реалистичность сна на психологическое истощение: мозг выжат как лимон и не может придумать что-нибудь свое, потому и создал вокруг меня спальню, ночь, посвистывающий ветер за окном, ту же пижаму на Вельте и те же тонкие клетчатые штаны на мне. Вот только это был не сон — реальный мир принял блудного сына через пару часов после прощания с Вельтом, и за время глубокой дремоты организм сделал то, что и всякую ночь по несколько раз…
