========== Глава 8 ==========
Обхватив раскалывающуюся голову руками, я упирался локтями в стол. Я чувствовал, как дрожит и крошится с краев мой личный мир. В расширяющуюся пропасть падали самые дорогие воспоминания, которые я всеми силами старался удержать, погружаясь в них…
***
10 лет назад…
Спальня Пола и Шерон была пуста и темна. В узеньком проеме между стеной и большой двуспальной кроватью я сидел на полу по-турецки, вот уже минут двадцать, должно быть, в удушливой немоте разглядывая фиолетовое постельное белье. Слева от меня часто подрагивал малыш-Вельт, обняв узкие колени. Его хрупкое тельце было настолько мало, что макушка едва доставала до верхнего ящика прикроватной тумбочки. Миниатюрные пальчики стискивали ткань синей пижамы, усеянной веселыми мультипликационными овечками. Давящую тишину спальни разбавляло тихое тиканье дешевого будильника и свистящие всхлипы Вельта. Только-только войдя в комнату — найдя мальчика в ней после громких поисков по всему дому, я хотел протянуть ему руку, сесть рядом с ним, обнять его за вздрагивающие плечи и утешить чем смогу. Но Вельт не двинулся, не откликнулся на имя, так что я опустился поодаль от него и привалился ноющей спиной к холодной стенке…
Уставший поддерживать одну и ту же позу неимоверно долго для ребенка, Вельт, не отпуская коленей, качнулся влево и приник мокрой от слез щекой к мягкому постельному покрывалу. Его и без того полные губки были жалобно поджаты, из-за чего еще больше смахивали на толстенький клювик опечаленного утенка. Сердце разрывалось на части от одного взгляда на него. Но это не тот случай, когда я должен влезать в его личное пространство, уверен. Он сам сделает первый шаг, когда будет готов…
— Я не понимаю… — звонко вырвалось из его груди.
Нет, ты понимаешь — иначе бы не лил слезы сейчас… Ты просто не хочешь мириться с такой неудобной реальностью, и я всецело на твоей стороне…
Так и не дождавшись никакого ответа, Вельт поднял на меня огромные серо-зеленые глаза и натолкнулся на полную сочувствия полуулыбку.
— Такое бывает, малыш. С этим ничего не поделать. Это… закон жизни…
— Но он же смеялся! — прорыдал Вельт, и по моему сердцу точно резанули ножом, на глазах выступили слезы. — Он… Он рассказывал о том, что в войну видел в небе сани и Санту своими глазами! А потом он скинул им всем подарки! И… и…
Горе, первое на пути Вельта, неуклонно брало верх: рыдания заместили все мысли; бросившись на четвереньки, малыш дополз до меня и замер, крепко обняв мое левое бедро. Большой горячей ладонью я гладил его по спине и затылку, не зная, что и сказать. Не такой должна быть первая потеря ребенка… Со смертью он должен был столкнуться через трагический уход аквариумной рыбки или отжившего свой короткий век хомяка, дабы подготовиться к более ужасным утратам… К беседе по душам именно после такого печального события я подбирал слова с того самого момента, как Вельт впервые заговорил, и раз уж у меня имеется хотя бы крупица утешения для этого ребенка…
— Я знаю, что ты будешь скучать по нему… Но вспомни: сегодня был отличный день… Он увидел тебя, твоих маму и папу… мы все сидели за столом одной большой дружной семьей, ели потрясающе вкусный рождественский ужин, слушали его чудесные истории… Он был счастлив, Вельт… и сделал все, что хотел… Лучшего последнего дня не сыскать… Он простился со всеми вами — и ушел отдыхать: туда, где спокойно и хорошо, где ничего не болит и никто не плачет, где огромные разноцветные облака сделаны из сладкой ваты!.. Завтра с рассветом ты откроешь оставленный им под елкой подарок и вспомнишь о нем со слезами, но и с улыбкой — потому что всякий раз, как ты о нем думаешь, он тоже улыбается и мысленно передает тебе привет… Сейчас ты думаешь о нем?
— Д-да…
— А чувствуешь «привет»?
— А к-какой он д-должен быть?.. — спросил Вельт, чуть подняв покрасневшее лицо.
— Такое приятное тепло в груди, от которого хочется улыбаться и плакать одновременно. Чувствуешь?
— Кажется, да…
Кольцо детских ручонок вокруг бедра ослабло, и я, бережно взяв Вельта под мышки, посадил его поверх моих ног. В моих руках он лег набок, словно на удивление большой новорожденный, уткнулся лицом в рождественский свитер и отрывисто всхлипнул в последний на сегодня раз.
— Ты же не умрешь, правда?..
— Конечно.
— Но ты старше…
— Ну и ладно. К тому времени, как я превращусь в старичка, ты меня догонишь.
— Так не бывает…
— Да, ты прав… Но, если ты захочешь, когда мы станем старыми-престарыми, когда изучим все загадки этого необъятного мира, мы можем вместе попрощаться со всеми, съесть много вкусной еды, обязательно покататься на горке, что тебе так понравилась в парке аттракционов, — и только после этого вместе уйти к облакам из сахарной ваты и рекам газировки.
— Так и сделаем… А откуда на небе реки?..
— Из дождей, проливающихся с туч на те облака, что летят пониже…
***
В то время Вельт был таким наивным и милым… Он верил каждому моему слову — а я верил ему…
А что теперь?..
Шум воды в далекой ванной затих. Мой внутренний таймер громоподобно отсчитывал секунды.
Шаги… Приближаясь к своей комнате, Вельт что-то напевал. Как он может петь, когда… после того, как…
Твою мать… Я устал… Как же я устал…
Дверь открылась резко. Вельт шагнул за порог, но, завидев меня, сразу замер, укутанный в огромное полотенце с рисунком звездного неба и волка, воющего на луну.
— Что ты… — начал было он. Испуганные глаза метнулись к столу, к отблеску включенного ноутбука, и Вельт тут же прикусил язык.
Десять лет назад, когда дедушка Вельта скончался прямо за столом, я ждал, пока ребенок будет готов начать разговор. Теперь его очередь ждать… Кажется, для меня две этих ситуации схожи: сегодня я тоже потерял моего маленького дорогого Вельта…
— Скажи… за что, Вельт?..
— Дэм… — выдохнул он, захлопывая дверь и босиком подступая ко мне. Его тонкая рука протянулась к моему плечу, но опустилась на спинку стула. Все правильно… Интуиция его не подвела: дотронься он до меня сейчас, я бы скинул его руку, чем ранил бы навсегда…
— Я… был идиотом, это ж понятно… Я полагал, что, позволяя тебе многое, научу умеренности… ответственности… покажу, как различать хорошее и плохое… И вот к чему все скатилось… Мне… не надо было говорить с тобой о сексе и прочих взрослых вещах… Я хотел привить тебе сексуальную разборчивость, упасти от травматичного опыта и ужасных ошибок, — а в итоге, сам того не ведая, подвел к… к порнографии, Вельт!.. А дальше что?.. Проституция?.. Нашелся… «воспитатель»… черт…
Я сжимал свой лоб так сильно, как только мог. То ли желая выдавить наружу воспоминания о прочитанной переписке, то ли наказывая себя за педагогический просчет. Многие-многие просчеты…
— Меня на милю к детям подпускать было нельзя… И вот чем все обернулось…
— Да почему ты так к этому относишься?! — возмутился Вельт. Отсутствие у него и толики раскаяния окатило меня волной гнева. Я рывком встал из-за стола, и стул громыхнул, опрокинувшись. Вельт дернулся назад, но в последнее мгновение передумал отступать. Большие серо-зеленые глаза уперлись в меня с непримиримым упрямством.
— А как я должен к этому относиться, Вельт?! Как я должен реагировать на то, что всякие извращенцы платят тебе деньги за то, чтобы ты на камеру запихивал в себя секс-игрушки?! Это — разврат! Распутство за деньги! Распространение детской порнографии! Тебе карманных денег мало, или что?! Да разве стоит из-за этого заниматься всем этим?! Попроси ты, я бы дал тебе сколько угодно денег, чтобы ты до этого сумасшествия не доходил!
— Хватит орать! Родители услышат! — истошно выкрикнул Вельт, до белизны кожи сжимая у шеи уголки сырого полотенца.
— А может, пусть услышат! И даже если они в суд на меня подадут за развращение их ребенка всякими тупыми откровенными разговорами, так тому и быть! Зато они больше и близко тебя к Интернету не подпустят!
Нахмурившись, Вельт разжал пальцы, и полотенце соскользнуло на пол. Поперхнувшийся паникой, я бросился в ноги обнаженного мальчишки, чтобы подобрать полотенце и накинуть опять, но он хлестко оттолкнул мои руки.
