РИС. 2.1

Географическое распределение мирового выпуска обрабатывающей промышленности

Источник: Allen (2011); Аллен (2013).

По мере того как традиционные центры обрабатывающей промышленности в XIX веке приходили в упадок, развивались новые очаги. В итоге вместе с Британией они и составили «промышленный Запад». Первым таким центром стала Западная Европа. В 1750 году доля ее глобального промышленного производства была гораздо выше (11 %), чем доля Британии из-за гораздо большего размера населения. Доля Западной Европы никогда не опускалась так сильно, как у Азии, а, наоборот, с началом XIX века, по мере возникновения современных фабрик, стала расти. В 1880 году доля Западной Европы превысила долю Британии и вплоть до Первой мировой войны продолжала увеличиваться. Затем, в ходе индустриализации других частей света, она поползла вниз.

Северная Америка, в частности Соединенные Штаты, – еще один пример грандиозного успеха. В колониальный период, окончившийся в 1776 году после принятия Декларации о независимости, там выпускался очень небольшой объем промтоваров. С начала XIX века выпуск промышленной продукции в Северной Америке почти

безостановочно рос, так что к 1950-м годам на долю этого региона приходилась почти половина от глобального выпуска. Третьим регионом, где началась индустриализация, была Российская империя, которая после революции 1917 года превратилась в Советский Союз, а в 1991 году распалась на пятнадцать независимых государств. В XVIII – начале XIX века Россия производила около 5 % мирового объема промтоваров. После поражения в Крымской войне царское правительство предприняло ряд мер по стимулированию экономического развития, и к 1900 году доля страны в выпуске обрабатывающей промышленности выросла до 9 %. В 1928 году советские власти сверстали первый пятилетний план, и советский подход к экономическому планированию давал впечатляющие результаты вплоть до 1970-х годов, когда экономический рост стал замедляться. В 1980-е годы доля СССР в мировом обрабатывающем производстве достигла пика в 15 %. В странах, образовавшихся на месте СССР после его распада, произошла тяжелейшая деиндустриализация, и их совокупная доля в мировом объеме промышленного производства рухнула до 3 % в 2006 году.

Четвертым регионом, где произошла индустриализация, стала Восточная Азия. В XVIII – первой половине XIX века Япония производила 3 % мирового выпуска промышленной продукции. После реставрации Мэйдзи в 1868 году экономическое развитие превратилось в задачу первостепенной важности. К 1940 году обрабатывающее производство Японии поднялось до 5 % от мирового уровня. Вторая мировая война обернулась для Японии и ее экономики настоящей катастрофой, однако в 1950-е годы рост возобновился. К началу XXI века Япония, Южная Корея и Тайвань вместе производили 17 % от мирового выпуска промышленной продукции. Эта динамичность передалась Китаю, доля которого в 2006 году достигла 9 % и продолжила расти.

В чем причины индустриализации, деиндустриализации и реиндустриализации? Роль ничем не сдерживаемого капитализма и государства развития стала предметом большой дискуссии среди историков. На одном ее полюсе стоят те, кто утверждает, что роль государства должна сводиться к охране права частной собственности и обеспечению законности, а принятие экономических решений должно оставаться за частным бизнесом. Экономическую политику, основанную на таких принципах, обосновывал Адам Смит в своем классическом «Исследовании о природе и причинах богатства народов», а в последнее время – Международный валютный фонд (МВФ) и подобные ему организации, в рамках Вашингтонского консенсуса. На другом полюсе стоят те, кто считает, что государство должно владеть и управлять предприятиями, а также планировать развитие экономики, действуя наперекор рыночным силам. Промежуточную позицию занимают сторонники мнения, согласно которому государство должно в той или иной степени вмешиваться в экономику, стимулируя капиталистическое развитие. С точки зрения этой дискуссии я и подойду к историческому обзору промышленного развития в данной главе (см. также гл. 12 настоящего тома).

В XVI–XVIII веках экономика Британии росла медленными, но устойчивыми темпами. В середине XVIII века, на заре промышленной революции, душевой ВВП Британии был существенно выше, чем в среднем по миру. Двигателем экономического роста была международная торговля, хотя экономическая политика британского государства при этом несколько расходилась с предписаниями Адама Смита. Государство действительно стояло на защите частной собственности, однако уровень налогов был выше, чем во Франции, а торговая экспансия осуществлялась силами монополий, дарованных королевской властью (вроде Ост-Индской компании). Торговая экспансия поддерживалась благодаря морскому могуществу, вооруженной силе, колониальным завоеваниям, таможенным пошлинам и меркантилизму (см. гл. 1 первого тома). Смит был сторонником свободной торговли и возражал против такой политики. Как бы там ни было, рост экономики был стремительным и не уступал росту населения, и в результате Англия по уровню зарплат опережала большинство стран Европы и Азии. Рост Лондона, кроме того, привел к резкому удорожанию топлива, которое в конце Средневековья было представлено преимущественно древесным углем и дровами, – в итоге это привело к расширению угледобычи на северо-востоке Англии. В XVIII веке только Британия добывала уголь в крупных количествах и по стоимости ее угольная энергия была самой дешевой в мире (см. гл. 16 первого тома).

С помощью этих факторов можно объяснить ту траекторию, по которой развивались инновации в Британии в период промышленной революции: новые технологии приводили к замещению дорогого труда капиталом и дешевой энергией. Эти технологии были изобретены в Британии потому, что там они обеспечивали коммерческий успех. В других регионах, однако, их применение на первоначальном этапе не было экономически оправданно из-за более низких зарплат и более дорогой энергии.

С одной стороны, британские технологии создали для остальных стран новые возможности, а с другой – бросили им вызов. Чтобы достичь процветания, им нужно было поднять производительность труда, и добиться этого было можно переняв новые британские технологии. В то же время последние были неэффективны с точки зрения издержек ввиду иного соотношения цен на факторы производства. Как следовало поступать в такой ситуации?

Эта задача усложнялась в силу еще одного обстоятельства, которое вытекало из распространения новых технологий. Поскольку они повышали производительность обрабатывающей промышленности в Британии, не предоставляя того же преимущества другим странам, сравнительные преимущества британской обрабатывающей промышленности повышались, тогда как другим странам становилось выгоднее вести сельское хозяйство. Это выражалось в том, что британские обрабатывающие фирмы становились более конкурентоспособными и угрожали вытеснить производителей других стран из отрасли. В то же самое время другие страны становились более конкурентоспособными как производители сельскохозяйственной продукции. Иными словами, успех Британии создавал угрозу деиндустриализации остального мира и превращения остальных стран в «слаборазвитых» поставщиков сырья (Williamson 2011).

Именно это и произошло с большей частью Азии. Самым важным примером служит Индия. В XVIII веке там находился один из самых крупных очагов текстильной промышленности в мире. Британия могла поспорить с Индией лишь в производстве наиболее грубой нити и тканей, поскольку в нем требовалось меньше труда, чем для производства тонкой пряжи, а британский труд был гораздо дороже, чем индийский. Внедрение машин позволило Британии сократить издержки, снизив временные затраты на переработку одного фунта материала и позволив заменить высокооплачиваемый труд мужчин на низкооплачиваемый труд женщин и детей. В 1813 году истек срок действия монополии Ост-Индской компании на торговлю с Индией и группа промышленников из Манчестера выступила против ее продления, ссылаясь на то, что Индия могла стать огромным рынком сбыта в случае снижения стоимости перевозки. Они указывали, что в 1812 году стоимость производства нити сорокового номера, которая обычно используется для пошива рубашек, в Индии составляла 43 пенса за фунт, а в Англии – лишь 30 пенсов. Они были правы, но примечательно, что еще десятилетием ранее они не могли бы предъявить тот же аргумент, так как в 1802 году нить сорокового номера в Англии стоила 60 пенсов. Исходя из этого, можно судить о скорости, с которой происходил прогресс. И действительно, к 1826 году стоимость нити сорокового номера опустилась до 16 пенсов и конкуренция со стороны Британии полностью разрушила индийскую хлопкопрядильную отрасль. Сократилось и ткачество, хотя оно не полностью исчезло, так как опиралось на импорт британской нити.