- Ведь подумайте, сэр, сколь часто менялась у хозяина Босвелла прислуга, а псы оставались. Доннеган и Маллиган - так я их звал, так и все их звали, - говорил он.
Я небрежно отпил немножко виски, размазал его по небу и прищелкнул языком.
- Служил я у одного генерала, - так же небрежно заметил я. - Был у него громадный меделянский пес. Страсть до чего не любил, когда хозяин его с прислугой шашни крутил. Должно, миссис-то Босвелл особа ревнивая?
Трудов стоило разъяснить ирландцу, что такое собака меделянской породы, но, поняв, он закивал головою - “русский мастиф, слыхал я о таких” - и начал говорить, что собаки, конечно, и умны, и понятливы, но только никаких таких шашней с прислугой мистер Босвелл в доме не устраивал.
- Чего уж, все мы не без греха, - говорил Уолш, - да только мистер Босвел не имел нужды дома такие дела устраивать - у него для этого были и клубы, и все такое. И миссис Анна ему ни в чем не перечила, хорошая она жена, тихая, послушная, теперь таких мало. Но вот собак не любила… ну так что, женщины, известное дело, трусихи.
К концу второго шота виски я получил исчерпывающие сведения обо всех, у кого в Харбине и окрестностях стоило покупать щенка дабы воспитать охранника, для вида даже усердно записывал в книжечку то, что говорил мне Уолш - а заодно узнал, что прислуга менялась в доме Босвеллов за все время, что Дуглас Уолш служил там, не менее пяти раз, из которых четыре перемены пришлись на нянь маленького Вивиана Босвелла.
- Что уж говорить, сэр, мальчишка ихний… нелегко было с ним управляться, - рассказывал Уолш. - Совсем мал бы - так то кричит по целым часам, то спит по полдня. Кричал криком, так что и псы мои по будкам забивались и носу оттуда не казали. А как спит, так и весь дом вздыхал спокойно, Доннеган сразу высовывался, понюхает воздух, чихнет и так-то сразу хвостом - ать-ать! Прошло малость, когда подрос. Может, доктор, немец этот, порошки какие прописал - правда малец как молчал, так и продолжал молчать, ни полсловечка я от него не слухал. Вот мисс Дороти с мальцом управлялась неплохо…
Я насторожил уши, но для виду принялся шутить по поводу смены нянь - сказал, что, видать, миссис Босвелл не устраивали слишком уж хорошенькие молодые особы.
- Вот уж это вы бросьте, сэр, - ирландец нахмурился, очевидно, легкомыслие мое ему не понравилось. - Сказано же вам, миссис Босвелл хозяину ни в чем не перечит, а он в своем дому себя блюдет. За домом - это уж я не знаю, врать не стану, а в дому никаких шашней. Да и правду сказать, не с кем особо шашни крутить - кроме мисс Дороти, на тех нянь второй раз и смотреть-то не больно хотелось.
- А доктор-то что? - решил я перевести разговор.
- А что доктор? - хмыкнул Уолш. - Правду сказать, я бы такому доктору не то что ребенка - щенка бы не доверил. Да что щенка, я бы и шелудивого пса ему лечить не привел.
- Что ж так-то? - будто не слишком интересуясь, спросил я. - Мне он карбункул вылечил, и взял недорого.
- Карбункул карбункулом, - упрямо вел свое ирландец, - а только над убогими подшучивать грешно, тем паче доктору. Старый Дуглас Уолш хорошо запомнил, как они с мистером Босвеллом шутки шутили над несчастным малым.
И Уолш рассказал, как к ним приехал как-то кузен миссис Босвелл, парень бедный, простой и, видно, “без нескольких клепок в голове”, и как хозяин несколько раз собирал общество и на пару с доктором вышучивал беднягу, а потом начинал говорить заумно и учено, так что и не понять. Об улучшении человеческой природы, добавил я про себя, вспомнив то, что успел узнать о Босвелле.
- Правда, видно после того доктор хватил через край, потому что хозяин Босвелл как-то раз выставил его из дому, - добавил Уолш. - Псы мои тогда очень беспокоились, сэр, как сейчас помню.
И я не был уж слишком удивлен, когда на вопрос, когда это произошло, Уолш ответил, что года эдак три назад. Видно, с тех пор и пошло охлаждение между хозяйкой и хозяином, подумал я. И во что бы то ни стало решил встретиться с Босвеллами в их доме, пользуясь той же байкой, которую поиспользовал, чтобы разговорить модистку жены Босвелла - будто бы я разыскиваю Молли Смит.
Видно, мне сопутствовала удача, потому что, придя, я застал дома одну только миссис Босвелл. Понятно, что только поэтому мне позволено было войти в дом.
Анна Босвелл, худая и изможденная, чуть сутуловатая и блеклая, какими часто бывают англичанки и гораздо того реже американки, имела вытянутое лицо с длинным унылым носом, обрамленное палево-рыжеватыми волосами, и только большие глаза ее можно было назвать в некоторой степени привлекательными. Она приняла меня в комнате на втором этаже, приятной, но какой-то пустоватой, будто там не то собирались, не то недавно сделали ремонт. Всю обстановку составляли диван с серой плюшевой обивкой да два кресла к нему под пару, да еще торшер на ножке, тоже какой-то не то зеленоватый, не то серый.
Хозяйка дома оказалась особой жалостливой и при имени Молли Смит поспешно закивала головой.
- Боюсь, я мало чем могу помочь вам, господин Травин, - сказала она, ударяя мою фамилию на последний слог, на французский манер. После чего начала рассказывать о Молли, сбиваясь иногда на сына, который, как я смог убедиться, досаждал Молли сколь хватало его детских сил.
- Простите… не могла бы я попросить вас прикрыть окно? Мне кажется, оттуда тянет.
Я учтиво кивнул и подойдя к окну, проверил ставни, которые оказались плотно закрытыми.
- Благодарю, - кивнула миссис Босвелл и зябко поежилась. - Молли вечно забывала закрыть окно на ночь, ребенка могло протянуть. Впрочем, окно в этой комнате всегда плохо закрывалось, иной раз приходилось тянуть изо всех сил. А уж чтобы открыть его, нужно было быть геркулесом, - пояснила хозяйка.
Значит, это была детская маленького Вивиана, смекнул я. И конечно, после счастливого возвращения сына Босвеллы перенесли его детскую в другое крыло дома. Но виду не подал и продолжил разговор с хозяйкой.
Через непродолжительное время я убедился, что едва ли не каждая фраза, сказанная миссис Босвелл сводилась к Вивиану, Вивиан занимал в ее душе и помыслах главенствующее место, и как ни старался я уверить себя, что это вполне естественно для матери, едва не утратившей свое чадо, однако же было в этом что-то до болезненности чрезмерное, скорбное - будто миссис Босвелл все еще оплакивала пропавшего ребенка.
- Молли не была идеальной гувернанткой, - покачивая головой, тихо говорила миссис Босвелл. - Бедняжка Вивиан также не был удобным воспитанником, особенно до того, как мисс Дороти научила его немного манерам…
Она вдруг словно спохватилась, взглянула на меня едва ли не растерянно, после чего выпрямилась в кресле.
- Однако я никогда не прощу этой польской дряни того, что случилось с моим бедным Вивианом, - сказала миссис Босвелл - и я подумал, что таким тоном говорят в кино благородные матроны.
А когда я, получив массу совершенно бесполезных сведений о Молли Смит, уже надевал шляпу, с прогулки вернулись гувернер с маленьким Вивианом. Ребенок оказался чудо как хорош собой, видно пошел в отца, взяв от матери только светлые волосы и глаза. Я смотрел, как мальчика раздевают, как он вполне осмысленно отвечает на расспросы матери, правильно выговаривая слова, как по-взрослому с улыбкой кивает мне и обращается с дежурным “Добрый день. Как поживаете, сэр?”, которое у американцев в крови, - и чувствовал, что именно в этой дружелюбности кроется разгадка, разгадать которой я пока не умею.
Уже выйдя от Босвеллов, я вспомнил одну деталь, также слегка удивившую меня и застрявшую в памяти - даже сняв теплую одежду, маленький Вивиан остался в тонких перчатках.
***
Несколько дней я переваривал и собирал в кучу то, что успел узнать и увидеть - и прежде всего мне не давало покою окно в бывшей детской дома Босвелла. Я понимал - то обстоятельство, что для открытия окна может быть недостаточно женской силы, сразу делает Браницкой алиби и выводит на свет второго подозреваемого, доктора Клингера. Однако потом я вспоминал о том, как эта же слабая женщина выцарапала у полиции своего гангстера-хунхуза - и понимал, что такая могла бы и найти способ открыть окно.
