стволы, услышав гимны,

что льётся на овин,

на поле, гладь деревни,

на просек коридор,

где так устои древни,

где ветви сетью штор

висят, искрит их иней,

секретов не тая…

А свет так пахнет дыней,

что помню с лета я.

Ах, девственны так тропы!

Сугробы – насыпь звёзд,

что высятся, как сдоба.

И щиплет шишки клёст.

Морозу рады щёки.

В Эдеме будто снег.

Узор глаз артишоком

глядит на хромь телег.

Потоком волны с крыши

свисают, груз держа,

а хаты дымом дышат,

стеклом от стуж дрожа.

Стучат ворота-крылья,

и солнца дар блестит.

Найдя под белой пылью,

пёс костью рук хрустит.

Привал

Дорога вьётся пыльно.

Мне слышен смех и писк.

Лежу, а сети ильма

поймали солнца диск.

И вижу, держат смело

в садке, воде небес.

В стволе отметки мелом,

как роста детский срез.

В волнах цветов и света

плыву блаженно я,

в потоке жизни, лета,

травинки нить жуя.

Как тыльный мир прекрасен,

хоть день, час годовой!

И даже миг опасен

в бою, в передовой.

Стук ложек тих, спокоен,

как колокол всех душ,

средь мира между боен

и взрёвов злых "Катюш".

Дай Бог, чтоб не утих он

под грохот пушек, гильз;

чтоб их язык меж лиха

не пал железно вниз;

чтоб в грудь не били щепы

картечи, злобой злоб;

чтоб видели мы небо

сквозь ветви, а не гроб.

Стремление

Болото сном опасно.

Вниз тянет глубь, слабя?.

Выныриваю страстно,

чтоб глянуть на тебя.

Ах, солнце, – грёза были!

Хлебаю тины муть.

Эх, жаль сыры так крылья,

к лучам чтобы вспорхнуть,

и выбраться из жижи,

стряхнув проклятье вод.

Клянут за дерзость мыши,

ужей, лягушек взвод.

В литавры всех кувшинок

рогоз тревогой бьёт,

и мух вьёт мешани?на,

лианы держат взлёт.

Осока перья режет,

что мне смочила грязь.

И жил протяжен скрежет.

Но пух мой клеит вязь.

Теплей сияй, светило,

суши? еге?й и слизь,

чтоб тяги моей силы

до неба вознеслись!

В побеге сбив трясину,

взметнусь к тебе я ввысь.

Пусть дождь омоет спину.

Дождись меня, дождись!

Медицина

Те губы вкуса груши,

что сорваны с ветвей,

бедна чья мякоть, суша

тем соком влаги дней.

Их цвет сухой, не маркий.

Вьёт не?мость рыбьих уст.

Пресны, увы, не жарки,

как зим холодный куст.

И не речист их а?брис,

не цепок тонкий хват.

И с них не снимешь трапез

и страсти, рифм, цитат.

Они мягки?, как кисти.

И с них пустой отвар

забыл легко и быстро,

как ночи сгас фонарь.

Объедковой Ольге

Молитва. 4:48

Пожалуй месяц счастья

и слов для вечных строк.

Храни от волчьей пасти,

в крови любовный сок.

Позволь же встретить мило

губ бывших лён, пожар,

и сердце, что любило,

даря сплетенья дар,

сплетенья рук и мыслей,

и тел, и душ, всех слов.

Прошу, меня причисли

к любимым ею вновь.

Храни от серых, ложных,

потомков тьмы, гетер,

волков под о?вчей кожей,

в пути худых галер,

детей Далилы, Брута.

Женой дом награди,

молю! От взора люда

и ссуд всех огради.

За всё отдам я плату,

хоть пыль сейчас крошу.

Чинов не надо, злата!

Я счастья лишь прошу…

Хищник

Я знаю, зверь тут бродит,

таская скот, детей.

Охотник зря тут ходит.

Тут нужно сто сетей,

поймать чтоб изувера,

и сотня пик, чтоб сбить.

Его мощь, зло без меры

фонтаном может лить.

Он в чаще прячет злобу.

Исчезли пчёлы с сот,

прилип и ужас к нёбу,

сбежал от страха крот.

Иных согнал он с веток,

что песней уши жгли.

Залил нору соседок,

что сон его не чли.

Кто умен был – исчезли.

Смельцы же кормят мух.

И солнце выше взлезло,

страшася мести, мук.

Остыл весь воздух леса.

И хищник – царь в краях.

Он здесь за Бога, беса.

И монстр этот – я.

Инквизитор

Живут молитвой то?лпы,

иные ж – чтут чертей,

и бьют травою по? лбу,

зовя поток смертей.

Чумою сеют поле

и мор приводят в хлев,

а ночью с полной голью

танцуют меж древ.

Луга так вянут летом,

цветут зимой кусты,

и мрёт дитя под пледом,

и ядра сперм пусты.

И сохнут дно колодцев.

Нет с семени ростка.

От чар их блекнет солнце,

врагов кишат войска.

И в вымени нет млека.

И чахнет младость вся,

всплывает рыба в реках,

и преет сев овса.

Дома гниют с порога.

И блюдо дней – кутья.

Тут нужен выстрел Бога,

и пуля Бога – я.

Пожарные

Не влезть в это жа?рище, нет,

где стены от пены не мокнут,

в замкнутые двери, где свет,

в заткнутые пламенем окна;

туда, где рыдают навзрыд,

и прыгают искрой из ада,

забывши про страхи и стыд,

заборные пики вдоль сада.

А лестницы тянутся ввысь.

И струи вприме?шку с надеждой

спасают отчаянно жизнь

поэта, хромого, невежды.

Мы – чудо с земли до небес,

с протянутой длани вещаем

всебожью спасения весть,

и Бога огня не прощаем.

Погасим однажды тот жар,

и ангелом явимся в створы.

Мы славим воды вечный дар.

Мы вечно бессонны в дозоре.

Одноклассница

Стройней осины лёгкий стан.

Ты тише озера. Сквозь ерик

я мчусь к тебе по всем мостам,

минуя правый, левый берег,

чтоб губ твоих увидеть вкус;

чтоб на душе твоей жениться.

Под флаг триер я заберусь,

чтоб вновь прибыть в твою столицу.

И вот смотря в серейший плен

очей, какой я только видел,

о всём поведаю: про вен