Потом ее и китаянку отослали, отвели в соседний кабинетец, куда принесли вина и закусок. Китаянка молчала, пила и ела очень мало, а она наливала себе вина и пила бокал за бокалом, чувствуя, как туманится сознание, и готовясь к тому, что сейчас в кабинет войдет тот губастый…

“Мне сказали, где у тебя девять хвостов, - у Чханъи, когда они ехали назад, было хорошее настроение. - А я ответил, что не боюсь лис”.

После выпитого едва сознающая окружающее, она улеглась щекой на плечо Чханъи. Губастый вместе со всеми страхами отошел в темноту, она слушала и едва слышала, что говорил Меченый, что отвечал ему Байбак Хва, слушала их смех. Машина покачивалась плавно, и было так хорошо и покойно, как бывало разве что в детстве.

“Старый маршал сказал, что у мужчины и белой женщины могут получиться красивые дети”, - услышала она сквозь сон - и сон мгновенно слетел. Она приподнялась и схватила Чханъи за отвороты пальто.

“Если… если это случится, я вытравлю его, - прошипела она, ощущая как звериная ненависть застилает все алым туманом. - Ненавижу!”

Жесткие руки оторвали ее пальцы от ткани, ее с силой тряхнули и пощечина обожгла лицо. Но она едва ощутила боль и продолжала бессвязно повторять “Ненавижу! Ненавижу!..” А перед внутренним взором стояло детское лицо, светлое и почти прекрасное, если бы не пустой невидящий, не смотрящий в глаза взгляд и неподвижность всех черт, застывшая как черты мертвой маски.

========== 7. О поисках Молли Смит и чертовых рыцарских обычаях ==========

При расследованиях начинать надо издалека, учил меня Илья Петрович - это как бредень заводить в не слишком рыбном месте. Так и с обычными преступлениями следовало поступать, и с террористами; хотя за террористов я после первых дел в И. старался не браться - грязно, трудно и непрактично. Оставил я тогда за собой только гласный надзор, да и те обязанности исполнял скорее по совместительству с сыскной работой. То ли дело кражи или ограбления, там удружишь, там услужишь, там раскопаешь, и уж награда или копейка какая-никакая, особенно если купечество в деле.

В данном деле, впрочем, особенной копейкой не слишком пахло, хотя заплатили мне неплохо. Более того, пахло вполне определенной опасностью, учитывая, что во всем этом замешан “Меченый” Пак Чханъи. Но я уже не мог просто оставить свое расследование - я чувствовал, что за всем этим скрывается нечто совершенно иное, нежели простое желание провинциальной “бывшей” барышни отмыть свою репутацию.

Доктор Клингер, бывший тогда домашним врачом Босвеллов, определенно был на подозрении, особенно учитывая то, что знал о нем я. Принципов он не имел и способов не перебирал, так что и похищение ребенка не должно было стать для него чем-то, через что нельзя переступить. Снова и тщательно исследовав имеющуюся у меня схему особняка, я уверился в том, что похитители маленького Вивиана имели в доме по меньшей мере сообщника. Влезть в детскую поздним вечером, в темноте и пройти между расставленной там и сям маленькой мебелью, о которой упоминалось в полицейском протоколе, описывающем место преступления, да так, что находящаяся за стеной мать ничего не услыхала - это мог сделать только тот, кто хорошо был знаком со всем расположением предметов.

Сведения накапливались по крупицам. Разысканный мной еще тогда, сразу после похищения, полицейский, одним из первых прибывший на место преступления, вспомнил, что если жена была в полном отчаянии, то сам Босвелл выглядел совершенно держащим себя в руках. Босвелл-то, говорил полицейский, сразу на гувернантку показал, мол, не обошлось без нее. А жена его все плакала и только как муж ее рядом встал, немного успокоилась и тоже стала говорить, что не иначе как польская шалава (я подумал, что вряд ли миссис Босвелл выразилась именно так) тут поучаствовала. Кто-то же должен был открыть окно изнутрь, чтобы похитители могли влезть.

Сама Дорота Браницкая и доктор Клингер, на роль которого в похищении маленького Вивиана намекала полька - оба они одинаково подходили для того, чтобы быть сообщниками похитителей. Оба хорошо знали дом, оба были вхожи в детскую - одна как гувернантка, второй как домашний врач.

Соблазнительно, конечно, было сразу взяться за немца и порасспросить его, однако я решил сперва раскопать все, что можно было о его роли в доме Босвеллов. Да и о самих Босвеллах не дурно было бы узнать побольше всяких мелких подробностей, на которые обыкновенно внимания не обращают, но которые, как песок, могут покрывать нечто важное. А то, бывает, отдельные мелкие камешки кажутся вполне незначительными, а собери их вместе - и сложится картинка.

Да и то, что в семействе Босвеллов еще перед похищением стали как-то часто сменяться слуги, было чересчур уж подозрительно. Так что я решил, что надо получше покопаться в самой семье, цепляясь за всякие странности, которые могут вывести на похищение. Стал разматывать ниточки, как пишут в детективных романах - правду сказать, кропотливейшее это занятие и нудное, все равно что иглу в стоге сена искать.

Однако на всяку иглу магнитный камень находится. И прослеживая все пребывание мистера и миссис Босвелл в Манчжурии, которое началось десять лет назад с приезда из Америки, наткнулся я на такую странность - сперва вовсю используя образ примерной семьи, появляясь всюду с женой и сыном, три года назад Босвелл стал появляться в свете гораздо реже и исключительно один. Впрочем, всякому другому охлаждение между супругами странностью бы не показалось - однако я уж учуял, что именно тут мне и надо копать.

Босвелл был да и продолжал быть, красавцем мужчиной, эдаким Адольфом Менжу. Красивый, умный говорун, стоявший за очищение и улучшение человеческой расы - я прилежно, будто школьник, делал выписки, зазубривая фамилии Фрэнсиса Голтона* и Теодора Стоддарта**, первый из которых стоял за поддержание тех, которые передавали потомкам хорошую наследственность, а второй - за истребление или же стерилизацию таких, которые передавали наследственность плохую.

Кроме всего этого Босвелл - успешный предприниматель, который и в начале своей карьеры “стоил”, как говорят американцы, не меньше семидесяти тысяч долларов, а уж после женитьбы его цена возросла многократно. И я хорошо понимал, как должна была смотреть на него жена - снизу вверх, никак иначе. Серая мышь, бывшая, впрочем, дочерью богатого банкира, Анна Босвелл боготворила мужа. Об этом говорила и ее модистка, к которой я подкатил с тем, что будто бы разыскиваю Молли Смит, бывшую горничную Босвеллов (действительно исчезнувшую без следа, вот только искать ее никто не искал). Миссис Анна, говорила модистка, сперва денег на наряды не жалела - а вот года три назад почти перестала заботиться о внешности. Известное дело, подумал я, окрутила, а потом уж незачем и прихорашиваться.

И все же что-то такое произошло между супругами три года назад. Я решил попытаться влезть и покопаться в этом деле изнутри дома, как и по возможность изнутри семейства.

Начать я думал со старого Дугласа Уолша, ирландца-сторожа Босвеллов - благо, с ним у меня разговор уже был и не трудно было найти предлог возобновить знакомство. Наведался в маленькую комнатушку, которую бывший сторож нанимал в английском квартале, и хоть не с первого раза, но застал Уолша дома. Предлог я придумал загодя - вспомнилось, как рассказывал ирландец о собаках и о том, как приучал да натаскивал он их на правильную сторожевую службу.

Как предлог придумал сказать, что дескать, клиент из Тяньцзиня поручил найти ему охранную собаку и того, кто мог бы такую собаку правильным образом обучить - а я и вспомнил разговор с ним, Уолшем. Выговорил себе небольшой куртаж за поручительство - и, как и расчитывал, разбередил и умаслил профессиональную гордость ирландца, который засуетился, не знал как принять меня да куда посадить, извлек из шкапа бутылочку виски и плеснув мне и себе, принялся говорить о собаках.

Не столь уж трудно оказалось навести его на отравленных молоссов бывшего хозяина - Уолш не переставал горевать о своих воспитанниках и призывал на голову отравителя всяческие кары.