Уподобившись Везунчику, взявшему сегодня выходной, с первым громким поворотом ключа я рванул ко входу в прихожую, чтобы разделить с Антоном частичное возвращение своей независимости. Порозовевшее от стыда и гнева лицо именинника вспыхнуло паникой, едва он увидел меня.
— Что со второй ногой приключилось, пока меня не было?!
— Ничего! Просто с креслом я теперь могу…
— Понятно, — просопел он и, громоподобно топая, унесся с сумкой в спальню.
— …многое делать сам… — закончил я тяжелым вздохом. Что могло случиться, раз Антон в таком раздрае? Он как будто вернулся к предыдущей, истерично-подростковой версии себя. Должно быть он поругался с родителями… Я бы не прыгал до потолка, узнав, что мой ребенок собрался жить не пойми где не пойми с кем…
Я уже положил ладони на колеса, чтобы подъехать к оставшейся открытой входной двери, когда с холодной лестничной клетки в тепло квартиры ступил безмолвно смеющийся Влад. Его губы были измучены несходящей улыбкой; обеими руками он вытирал выступившие от хохота слезы. Как истинный джентльмен, он не придал моему транспорту никакого значения, приветственно махнул мне и подавился новым смешком.
— У Вас очень хорошее настроение, — подметил я. Веселье незваного гостя активизировало у меня социальную улыбку, пустую, но вежливую. — А у Антона, насколько я могу судить, уже не очень… Это как-то связано?
— Охрана метро попросила его положить сумку в багажный сканер, — поведал Влад, смеясь через слово. — То, что они там увидели, не развидеть!
От души хохоча, он направился к кухне. Красочные предположения о том, что же именно притащил с собой его сын, сковали меня на секунду-другую. Входная дверь захлопнулась с грохотом пушечного выстрела! Громадная тень двинулась на меня, шурша распухшим пакетом с продуктами. Я вжался в низенькую спинку инвалидного кресла — искаженное кровожадной яростью лицо дикого зверя замерло в несчастных десяти сантиметрах от моего носа. Сильная жилистая рука медленно покатила кресло назад, и я ударился затылком о стену.
— Если хоть что-нибудь будет не так, — выразительно произнес Павел, — я сломаю тебе вторую ногу. В трех местах. Минимум. Ты меня понял?
— Так точно… — сглотнув, выдавил я.
О, это будет тяжелый день рождения!..
====== Глава 69 ======
Я толком не успел отдышаться после приступа ужаса, а Павел уже отдал пакет с продуктами Владу и скрылся за дверью спальни, где, судя по звукам, рвал и метал раздраженный Антон. Я хотел поговорить с последним сам, постараться успокоить бурю, порожденную гневом и стыдом, а также разузнать, что же такое кошмарное лежит в его сумке, но, признаться, перспектива оказаться в одной комнате с Павлом вселяла страх за собственную жизнь… Так что, трусливо поглядывая на закрытую дверь, я подъехал к барной стойке и поймал ободряющую улыбку Влада, искренне теплую, как луч летнего солнца.
— Не волнуйся: Паша с ним поговорит. В процессе непременно попытается разубедить Антона жить здесь, но не существует пока никого, кто смог бы заставить этого ребенка отказаться от выбранного курса. Ты не против, я воспользуюсь твоим холодильником? — вежливо спросил он, вынув из пакета большой йогуртовый фруктовый торт.
— Конечно, моя кухня — Ваша кухня! Только… — Инвалидное кресло подкатилось к стойке слишком близко, и столешница скрыла меня целиком. Для продолжения беседы пришлось немного сдать назад. — Не сочтите за грубость, но почему празднование дня рождения Антона перекочевало сюда?..
— О, это необходимо для твоей безопасности…
— Даже так?..
— Когда Антон вернулся домой, он начал суетливо паковать вещи, отказался отмечать день рождения, потому что боялся оставлять тебя одного. И тут же огорошил нас новостью о своем переезде. Если бы мы отпустили его, Паша тлел бы от злости, что обязательно обернулось бы для тебя новыми травмами. А так праздник понизит уровень его агрессии по отношению к тебе, он увидит, в какие условия переезжает Антон, успокоится немного, я смогу провести этот день со своим сыном, а тот в свою очередь не будет тревожиться за тебя. Все в выигрыше.
— А Вы все продумали, — поразился я.
— Естественно, — пожал плечами Влад, выкладывая на стол хрустящие цветные пакеты, — иначе никак, если ты — родитель.
Его последние слова натолкнули меня на малоприятные размышления. Сомневаюсь, что хотя бы в одной из вероятных параллельных вселенных моя родня могла бы так же спокойно принять мой переезд к другому мужчине… Разочарование и негодование были бы всецело направлены на меня, члена семьи, а не на выбранного мной партнера — постороннего. Павел вполне обоснованно накидывается на меня, а не на родного ему Антона; мать или брат же сожрали бы меня с потрохами, потому что позорю семью, потому что не оправдываю их ожиданий… Понятное дело, природа отношений Павла и Влада накладывает свой отпечаток, но все же, почему дорогие мне люди похожи на хищную стаю, добивающую слабого или больного собрата?.. За время моих тяжких дум Влад удалился в прихожую, оставил там верхнюю одежду и вернулся в светлый кухонный закуток. Не произнося ни слова, я смотрел на его широкую спину, покрытую тонким шерстяным свитером, пока Влад мыл руки перед готовкой, — и не мог отделаться от навязчивой мысли: дай да Бог, через десяток-другой лет я буду так же глядеть на затылок Антона… Нечасто мне встречались семьи, в которых отец и сын были бы настолько похожи…
— Где у тебя хранится посуда для духовки?
— Что?.. — встрепенулся я. — А, самая левая дверца.
Он как-то странно взглянул на меня, обернувшись. В его глазах за секунду я успел прочесть снисхождение и добрую усмешку. Стеклянная латка стукнула о столешницу будто в глухой барабан, следом звонким ксилофоном в нее посыпалась картошка фри, не успевшая растаять после магазинного холодильника. В завершение мини-концерта подобно далекой молнии захрустела упаковка и, скомканная, отправилась в мусорное ведро.
— Я теперь выгляжу странно? — выпалил я. Влад не успел поставить латку в духовку и выпрямился с нею в руках. — Просто… раньше Вы как-то иначе смотрели на меня… ну, или я слишком много думаю…
— Не бери в голову, — улыбнулся он. Картошка-таки достигла подсвеченной лампой духовки, но вынуждена была внутри дожидаться прочих блюд. — Просто я подумал, что знаю причину появления твоей бороды.
Его неожиданное заявление неведомым образом смутило меня: словно суть его слов поняло нечто глубоко внутри меня, наотрез отказывающееся делиться со мной информацией.
— Не понимаю, о чем Вы…
— Ну, тогда, пожалуй, мне стоит замолчать, — сдержанно качнул головой мужчина и занялся упаковкой куриных наггетсов.
— Нет-нет, я хочу знать, что Вы имели в виду.
Влад положил обратно наполовину вскрытую ледяную коробку, уперся ладонями в стол. Устремив на меня проницательный — зрелый взгляд, он тихо сказал:
— Я знаю еще одного человека, неосознанно становящегося показушно брутальным близ моего дня рождения. — Заместо внутренней речи я мигом обернулся на дверь спальни, и Влад все с той же усмешкой кивнул. — Очевидно, сам того не замечая, ты всеми силами стараешься выглядеть как можно более мужественно, но это напрасная трата сил: ты ничего не потерял, ничего не изменилось, ты остался тем же, кем и был. Сексуальные пристрастия не имеют никакого отношения к тому, какой ты человек.
Влад говорил вполголоса, быстро, но предельно четко — ни один звук, слетевший с его языка, не обошел мой слух стороной. В его позе и тоне играли заговорщицкие нотки, какие я зачастую подмечал в Лизиных речах. У этого искреннего, чистого, светлого человека мимика была живой, но выверенной, голос — мягок, но строг. Никогда прежде я еще не встречал никого настолько… душевного — а раз не встречал, раз не держал в уме, что такой освежающей, точно лес после дождя, личностью вообще возможно быть, то и подобного персонажа в моих книгах отродясь не было. Мудрый, в меру открытый, сопереживающий и понимающий герой полюбился бы даже не столько моим читательницам, сколько мне самому. Писательский энтузиазм окатывал высокими волнами мои ребра, пропитывал сердечную мышцу сахаром, заменяющим в творческих водах всю соль. Я хочу про него написать…
