— Господи, что произошло?..
Как в детстве, я опустился перед ней на колени — на коврик, и юная девушка с душераздирающего объемного портрета ожила: вцепившись в мою одежду, Лиза попыталась поднять меня снова на ноги, что-то бормоча на грани рыданий, но ее слабые (от печали сил не осталось) попытки не увенчались успехом, и она сама упала на колени, держась за меня.
— Это я д-должна!.. На коленях!.. — разревелась она. Лиза честно старалась смотреть мне в глаза, считала, что только так поговорить со мной и будет правильно, но сверкающие от слез ресницы опускались, а черных подтеков на щеках становилось все больше и больше. — Если б-бы не я, ты б-бы не пошел туд-да!.. Прости меня, пожалуйста!.. Так виновата!..
Больше произнести ни слова она не сумела: все звуки, покидающие ее горло, превратились в рев, мелодичный, но разбивающий мое внутреннее стекло вдребезги! Утешая ее как только умел, я гладил сестру по щекам, тщетно стирал с кожи испорченный макияж — только размазывал. В итоге единственное, что пришло мне на ум, это обнять ее, крепко-крепко, чтоб даже легкие не раскрывались полностью, жадные до кислорода. Так, поймав ребенка, которого отчасти вырастил, я покачивался подобно живой колыбели…
Постепенно буря утихала. Ветер больше не выл устами искренней, солнечной девочки, вечером делавшей вид, что все в порядке, — ради маленькой Кати, а ночью — не спавшей под гнетом кровожадного чувства вина, отрывающего от ее нежной плоти кусок за куском с бездушным хищным чавканьем…
— Ты не виновата, слышишь? — шептал я ей на ухо, и Лизины руки благодарно и любяще стиснули меня вокруг пояса. — Мы всегда ссорились, на скандалах и обидах построена наша семья…
…«семья»?.. Я был так слеп… Сфокусировавшись лишь на собственной боли, я совершенно позабыл о переживаниях дорогих мне людей. Непростительный эгоцентризм. Мало того что не вспомнил о девочках, случайных свидетелях отвратительной ссоры, так еще и исключил их из круга семьи, рвясь жалеть себя, раздувать из серьезной проблемы целую катастрофу, неоправданно великую!.. Да, благодаря Владу я узнал, что семья не ограничивается кровными узами: семья заботится о тебе, семья тебя любит; но и родством я связан не только с грубо, бессердечно оттолкнувшим меня братом и незаступившейся за меня матерью. Моя семья также — Лиза и Катя. Разумеется, Антон. Вдобавок Влад. И Везунчик. Павел?.. Страшно думать… Невзирая ни на что, у меня огромная семья, и даже если она не всегда может поддержать меня, как было вчера в случае Лизы, Я должен ограждать ее от невзгод и заботиться о ней.
…Тучи сгустились над моей головой, и, отдавшись потемкам ради во многом простого самобичевания, я забыл, что там, высоко-высоко, по-прежнему горит яркое солнце. Всегда будет гореть, сколь бы ужасная непогода ни затемнила небосвод.
— Я люблю тебя, — улыбчиво вымолвил я, и Лиза облегченно хихикнула мне в обсопливленное плечо.
— И я тебя… Мне надо умыться…
— Идем.
Я проводил ее в ванную, будто мы вернулись лет на десять назад и отправились чистить зубы перед сном — вместе, иначе маленькой Лизе было скучно и тратить время на поддержание гигиены она отказывалась. Лишь мне удавалось заинтересовывать ее, развлекать, превращать рутину в игру или просто приятное совместное времяпрепровождение. Позже с Катей повторилось то же. Я всегда легко находил общий язык с детьми, и Антон в первые недели знакомства стал для меня своеобразным вызовом: трудный ребенок, с которым я смог-таки поладить…
Дети — честные! Хоть спокойно врут, красуясь или сбегая от заслуженного порицания — совсем как взрослые. Детей проще понять: на всякий поступок у них всегда есть мотивы, логичные, понятные и близкие каждому… как те, что определяют всякий выбор взрослых. Вот только если ребенок выкрикнет от избытка эмоций: «Я тебя ненавижу!» — это будет означать злость и обиду, саднящую кровоточащую рану, куда деться от которой — дите, элементарно, не знает!.. Если взрослый процедит сквозь зубы: «Я тебя ненавижу…» — следом он вырвет твое сердце и выбросит в печь…
Несмотря на стремительное взросление, накопление житейского опыта, Лиза и Антон по складу характера пока еще дети. Увы, этого же нельзя сказать о негодяях, устроивших травлю… Ненависть — плевать, откуда берущая истоки: из зависти, страха или даже подавленного восхищения, — заставляет сердца черстветь, и именно так появляются слишком рано огрубевшие взрослые. Запертые внутри прочнейшей скорлупы, они не усваивают новое, не учатся на чужих и собственных ошибках, варятся в тех куцых негативных эмоциях, которые оказались заточены внутри сферической брони вместе с ними. Даже и не помысливающие выбраться наружу, продолжить развиваться и изучать окружающий мир, они утянут в свою излюбленную желчную тьму любого, за кого зацепятся пустыми глазами…
— Лиза… А с кем именно в школе враждует Антон?
Она перестала сморкаться под шум включенной воды и обернулась вполоборота, раскрашенная потекшей косметикой в значительно меньшей степени.
— Почему ты у него не спросишь?.. — состорожничала она, но, поймав мой снисходительный взгляд, покачала головой, сама поняла сулимое таким подходом фиаско. — Я не уверена, могу ли тебе говорить. Хочу, чтобы все прекратилось! — но не могу: пообещала Антону…
— Лиз, он не справляется. — Она и сама это знала. — Необходимо что-то предпринять, пока буллинг не зашел еще дальше. Ты думаешь, что помогаешь Антону, придерживаясь обещания, но технически покрываешь его обидчиков. И им все сходит с рук.
Я ясно видел, как стрелка ее морального компаса закрутилась с бешеной скоростью, сама бы не указала вновь на прежний курс. Мне удалось подобрать подходящий аргумент, я убедил Лизу отказаться от бездействия — почти, еще чуть-чуть…
— Все в порядке? — прозвучал из-за угла откровенно недовольный голос Антона, и через секунду пасмурное лицо показалось из-за дверного косяка. Лиза ойкнула, продолжила умываться с естественностью человека, разбившего дорогую вазу в безлюдной комнате и отстраненно насвистывающего в потолок, дабы отвести от себя подозрения. — Вы застряли в ванной, я заволновался. Пойдем, — махнул он мне рукой, — дадим Лизе привести себя в порядок без назойливых взглядов. Стоять над душой невежливо.
Стратег, манипулятор, он просчитал каждое слово и лишил меня причин для отказа. Я вышел из ванной с абсолютной уверенностью: Антон не оставит меня с Лизой наедине, не даст выведать хоть что-то о его ситуации. Звонить или писать ей потом будет бессмысленно, так как Антон всего одной фразой, острой, как кинжал, сумеет перечеркнуть мои труды пробраться в Лизину голову; обнесет свою тайну новой, еще более высокой и прочной стеной. Его упрямство и ум привлекательны — воистину завораживают! Но сколько же от них проблем…
====== Глава 90 ======
Комментарий к Глава 90 Авторский лайфхак!
Не знаете, как подвести к какой-то теме? Пусть ваш персонаж тоже не знает — вот и подводочка! :D
В рабочем кабинете ощутимо щекотал ноздри запах мокрой пыли. Приятный — когда уборкой занят не ты. Аккуратно поддевая влажную тряпку ногтями, Антон умудрялся загребать пыль с книжной полки так, что и корешки не намокали, и серый снег не забивался под них. От моих же усилий безмолвные жители деревянных стеллажей обычно страдают, так что я нашел в этом оправдание уделять уборке минимум времени.
— Ты вообще хоть когда-нибудь вытираешь пыль?.. — больше поинтересовался, чем проворчал Антон, и я с ухмылкой остановил танец пальцев по клавиатуре.
— Нет, я жду, когда она эволюционирует в способное самостоятельно передвигаться существо и сбежит отсюда. Так менее энергозатратно.
С выражением лица человека, выпившего стакан прокисшего молока, я откинулся на спинку компьютерного кресла, унылым тыканьем пальца стер последнее предложение очередной главы. Полоска-указатель раздражающе мигала, словно азбукой Морзе норовила передать мне прямо в мозг, заросший такой же удушливой пылью: «Ну давай уже, роди хоть что-то!»
— Не сдвинуться с мертвой точки? — обернулся Антон.
