«Она не вернется».

Совместного кофе больше не будет.

Не будет разговоров.

Не будет общей музыки, смеха, её этого «Да ну тебя, Юра!», понимающего молчания, понятных им двоим шуток, серьезного взгляда, забавных рожиц, шахматных баталий, прогулок, дач и клубов.

Не будет дружеского плеча.

Запаха от кожи и волос, случайных и не случайных касаний.

Он больше не будет тонуть в ее глазах. Не обнимет...

Не ощутит, как из-под ног исчезает земля...

«Она не вернется. Всё кончено»

Вкус винограда. Щемящее чувство внутри. Ощущение потери. Такое... знакомое... Он снова один на один с собой, со своей виной, ощущением безысходности, обреченности. Стоит, гнется под ними, но в этот раз не готов позволить им себя раздавить. Он не желает, отказывается мириться с мыслью о том, что это – конец.

«Когда ты скрываешься в вспышке молнии, В самом сердце грозы,

Нужно хранить твердую веру»

Кажется, когда они подписывали пакт о дружбе, когда начинались эти отношения, он спрашивал себя, зачем в это ввязался. Предупреди его кто тогда, что кончится все так и надо бы еще раз хорошенько все взвесить, он бы ни за что не передумал.

Оно стоило того, чтобы стоять сейчас в этой комнате и ощущать на своей шкуре жизнь во всей ее полноте.

Оно совершенно точно стоит того, чтобы побороться.

Калининград встречает зимним солнцем и ветром с Куршского залива. Аэропорт «Храброво» маленький, не чета московским. Вокруг улыбчивые лица. Сразу чувствуется, жизнь здесь течет совсем иначе – размереннее, спокойнее. Ровно то, что ей нужно. Отсюда до самого города дальше, чем до Зеленоградска, где осела Юля. Зеленоградск совсем близко, рукой подать. Возьмет такси. Будет смотреть в окно, впитывать в себя пейзажи. Не думать.

В замкнутом пространстве самолета она не справилась с этой задачей.

Пыталась слушать музыку. Тут и там одни ассоциации. Половину плейлиста ей накидал он за эти полгода. «Кино» – перемотать. «Океан Эльзы» – перемотать. Haelos – нет, только не Haelos. Фаррант – нет-нет-нет!!! Под Земфиру вообще хочется открыть аварийный люк и выйти в никуда.

Смотреть в иллюминатор. Там облака плывут, объемные, большие. Бывает, войдет самолет в облако – начинает потряхивать. Иногда видно далекую землю. Стараешься отключиться – нет, мысли тут как тут, атакуют, бьют.

Скачанную сто лет назад книгу почитать? Строчки плывут, она смотрит на них и не может понять ни слова, не говоря уже о том, чтобы связать их между собой в осмысленный текст. Когда же посадка? Это невозможно! Два часа ада.

Уткнулась лбом в мягкую стеночку и провела так весь полет.

Таксист молчал – он, было, попытался начать разговор, но заметив, что пассажирка не в настроении болтать, притих. Она смотрела в окно, он поглядывал на нее в зеркало заднего вида. Молодая девушка, уткнулась лбом в стекло, взгляд отрешенный, обняла себя руками. Поза закрытая. Плохо ей, без слов все ясно. Явно не видит всей этой красоты вокруг. Потянулась пальцами к кулону на шее и отдернула руку. Странный жест, словно обожглась. Открыл рот, чтобы обратить её внимание на ветряки, и закрыл. Она прикрыла глаза, черты лица изменились: чётче проступили скулы, сведенные брови, залегшая между ними складка, прикушенная губа, зажмурилась. «Бедная девочка. Ничего. Все пройдет, и это тоже. Всё будет хорошо. Только дату не уточняй. Балтика тебя подлечит». Он не знал, как поступить: хотелось сказать ей хоть что-то ободряющее. А смысл? Вторгнется в ее пространство…

— Всё наладится… Вот увидите, — произнес мужчина глухо. — Извините, что влезаю. Вы мне дочь мою напоминаете.

Она вернулась в реальность и перевела глаза на таксиста: взгляды встретились в зеркале заднего вида.

— Спасибо..., — еле слышно, одними губами. И даже улыбка. С горьким послевкусием.

— Ну что Вы… Мы приехали, — он обвел глазами домик: очередная маленькая гостиница, каких тут много. Первая линия, холодная Балтика вот она – руку протяни. «Замерзнет здесь», — подумалось мужчине. На веранду выскочила какая-то рыжая девушка. «Подруга, наверное. Или сестра. Ну хоть кто-то тут у неё есть. Слава Богу…».

Юлька, ёжась и кутаясь в зимнее пальто, притопывала ногами, сгорая от нетерпения и дурных предчувствий. Что-то ведь точно случилось! Чтобы Ксюха ни с того ни с сего побросала все, еще и в такой ответственный для отеля период – да ни в жизни. Скорее небо на землю упадет. Что-то случилось. Она еще тогда, по сообщению поняла. «Я в аэропорту». Таксист открыл багажник и достал наружу два чемодана. «Два чемодана? Два!? Она что? Почему!? Эй, подруга, ну-ка взгляни на меня! Глаза подними! Твою мыыыышь….».

Все, что ей оставалось – раскрыть руки и заключить ее в свои объятья. Унять свое любопытство и ждать, когда она сама захочет рассказать. Напоить чаем, накормить свежеиспеченными плюшками. Сказать, что ни о чем не будет спрашивать, и отправить спать в соседний номер, удачно пустующий. Впрочем, почему удачно? Зимой гостиницы тут стоят полупустые, проблем с заселением внезапных гостей нет.

Она Юльке благодарна. Потому что до сих пор не готова. Эти объятья были ей нужны. Она обязательно все расскажет, ей нужно выговориться, выплеснуть это все на ее бедную рыжую голову, побыть с ней рядом, услышать слова поддержки и утешения. «Прости, Юль, мне не к кому больше идти». Но – не сейчас. Сейчас нет.

— Приходи, как соберешься, — только и сказала. Сегодня Юля будет ее караульным.

Ксюша кивнула, закрыла за подругой дверь. Тут довольно уютно, чистенько, лаконичный интерьер, довольно свежий ремонт. Все, как она любит. Большего и не надо. Она хотела спрятаться под это толстое теплое одеяло и действительно попробовать поспать. Сон должен помочь, хотя бы ненадолго избавить ее от этих назойливых тяжелых мыслей. Но вдруг заметила за плотными шторами балкон. Смотрит прямо на море!

Вышла. Села в кресло, достала телефон.

15:30 Кому: Папа: Пап, я на месте. Не волнуйся, у меня все хорошо! Я с Юлей.

Разблокировать?

«Нет!!!»

…

«Может, все же разблокировать?»

Ксюша встает, возвращается в комнату, открывает чемодан, открывает отсек для белья, открывает косметичку, кладет туда телефон и закрывает все в обратном порядке. Чемодан – в шкаф. Так-то лучше… А теперь назад, на балкон. Там хорошо… Там море... В нем отражается голубое небо, придавая воде насыщенный, глубокий синий цвет. Волны тихо накатывают на берег и отступают, оставляя на песке темные следы и пену. Море шумит… Этот шум ее успокаивает, убаюкивает. Ксюша долго смотрит на воду, слушает ее шепот, следит взглядом за полетом чаек… Белые пятна на голубом. Взмывающие и пикирующие. Они кричат.

«...незаметной, невидной, неслышной, никем не опознанной»

В памяти одна другую сменяют картинки – яркие и потускневшие. В памяти всплывают фразы, диалоги – она помнит каждый от их начала и до точки. Тело отзывается на воспоминания дрожью: память хранит ощущения от касаний, от взглядов, их смеха. В памяти – всё. Память не сотрешь…

«Интересно, он видел Балтийское море?

Что бы он сказал?»

Завгородняя, иди спать.

Она надеется лишь на то, что ей снова не приснится золотистый конверт. Она не желает вообще никаких снов. Забыться.

Разговор с Борисом Леонидовичем вышел бессмысленный. Можно сказать, и разговора то не было. Главный инженер встретил его в стельку пьяным. В 10:30 утра! Увидев на пороге врача, он сначала отшатнулся, а затем попытался ухватить его за грудки. Пусть он плохо соображал, но отцовское сердце подсказывало, что сейчас прямо перед ним стоит виновник всех его бед на настоящий момент. Права была Валя! Дочь, конечно, ничего ему не сказала, но он что, слепой, что ли? Не слепой и совсем не дурак! Сам явился!

Юра поднял обе руки ладонями вверх.

— Борис Леонидович, давайте успокоимся. Оба. Я Вам не враг. Я в том же положении, что и Вы… Мне нужна Ваша помощь.

Мужчина смотрел сквозь него невидящим взглядом. «В том же положении он, поглядите на него! Да что ты вообще понимаешь!? Вот будет у тебя собственный ребенок, тогда поговорим!». Вслух же дядя Боря произнес лишь: