Внизу, под холмом, все были веселы. Сияли улыбки, оркестром колоколов звучал смех, — а на ветке моего вяза печально запел соловей…
========== Часть 2 ==========
Я впервые влюбился, будучи еще мальчишкой. Забитый, затравленный смущением и неуверенностью, я передвигался по шумным коридорам старшей школы подобно невзрачной тени и изредка — только изредка! — позволял себе любоваться им, безоговорочным будущим королем выпускного бала, популярным, окруженным друзьями, всеобщим любимцем. Он был светловолосым, улыбчивым, обладал безмерной харизмой, а голосом его и особенно смехом можно было заслушаться… Сперва я не понимал, какое именно чувство питаю к нему: верил, что именно так — слабостью в коленях и жаром на щеках — проявляется смесь зависти и восхищения. Я хотел быть как он: не бояться общаться с другими людьми, всегда казаться им интересным и многогранным, быть привлекательным, черт побери! Но разве мог притягивать полные вожделения взгляды тихий невысокий прилизанный мальчишка в совершенно невыразительной одежке из «Секонд Хенда»?.. Мне было что предложить собеседникам, вот только — без преувеличения — до смерти я страшился, что другой человек рассмеется в лицо и унизит отказом.
Порой наши с ним взгляды встречались. Он как ни в чем не бывало продолжал разговаривать с друзьями, однако губы его едва заметно подергивались от сдерживаемой улыбки. Это выражение обаятельного лица было лишено насмешки и потому давало мне надежду: что однажды и на улице современной Золушки настанет праздник; воплощение идеала рассмотрит нечто ценное и хрупкое, скрывающееся за бедностью семьи да отсутствием социальных навыков, выделит меня из толпы и полюбит в ответ. Тогда я верил в то, что романтические сказки вырваны из жизни, в которой редко, но все же встречаются. И стечение обстоятельств лишь подкрепило эту мою детскую наивность, ведь тот, в кого (я понял) влюблен, заговорил со мною после уроков в безлюдном школьном коридоре. Он попросил помочь ему с уроками, я ответил, что сам не очень-то умен, и получил пропитанные нежностью слова: «Вот и будем разбираться вместе…»
В тот же день мы оказались у него дома — одни. Он был мил, но настойчив, шокирующе откровенен, пусть и не переступал черту вульгарности, чем лишь сильнее западал в душу и заражал собою мой неокрепший мозг. Вместо чтения учебника он учил меня целоваться: запускал язык в рот, вслепую изучал большими ладонями слабое тело… Он намекнул, что есть нечто такое — сделав это, я обязательно порадую его, и я, влюбленный дурак, влет согласился. Я потерял первый поцелуй и сделал первый минет с разницей в полчаса — через полтора часа после обмена несколькими фразами с малознакомым парнем. А ведь бóльшую часть этого времени заняла дорога до его дома, и по пути мы молчали…
Кончив мне в рот, он заверил, что я ему глубоко симпатичен, но друзья его — те еще гады, так что он боится их реакции: ему-то все равно, но если я буду переживать из-за нелестных замечаний, себе он этого никогда не простит! Счастливый, обнадеженный взаимностью, я верил! Верил! — как последний идиот. Полгода я бежал к ему по первому зову, чтобы отсосать член — порадовать любимого человека, побыть вместе с ним, ощутить телесную близость… Стоя на коленях в туалете, за школой, под мостом и много еще где, я оправдывал отсутствие развития наших отношений сплошным неудобством: у нас дома родители, просто негде заняться сексом, нет времени с час целоваться, обнявшись; есть только несчастные десять-пятнадцать минут на минет. Он кончал, хвалил, игриво подмигивал и уходил, а я хватался за теплые слова и возвращался домой еще более влюбленный. Я никогда не озвучивал ему растущее недовольство, а обмолвись раз — все сложилось бы иначе: он никогда бы не позвал меня снова в гости, и я остался бы у него на подсосе до окончания школы. Но я молчал, а он — пригласил…
Собрав решительность воедино, в солидный увесистый клубок, я выпустил член изо рта и стащил с себя жилетку. Воротник рубашки замялся, верхняя пуговица расстегнулась сама. «Что ты делаешь?..» — с неподдельным раздражением спросил «мой парень». Я, тщательно подбирая слова, объяснил ему, что готов сделать следующий шаг, что ему не нужно больше бояться меня обидеть спешкой, да и условия, наконец, подходящие!.. На что получил предельно твердый ответ: «Я не гей»… Ему не давала подружка, красивая, воспитанная девушка из приличной семьи. Она желала сохранить девственность до совершеннолетия, и он уважал ее решение. Но не уважал меня…
Обревевшись по дороге домой, я вошел в свою тесную темную комнату с непоколебимой верой в то, что отныне буду другим человеком. Многочисленные учебники, которые я читал не из-за школьной программы, а просто потому, то эти предметы меня увлекали, отправились в гараж, пустующий после продажи отцовской колымаги; к ним присоединились и модели самолетов, поездов. Я вернул родителям почти всю купленную по дешевке для меня одежду… Нет, я был благодарным сыном! Но сдав ее обратно, они выручили немного денег, а я, временно донашивая наименее ботанские брюки и рубашки, устроился на подработку в кафе. Вместо зубрежки и сборки моделей — я работал так много, как только мог, и через пару месяцев купил несколько стильных вещиц. Постепенно вместе с гардеробом менялся и я. Общение с клиентами в кафе развило мои коммуникативные навыки, получение чаевых (материальный эквивалент похвалы от незнакомцев) укрепило самооценку. Я завидовал тому негодяю, которому сделал два слишком дорогих подарка — первый поцелуй и первый секс, хоть и оральный; я перенял его обаяние и веселость, на столике в ванной постоянным гостем стала пластиковая банка с гелем для укладки волос, а со временем рядом возникли различные мужские косметические средства. Я не общался с одноклассниками как и прежде, однако заимел приятелей вне школы. Мерзавец, которого я за несколько недель ночных терзаний все-таки разлюбил, показал мне две немаловажные вещи: ненароком он сорвал пыльную упаковочную бумагу с нового, сильного и яркого меня! — и привел меня к пониманию пошлой, но простой истины… я люблю сосать член.
…И вот где мы сейчас! За стенами темного, недавно вылизанного уборщиком туалета ночного клуба приглушенно гремит ритмичная музыка, под которую мое тело подстраивается само, будто я снимаюсь в порнографическом клипе. Стоя на коленях, я беру за щеку у привлекательного незнакомца, надрачивая заодно и себе. Мне нравится такая жизнь, сексуальная свобода! Мне достаточно разок улыбнуться, чтобы подманить горячего парня. Я не идиот (больше): понимаю отсутствие малейшей глубины в таких интрижках. Но в том-то и дело. Я впредь не обманусь. Не потрачу полгода на не того человека…
Полгода…
…Каков лицемер!.. Практически столько прошло со свадьбы, на которую меня позвал Кирен, а я так и не выкинул из головы того бармена, к несчастью, оказавшегося женихом… Словно снова став влюбленным мальчишкой, я грезил перед сном о другом развитии событий: Джош был только барменом, а я — неотразимым клиентом, смело флиртующим с ним. В какой-то момент я попросил бы у него кубик льда для моего напитка, но вместо стакана подставил бы рот: мороз кусал бы за губы, зато насколько же, блять, горячими показались бы его пальцы, пока я б облизывал их!.. И под барной стойкой я показал бы ему разницу между обычным минетом и “холодным” ледяным языком и раскаленными губами да горлом… За церемонией мы наблюдали бы вместе, не отходя от бара, а после, когда его рабочий день закончился б, отправились бы вместе перекусить… я бы слушал его рассказы о чем угодно, раскрывал по чуть-чуть удивительно обворожительного мужчину, каких ни раньше, ни после не встречал…
Когда я думал: «Ура, наконец, эта мания миновала!» — Джош снился мне, и все начиналось по новой… Недолго я не понимал, чем же он так крепко меня зацепил. Все было просто. Он был ко мне добр. У него не было для этого абсолютно ни единого мотива! Он не хотел получить от меня побольше чаевых, не планировал изменять своей невесте; я был очередным незнакомцем за барной стойкой, и окажись на моем месте другой, Джош бы и к нему отнесся с таким же искренним пониманием, интересом, заботой!.. Мне даже не обидно, что в его глазах я не выделялся особо ничем. Наоборот. Это необычайно редкое качество: доброта по отношению ко всем без разбору. Никто, кроме родителей и Кирена, который стал мне практически братом, не был добр ко мне просто так, не желая использовать…