Улыбка покинула их лица. Я посмотрела на мужчину, в чьих глазах отразилась тревога.

– Ты ее хорошо разглядела? – спросил он, протягивая мне руку.

Мне было не до того, кого я там разглядела. Из спины у меня торчали два черно-белых пятнистых крыла, – типичные крылья полукровок. Заботясь о конспирации, я задрала браслеты сперва на одном запястье, потом на другом. Черные печати, уничтожающие магию в Первом мире, исчезли. Я сглотнула слюну, судорожно соображая, что мне говорить и что делать дальше.

– Не очень, – сказала я, отдергивая браслеты обратно.

– Если верить камерам, она тебе что-то сказала.

Темный дэв приземлился на пол, и я застыла, глядя на сильно выпирающие из-под формы ребра. Я его знала – видела по телевизору несколько раз, когда Миледи прибывала с дипломатическими визитами, или просто в сети. Но никогда не думала, что вживую увижу Белиала, генерала Темнокрылых, самого лучшего отряда военных, что есть у темных. По позвоночнику пробежались мурашки, когда равнодушные фиолетовые глаза беззастенчиво посмотрели на меня в упор.

Что такого сегодня случилось, если пригнали и Хранителей, и Темнокрылых?

– Что она тебе сказала? – повторил он вопрос, подходя ко мне.

– Белиал, не лучше ли тебе вернуться к Агарь? – с неприязнью сказал мужчина с татуировкой Хранителя.

Ух ты. Значит, мало того, что Темнокрылые и Хранители здесь, так еще и оба их лидера? Что такого произошло в этом торговом центре, и кто была та сумасшедшая, и почему все так беспокоятся?

А потом пришла другая мысль, куда более реалистичная и опасная. Она назвала мне имя, я знала, кто она такая, а она знала, кто такая я. Отец в опасности. Мы все в опасности, если эта женщина на свободе, и у меня даже не было времени думать о ней, нужно было бежать, предупредить его, собрать вещи, уехать как можно быстрей.

– Она твердила про какого-то Люциана, – сказала я, пытаясь изобразить в голосе как можно более неуверенную и ранимую натуру.

Для всех жителей Пятимирья в последние лет сорок Люциан существовал только один, но об этом варианте я постаралась не думать. Я запрещала себе даже залезать мыслями на эту территорию. Думать было опасно, мысли могли обрести материальную форму, сорваться с губ словами, а там, кто знает, к чему могла бы привести меня дорожка собственных оправданий.

Полуправда прозвучала неубедительно – я поняла это еще до того, как уголок губы Белиала дернулся, обозначая усмешку.

– Тут было человек триста-четыреста, но из всех она сказала что-то только тебе, – сказал он, делая шаг вперед. – Не лги.

– Она твердила про Люциана, – упрямо повторила я, заглядывая ему в глаза. – Все это слышали. Но не снаружи, а здесь, в голове. Я сама не рада таким совпадениям, но я совершенно не имею отноше…

– Погрузите как обычно, – сказал он, разворачиваясь.

Хранитель вздохнул и протянул мне руку.

– Не волнуйся, – сказал он, помогая мне встать и придерживая под крылья так, чтобы я могла стоять.

Стоять впервые в осознанной жизни было сложно, потому что меня кренило назад, клонило то вправо, то влево, и я никак не могла поймать равновесие, ни понять, по какому принципу держатся у меня за спиной два крыла.

– Когда подсохнут, будет легче, – сказал Хранитель, мягко мне улыбаясь. – Сейчас я тебе помогу. Как тебя зовут?

– Атропос, – отчеканила я, вспоминая, какое из имен сейчас принадлежит мне.

И застыла, почувствовав, как шевелятся волосы на голове.

А откуда та дэва знала мое настоящее имя? Мы с отцом не говорили его никому, мы пользовались каждой раз ложью, мы врали о наших именах, потому что в именах было сокрыто кое-что опасное, неправильное. И кто мог сказать ей в тюрьме, что я существую?

Белиал настойчивее кивнул головой в сторону. Я постаралась дышать ровно, сохранить каменное лицо. Этим летом мне должно было исполниться девятнадцать, я не умела играть в их игры, но прекрасно осознавала свои возможности. Мы покинули здание торгового центра. Душной, сухой воздух раздирал мне легкие, я снова закашлялась, сгибаясь пополам. Хранитель заботливо наклонился, чтобы придержать меня.

Я развернула крыло, ударяя по нему рукой, отталкивая хранителя в сторону. Раздался чей-то крик, но у меня было несколько секунд. Развернувшись, я побежала, каблуки застучали по асфальту. Один подломился, я рухнула, разбивая коленки в кровь, вскочила на ноги и побежала снова, петляя и петляя, пока воздуха не перестало хватать в легких. В подворотне сверкнули оранжевым кошачьи глаза, я поползла за кошкой, забиваясь в пространство между мусорным баком и стеной.

«Пожалуйста, пусть мы успеем», – подумала я, закрывая глаза и растворяясь в звуках.

Потому что если мы не успеем, всё будет кончено. Со мной, с ним, с нашим будущем – будущим, в котором всё так же будут одни побеги, но будущим, которое будет хотя бы привычным для нас.

Будущим, в котором мы оба живы.

Когда я открыла глаза, уже сгущались сумерки. Темнота медленно наползала на город, но впечатление было обманчивым, пройдет несколько минут, и ярким светом вспыхнут огни, засветится иллюминация, запылают разноцветными лампами окна, фонари подсветят дорогу, и город будет залит электрическим светом, снова становясь прекрасным и дружелюбным для своих обитателей. Уперевшись руками в асфальт, я встала, отряхнула с кофты крошки морены. Видок у меня был так себе, но меня не нашли.

Я уходила неторопливым шагом. Но едва лишь торговый центр скрылся за поворотом, пустилась бежать со всех ног. Меня кренило то вправо, то влево, я запнулась и упала, больно стукаясь локтем, вскрикнула от боли и со злости стукнула кулаком об асфальт. Я поднялась на ноги, схватилась за столб и взмахнула рукой, пытаясь остановить такси.

Сердце бешено колотилось в груди, и страх опоздать предупредить отца остро колол внутри.

Такси притормозило. Я судорожно стала соображать, есть ли у меня деньги. Перед глазами быстро мелькали картинки: вот я не нахожу заветной бумажки в карманах, или вот водитель отказывается меня везти, вот я приезжаю домой, а дверь нараспашку, внутри Темнокрылые и скованный отец. Плохие, автоматические мысли. Я глубоко вдохнула и выдохнула, перебежками подобралась к такси.

– Здрасти, – сказала я слабым голосом, на ходу шаря по карманам и выгребая смятые бумажки.

Забравшись в машину, я обняла себя руками, закрыла глаза, и не заметила, как провалилась в дрему. Словно организм израсходовал последние остатки своих сил, и не мог больше меня держать.

Когда такси качнулось, останавливаясь, я вылезла наружу, наугад протягивая деньги, и не смотря, совпадает ли сумма с той, которую назвал таксист. Судя по округлившимся глазам, которые я приметила краем глаза, заплатила я намного больше.

– Сдачи не надо! – крикнула я, вылетая на улицу.

Это был плохой поступок, не отвечающий правилам безопасности. Если я заплатила слишком много, то он меня запомнит. У меня сейчас хватало примет: я была в драной одежде, ехала с места, где было «происшествие», еще и переплатила. Оставалось надеяться, что когда его будут допрашивать, я буду уже в другом городе, в безопасности, и с отцом, который поможет нам запутать следы.

Я побежала за здание, перелезла через решетку пожарной лестницы, потеряла равновесие, оказавшись наверху и повисла на своих руках. Позвоночник пронзило болью. Я была в хорошей физической форме, но лишний вес за спиной в лице двух перьевых довесков мешался. Приземлившись на корточки, я выпрямилась, обернулась через плечо и сосредоточилась на отростках, пытаясь заставить их силой мышц шевелиться. Они задвигались, но неуверенно. Я прикрыла глаза и представила себя летучей мышью, медленно свела крылья воедино, и, оказавшись под перьевым плащом, открыла глаза. Легче от этого не стало, но по крайней мере, они перестали болтаться из стороны в сторону, мешая мне ходить.

Я взялась за перила и осторожно стала подниматься по лестнице. В обычной ситуации я бы перескочила все пролеты, а потом вбежала бы в квартиру, но сейчас спешка могла бы помешать. Закусив губу, я с огромным усилием воли заставляла себя идти медленно, считая про себя каждую ступеньку. Соседка-морф снизу, – серая фигура, едва повторяющая очертания тела, – выглянула из окна. Я занавесилась волосами, надеясь остаться неузнанной за льняной пеленой.