Эта мысль рассмешила Мэтью, и он слегка пьяно рассмеялся, разрывая ночную тишину.

– Что смешного? – тут же спросил Зонко, сдерживающий рвотные позывы.

– Вспомнил отличную шутку, сэр! – тут же отозвался кучер. – «В их обществе я бы умер от скуки, если бы там не было меня»16.

– Ох, как ты прав, – вздохнул, хмыкнув, Зонко. Он даже немного порозовел, перестав изображать мертвеца. Мэтью оглянулся по сторонам. Плотный туман мешал ему ехать быстрее, поэтому он снизил скорость до минимума и внимательно смотрел, чтобы не сшибить какого-нибудь прохожего или не наехать на другой экипаж.

– Все эти Джонсы, Эллиоты и Уильямсы – такие скучные люди! Они обсуждают заседания парламента, сорта табака и чья гончая быстрее. Единственное, что доставляет удовольствие в этих вечерах – это возможность потанцевать с дамой, да и то мы, джентльмены, можем танцевать с одной и той же дамой только два танца за бал, а затем перейти к следующей, словно мы на рынке выбираем рыбу! – в сердцах воскликнул Зонко, ударяя по краю коляски. Мэтью, пожалуй, за это его больше всего и любил – несмотря на свой статус, он не кичился высокомерием и мог сказать кучеру что-то подобное совершенно открыто. Он был словно белая ворона в этом море знати. – А дамы? Они глядят точно фурии, готовые разорвать за любую оплошность честную женщину! А ведь она даже не замужем, она совершенно независима, так почему бы не позволить ей танцевать, с кем она хочет? Достаточно уже того, что она обязана носить траур по умершему мужу два и более года, – каким-то невероятным образом тема вновь съехала к миссис Спелл. – Они так скучны и так однообразны, а она… она – другая, – Зонко вновь откинулся на сиденье, глядя в сторону.

– Сдается мне, сэр, не сочтите за грубость, но она вам сильно нравится, – усмехнулся Мэтью, пытаясь сохранить этот благодушный нрав, хотя в груди его вновь подняла голову холодная ярость.

– Ты слишком много болтаешь, – осадил его Зонко, – но я тебе скажу честно: она не такая как остальные.

– Да, должно быть, вы правы, – Мэтью одной рукой почесал подбородок, соглашаясь с Зонко – ни одна женщина за 8 лет в Англии так не раздражала и не будоражила его мысли, как миссис Спелл. Она внушала ему и страх, и желание скрыться от нее подальше, и омерзение, и вместе с тем, когда бы она ни находилась рядом, эта женщина притягивала его взгляд, словно магнит. Она была одновременно похожа и на лису, и на змею, которую носила приколотой на груди.

– Прибыли, сэр, – спустя некоторое время он спрыгнул с колок и помог хозяину выйти, передавая его в руки заботливого мистера Колсби, который уже дожидался их с лампой около главного входа.

– Мистер Смит… – хотел ему что-то сказать дворецкий, но не успел – Мэтью уже направил Искорку во внутренний двор, спеша забраться в кровать и забыть этот день, как страшный сон. Но его мечтам было не суждено сбыться: в конюшне его встретил мистер Страут, держащий в руке фонарь.

– Как здорово, что сегодня вы решили меня дождаться, – съязвил Мэтью, слезая на землю.

– Нет, я… – на лице у конюха было какое-то сложное выражение, он пожевал губы, а затем произнес. – Тебя ждет мисс Никсон в комнате.

Мэтью тут же сообразил, отчего мужчина дожидается его в конюшне: тому было явно неловко находиться в одном помещении с девушкой, которая отвергла его.

– Лиззи? Зачем? – удивился Мэтью, разминая затекшие мышцы. – Ведь уже так поздно.

– Я не… Она сама тебе скажет, – огрызнулся тот, ставя фонарь на землю и принимаясь за свою работу. Его спина выглядела напряженной. Мэтью пожал пробрало любопытство, и он заторопился в комнату. Стоило ему открыть дверь, как он услышал возглас «Мэтью!» На него налетела заплаканная девушка, пряча лицо у него на груди. Судя по всему, она долго ждала его – свеча на тумбочке у кровати, с которой она пришла, почти догорела. Спрятав лицо у юноши на груди, Лиззи разрыдалась, не сдерживаясь, и, очевидно, что уже не в первый раз за сегодня.

У Мэтью похолодела спина. Он взял девушку за плечи и слегка отодвинул от себя:

– Лиззи, что случилось? – он с тревогой уставился в ее лицо, опухшее и красное от слез.

– Мэри… Мэри!.. – она не смогла выдавить из себя что-то большее и снова зашлась рыданиями, обвивая его руками. Молодой человек почувствовал, что у него от беспокойства сводит желудок, но он не мог поторопить ее. Ему оставалось только неловко обнимать ее и поглаживать по спине. Теперь он понял, почему Страут выглядел обрадованным его приходом. Конюх совершенно не переносил женских слез и тут же терялся, стоило его увидеть плачущую женщину. Впрочем, Мэтью сам тоже не знал, что ему делать.

– Что с Мэри? – спросил он, заглядывая ей в лицо. – Она заболела? Объясни толком.

– Мэри… Она мертва! – стоило ей произнести эти слова, как она снова зашлась в рыданиях, прижимаясь к нему всем своим худощавым телом. – Она мертва, Мэтью! Она у-у-убита-а! – провыла Лиззи в район его ключицы.

Мэтью оторопел, его ладони, поглаживающие ее спину, замерли. Убита? Мэри? Это казалось невозможным принять. Мэри всегда была самой бойкой из них, и она точно умела за себя постоять. У него в голове появилась сотня вопросов, но он не решался пока задавать их, молча дожидаясь, пока Лиззи успокоится. Неизвестно, сколько времени она прождала его здесь – одна в темноте переживая свое горе, чтобы наконец увидеть его и смочь вылить все свои слезы. Они так и стояли около дверей, обнявшись, пока девушка наконец, шмыгая носом, сама не расцепила объятья.

Он зажег свет, подвел ее к кровати и усадил, заключая ее ладони в свои – руки девушки подрагивали. Все его переживания этого дня теперь казались несущественными по сравнению со слипшимися от слез мокрыми ресницами девушки. От слез ее лицо перекосилось, покраснело, глаза опухли и налились кровью, но он почему-то почувствовал к ней такую нежность, что, протянув руку, аккуратно вытер дорожки слез тыльной стороной ладони.

– Расскажи мне нормально, пожалуйста, – попросил он, протягивая ей платок, который нашел в кармане. Девушка шумно высморкалась, не заботясь о своем внешнем виде сейчас нисколько, а затем подняла на него глаза, которые сейчас показались ему еще красивее, чем обычно.

– Приходил к-констебль, – ее голос скакнул, она прочистила горло и только затем продолжила, – ее нашли еще вчера… в Уайтчепеле, но опознать смогли только сегодня – ее сожитель заявил о пропаже… Констебль сказал, что она… она была убита с особым зверством – убийца перерезал ей горло, а затем… – она перешла на вой, – а зате-ем разрезал живот и… и… изнас… изна…

– Я понял, не продолжай, – он мягко обнял ее за плечи, привлекая к себе. Лиззи вновь разрыдалась, не в силах взять себя в руки.

Мэтью краем глаза увидел, что дверь отворилась, в помещение заглянул мистер Страут, который, наткнувшись на эту сцену перед ним, тут же переменился в лице и тихонько закрыл дверь с той стороны.

После этого его мысли пустились вскачь – Мэри? Что за зверский убийца? Ведь Мэри была обычной проституткой, за что вообще ее можно было убить? Его грудь словно сдавили клещами, но он не мог привыкнуть к мысли, что Мэри больше нет. Он никогда не был близок со старшей из детей Никсонов, но она была ему старшей сестрой и всегда работала на благо семьи. Лиззи рассказывала ему, что до того, как Мэри в 14 лет вышла на улицы, у них иногда не хватало денег даже на хлеб, потому что мистер Никсон пропивал все деньги, а благодаря Мэри, которая всю выручку отдавала матери в обход отца, они смогли выжить. Когда у них появился лишний рот – Мэтью – именно работа Мэри помогла прокормить и его, а не дать всей семье умереть с голоду, поскольку в ту голодную зиму, когда он появился, у миссис Никсон было очень мало заказов на шитье. Словом, хотя между ними никогда не существовало дружбы как таковой, она всегда вела себя как его старшая сестра. Мэри была довольно взбалмошной, часто агрессивной и могла даже поколотить братьев, но умела проявлять гибкость, нравиться мужчинам и тем самым получала довольно стабильный заработок. Иногда она относилась к Мэтью из ряда вон плохо, считая нахлебником, но иногда она была очень мила с ним и даже научила его курить трубку и некоторым другим жизненно важным вещам в Ист-Энде. Мэри в глубине души обладала хорошим сердцем, но она пошла в мать в неумении выражать свои чувства. Дети понимают скрытые чувства лучше взрослых, а потому он никогда ее не винил ни в чем.