— Это от Кварка? — спрашивает он тихо, невесомо проводя по разбитому краю моих губ и воспаленной коже вокруг моего глаза.

— От его подсосов, — отвечаю я.

И тут же морщусь. Вспоминать об этой швали неприятно. Особенно здесь, у ног любимого хо… босса. Но мистер Рэйгер интерпретирует это по-своему.

— Больно? — отдергивая руку, хмурится он. — Тебе не нужен доктор?

— Нет, — выпаливаю я, невольно потянувшись за ускользающим прикосновением. — Ерунда. Несколько ссадин, пару синяков… Ерунда.

Мистер Рэйгер смотрит на меня. Его ладонь вновь обхватывает мою щеку, скользит дальше, к уху, к шее, зарывается в волосы на затылке, мягко массирует кожу у корней. Его дыхание ровное и тяжелое от жара. Его глаза темнеют в клубах пара. Его ладонь…

— Как вы… Сами вы как? — хрипло спрашиваю я. — Они… Никто из охранников Ваксли вас не?..

— Никто. Мои охранники намного лучше, — отвечает мистер Рэйгер, прожигая меня взглядом. — Как и вербовщик, очевидно.

— Вы сами с ним… разобрались? — после долгой паузы шепчу я.

Уголок тонких, потемневших от притока крови губ вздрагивает. Пальцы на затылке сильнее тянут мои отяжелевшие от пара локоны. Из глубины синих глаз на меня смотрит… доселе мне неизвестный мужчина. От его взгляда мурашки бегут по спине, и волоски на руках встают дыбом.

— Да, сам, — тянет он, величаво склоняя голову набок. — Хочешь, расскажу, как это было?

Я судорожно киваю, и его губы искажает опасная улыбка.

— Мы охотились за ним почти два дня, — его голос опускается почти до шепота, становится ниже на целый тон, — тварь оказалась упрямая и шустрая. В конце концов, его удалось зажать в одной из квартирок Мусорного района — там жила одна из его любовниц. О, не волнуйся! С девушкой все в порядке. А вот с ним…

Мужчина цыкает и по-киношному морщится, карикатурно кривя губы.

— Не люблю людей, не способных справляться с собой, не умеющих вовремя брать себя в руки. Тебя выследили, загнали в угол, пути к отступлению обрублены, ты в окружении врагов, жаждущих твоей крови… Ну прими ты свою судьбу с честью, как полагается мужчине. Твоя жизнь и так целиком и полностью была сосредоточением мерзости и пороков. Хотя бы в самом ее конце вырой из себя крупицу человеческого достоинства! Чтобы тебя хоть за что-то вспоминали с уважением, но так нет же!..

Он презрительно фыркает. Его рука ласково оглаживает мой затылок. А глаза все смотрят, смотрят, смотрят… Пульс набатом стучит в висках.

— Он ползал на коленях, — прорывается сквозь него холодный, слегка отстраненный голос, — бился головой об пол, пускал сопли и слюни, обещал отдать мне все, что я только захочу. «Мои дома, мои машины, мою девку!.. Все отдам, все бери!..» — Голос искажается на несколько фраз, становится высоким, тонким, дребезжащим. — От него несло мочой и потом. Мне было противно его слушать, мне было противно на него смотреть… Да что там. Мне было противно просто находиться с ним в одной комнате и дышать одним с ним воздухом.

Глазные яблоки иссыхают — я никак не могу опустить веки. Кожа под его пальцами горит — я никак не могу сдвинуться с места. Сердце заходится в груди — я никак не могу вдохнуть.

— Даже пытать его было сплошным мучением. Верещал, как свиноматка на ферме — ребятам пришлось изворачиваться, чтобы заглушить его вопли. Все же обитаемый дом… неважно кем конкретно. В конце концов, мне это надоело. Смотреть на этого разжиревшего борова, истекающего гнилой кровью, воняющего жидким дерьмом и тухлятиной, извивающегося, как огромная жирная мокрица, было почти физически больно. Он — слабое звено в Большой игре, одна из полезных, но малозначимых фигур, не стоящая пристального внимания…

Мужчина подается вперед, и сквозь пленку глаз, сверкающих потусторонней, отрешенной, обжигающе-ледяной злобой, проглядывает привычный и понятный мистер Рэйгер, мой дорогой возлюбленный хозяин. Это его ладонь гладит мою щеку, это его улыбка кривит тонкие губы. Это его голос произносит ровно и тепло:

— Если бы не ты, мне вообще не было бы дела до тепличных лебезивых секретарей высокопоставленных бонз. Однако я помню, что я тебе должен… и что я тебе обещал. Что ж… Надеюсь, ты доволен тем, как я выполняю свои обещания?..

Все. Это все. Это, это… Я судорожно вздыхаю. Голова идет кругом и…

Воздух обжигает. Губы вздрагивают. Веки смыкаются. Под ними темно-красное, под ними плавающее марево, под ними горящие осколки искр. Жар бурлит в животе, распекается в груди, поднимается по трахее, разливается во рту. Мышцы — как стальные тросы, нервы — как натянутые струны. Сердце — как гонг, бьющий кровавым эхом в уши. Жажда, жажда, как хочется, как хочется… Хочется, хочется, хочется!

Пауза затягивается, и мистера Рэйгера это нервирует. Он протягивает ко мне вторую ладонь. Обхватывает мое лицо. Замирает, широко распахивая глаза.

— Дьявол… Да ты весь дрожишь, — хрипло шепчет босс, оглаживая мои щеки, подбородок и шею. — Тебя трясет. Лиам…

— Да, сэр, — говорю я и не узнаю свой голос. — Я доволен. Доволен, доволен, доволен…

Катарсис наступил, и пути назад больше нет. Я трусь о его руки, как безумный, мыча и закусывая губы. Я целую его запястья, заросшие предплечья, прихватывая тонкие седые волоски и кожу, потемневшую от старости. Я крепко жмурюсь, и под глазами вспыхивают кроваво-красные круги. Я тяжело дышу, обдавая его ладони горячим воздухом.

Джеймс Рэйгер — слуга Дьявола, а я — его фанатично-преданный приспешник. Пусть другие молятся позолоченному дереву и кованому серебру — мой идол сложен из старой, дряблой, обрюзгшей плоти. Его запах кислый и спертый, его мотивы туманны и непросты. Его закон — закон справедливости, которой в этом городе невозможно добиться честным путем. И я на коленях перед ним.

— Лиам, — выдыхает мистер Рэйгер. — Иди сюда. Иди ко мне. Иди, ну!..

— Мы не поместимся вдвоем, — выпаливаю я, ошалело глядя на узкую керамическую бадью.

— Не спорь со старшими! — рявкает босс. — Делай, что говорят.

Я отчаянно срываю рубашку, а мистер Рэйгер с поразительной ловкостью расправляется с моими джинсами. Пока снимаю носки, едва не падаю на скользком полу. Трусы и майку стянуть невероятно трудно.

— Помоги снять кольцо, — шепчет босс.

— Ни за что, — мотаю я головой.

— Исцарапаю, — предупреждает он.

— До крови, — киваю я.

Горячая вода обволакивает с обжигающей лаской, заставив выдохнуть. Крепкие руки обвивают спину с нетерпеливой алчностью, вынудив застонать. Мистер Рэйгер охотно укладывает меня сверху. Я припадаю губами к потным складкам на его шее, и он судорожно вздыхает, ероша мои волосы на макушке. Металл кольца и правда царапает где-то в районе лопатки. Колючие седые волосы на груди и ногах трутся о мою кожу, вызывая зуд на грани раздражения. Твердая плоть ощутимо упирается мне в низ живота.

Вокруг нас духота, жар и влажность. Конденсат и пот сливаются воедино, стекая по нашим телам. Я спешу слизать солоноватые капельки с его плеч и шеи. Я прихватываю мочку его уха, целую за ней, утыкаясь кончиком носа в нежную кожицу. Я стискиваю его мягкие бедра под водой, чувствуя при этом такую слабость и голодное исступление, что хочется выть. Его борода колет мой лоб, когда я облизываю его ключицы и грудь. Его соски твердеют под моим языком, когда я обнимаю их губами и втягиваю в рот. Его член прижимается к моему животу, когда я притискиваюсь к нему ближе.

— Лиам, — выдыхает мистер Рэйгер со стоном, — у тебя… на ребрах…

— Один из уебков ногой заехал, — пыхчу я и быстро целую его, осторожно прихватывая губы зубами. — Но Джек проверил — все цело, сэр.

— Имя, — выдыхает мистер… Джеймс. — Назови мое имя.

— Джеймс, — шепчу я и оглаживаю его поясницу. — Джим. Джи-и-им…

— Вот умница, — улыбается Джеймс… и тут же охает, когда я сжимаю его пониже поясницы. — Сделай для меня кое-что.

— Что? — с готовностью преданного слуги спрашиваю я.

— Выдерни пробку из ванной, — отвечает он, добавляя после короткого поцелуя: — И включи душ.