Марго была уверена, что никогда не встречала мужчину на фотографии, и все-таки он показался ей до боли знакомым – она узнала свои собственные черты на его лице: та же квадратная челюсть, довольно похожие нос и скулы. Она будто заметила свое отражение в зеркале.

Его звали Ким Чанхи.

Вот наконец-то и он. Незнакомец на крошечной черно-белой фотографии. Возможно, Марго когда-то даже прошла мимо него на улице и не обратила ни малейшего внимания.

Теперь он был мертв. Что, если он – отец Марго?

Она закричала, и звук, вырвавшийся из горла, шокировал ее саму.

Мина

Лето 1987 г.

Проработав полтора месяца в подсобке, таская коробки и раскладывая продукты, Мина снова почувствовала себя сильной – впервые с октября прошлого года, когда погибли ее муж и дочь. Она казалась себе почти могущественной. Ей не то чтобы нравился свой внешний вид, просто она не видела в этом проблемы. Она не искала себе мужчину. Ей было достаточно того, что она имела – деньги на жилье и еду, а также сбережения на лечение и будущую жизнь, чтобы продержаться до того момента, пока не придет время умереть и воссоединиться с семьей. Таким был рай в ее представлении: с мужем и дочерью, несколькими монахинями из приюта, которые хорошо к ней относились, и с родителями, потерянными во время войны.

Мина смутно помнила лица родителей, улыбку мамы. Память сохранила их веселые игры – как мама гонялась за ней по всему дому, как она пряталась за большими темными колоннами. Изящно изогнутые линии крыши дома. Жар ондоля[9], теплые полы зимой. Огород, где мама выращивала капусту и редьку дайкон. Запах твенджан ччигэ, кипение бульона из хамсы, вкус сладкой каши из красной фасоли. Голос мамы, подпевающий некой песне – что-то старое, напоминающее оперу. Позже Мина пыталась найти эту песню, часто останавливалась и слушала радио, надеясь вновь ее услышать – напрасно.

В супермаркете у нее появилось несколько друзей, мужчин и женщин, в основном латиноамериканцев, с которыми она едва могла поддержать разговор. К радости Мины, они научили ее нескольким испанским словам и фразам. Она смеялась вместе с ними над своей неспособностью произносить и запоминать самые простые слова. Мина не дурачилась так со смерти родных.

Гектор, который помогал ей с самого первого дня, и Консуэла, полная женщина с редкими волосами, завязанными в хвостик, спрашивали Мину: Como estas, amiga? – «Как дела, подруга?» А она отвечала: Bueno, y tu? – «Хороший, а у тебя?» Bien – поправляли они ее – «Хорошо». И все дружно смеялись.

Мина также выучила названия фруктов – naranja, limon, las uvas – апельсин, лимон, виноград.

У нее были проблемы со звуками l и v, и она тренировала произношение вслух, пока аккуратно, чтобы не повредить, раскладывала фрукты в зале. Приятно иногда отвлечься, не воспринимать себя слишком серьезно, увидеть себя со стороны.

Мина хотела было взамен обучить новых знакомых корейскому, но те уже знали большинство слов, которые могли пригодиться им в работе. Они умели здороваться и благодарить, знали все числа (хана, дул, сет и так далее), названия разных овощей и фруктов. Мина с приятным удивлением слушала, как неазиаты говорят на ее языке – такое было для нее в новинку.

Америка вообще не переставала ее удивлять.

Однажды, через два месяца после переезда в Лос-Анджелес, Мина, вытирая пот со лба, выкладывала на полки безалкогольные напитки: «севен-ап», «пепси», «кока-колу» и фруктовые соки термоядерных цветов, не существующих в природе. Американцы поглощали газировку в невероятных количествах. Мина изредка пила «севен-ап», когда у нее болел живот[10], а вот американцы, казалось, потребляли газировку вместо воды.

Тем пятничным утром к ней вальяжной походкой подошел владелец супермаркета мистер Пак в своей обычной светлой футболке поло и брюках цвета хаки, на его губах играла заговорщицкая улыбка. По спине Мины пробежали мурашки, она в ужасе застыла, борясь с желанием скрыться. Прежде он никогда не предпринимал неуместных действий, и все же она терпеть не могла его липкого взгляда, задерживающегося на ней слишком долго, будто она принадлежала ему.

– Как у вас дела? – начал он.

– Нормально.

Алюминиевые банки блестели, как патроны, а бутылки походили на ракетные снаряды.

– Уже завели друзей?

– Вроде того.

– Слышал, вы подружились с мексиканцами.

Мина слегка нахмурилась: ей не понравилось, как он произнес эту фразу.

– С Гектором, Консуэлой, – подсказал мистер Пак, неправильно истолковав ее выражение лица.

– Да, они приятные люди. – У нее задрожали колени.

– Они много работают.

– Действительно.

– Они же не виноваты, что у них нет… ну, этого, делового чутья. – Мистер Пак коснулся виска, как бы показывая на свою черепную коробку.

Мину так и подмывало спросить: «С чего вы взяли? Вы вообще когда-нибудь с ними разговаривали?» Вот идиот! Мерзкий, бесчувственный тип. Ее ладони сжались в кулак.

– По крайней мере, они много работают, – повторил он, окидывая ее липким, неприятным взглядом.

– Да, – сухо ответила Мина. Она пыталась сосредоточить все внимание на линолеуме, испещренном пятнами, как перепелиные яйца. Раньше ей казалось, что она хорошо спряталась в складском помещении, в проходах между коробками, бутылками и банками, а теперь, под его пристальным взглядом, она чувствовала себя как на витрине.

– В общем, я подумал, что пора вас перевести. – Мистер Пак улыбнулся. – Один из наших кассиров уходит на пенсию.

Возможно, среди людей будет безопаснее.

– Было бы… замечательно.

– Хотите начать со следующей недели?

– Почему бы нет. – На глаза навернулись слезы облегчения.

– Тогда просто подойдите к одному из кассиров и спросите мистера Кима, хорошо? Он вам поможет. – Мистер Пак подмигнул ей.

– Мистера Кима? Поняла.

– Молодчина. – Эта похвала походила на грязные руки, пытающиеся до нее дотронуться.

Как только хозяин ушел, по щекам потекли слезы. Мина почувствовала на губах их соленый вкус, напомнивший океан, и поспешно вытерла лицо.

Ей нравилось общество Гектора, Консуэлы и других работников, которые каждый день приветствовали ее тем или иным способом – жестом, улыбкой или кивком, но должность кассира лучше оплачивалась и была физически легче. В конце концов, она уже не молода. Об этом ей ежедневно напоминали одеревеневшие мышцы и суставы.

Позже Мина присоединилась к Гектору, чтобы пополнить запасы в отделе овощей, который в тот день быстро истощился. Пока они работали (он привозил из подсобки тележки с листовой зеленью и корнеплодами, а она аккуратно их раскладывала), она подумала, что, возможно, следует рассказать товарищу о переводе. Вдруг ему покажется странным, если она не предупредит и потом он сам увидит ее на кассе. Только как это сделать? Мине было сложно подбирать слова, и она боялась его обидеть.

– Я… В понедельник… Я иду в кассу, – неуверенно сказала она по-английски.

– Вы? – переспросил он.

– Да, я.

– О, хорошо, хорошо. – Он тепло улыбнулся, словно похлопывая по спине. – Хорошо. Вы работать хорошо, ладно?

– Ладно.

Гектор молча помог Мине разложить красный салат. Она чувствовала его покорность судьбе. Гектор с Консуэлой уже лет сто горбатились на одной и той же должности.

Конечно, работа напрямую с корейскими покупателями требовала знаний корейского, но все же Гектор с Консуэлой уже неплохо владели языком и при необходимости могли бы еще подучить. Было очевидным, почему именно Мина получила повышение, а не они.

Ей хотелось успокоить его, объяснить, что она недостаточно сильна для такой работы, но это было бы ложью, и они оба это понимали. Правда их обоих расстроит и вызовет неловкость. К тому же Гектор нисколько не удивлен. Должно быть, с ним такое не впервые. Поэтому Мина ничего не сказала.