Порой жизнь преподносит странные сюрпризы, взрывая твою повседневность целым ворохом перемен. Яркий калейдоскоп событий едва позволяет найти малейшую паузу, чтобы выдохнуть и насладиться моментом, осознать произошедшее и идти дальше с гордо поднятой головой.

Вот уже год я преподаю Социальное право в одном из престижных вузов Швеции и никак не могу привыкнуть к тому, что это не сон.

Честно говоря, я и сама мало понимаю, как так получилось. Всё слишком быстро завертелось, стоило мне ответить на предложение Фредерика Ларсена согласием. И вот теперь я стою у доски в лекционном зале и рассказываю студентам о понятии социальной справедливости. Иронично, не правда ли?

По правилам международного конкурса, одним из основных условий было сотрудничество двух вузов, но грант мог получить и один университет. И, как выяснилось в дальнейшем, профессор Маккинзи старался переманить шведского аспиранта, чтобы получить всю сумму. Узнав об этом, мой нынешний руководитель сделал ход конём и обратился ко мне с ответным предложением. А зёрна упали на благодатную почву.

В моей Альма Матер меня считают предателем, но мне откровенно плевать. То отношение, которое приходилось терпеть, не идёт ни в какое сравнение с тем, как меня встретили в Швеции. Помимо продолжения научной работы, я числюсь штатным преподавателем, обеспечена жильем и неплохим социальным пакетом.

Есть, конечно, и свои минусы.

Основная часть моих публикаций принадлежит бывшему университету, а значит, никак не может быть использована в текущих проектах. Можно сказать, что восемь лет жизни были потрачены впустую. Но с другой стороны, иначе я бы не пришла к тому, что имею сейчас.

Думаю, что сделала правильный выбор. Тётушка могла бы мною гордиться.

Кстати, о ней.

Сказать, что Аннет Сильвер-Харрис была в ярости, узнав о моём решении — это ничего не сказать. Конечно, по моей вине сорвалась весьма важная сделка договорённость с одним из её близких друзей. Судьба наследства нашей фамилии оказалась под угрозой, а потому тётя отказалась финансировать моё пребывание в Швеции. Но я наконец вздохнула свободно, понимая, что могу контролировать свою жизнь самостоятельно.

Я больше не боюсь ответственности и счетов за квартплату, ведь теперь могу сама себя обеспечить. И да, наконец-то никто не говорит мне о том, что должна и не должна делать настоящая леди.

Практически всё время до моего отъезда мы либо ругались, либо не разговаривали, поэтому в самолёт до Стокгольма я села с тяжёлым сердцем. Обида резала глаза и сжимала горло, но раз за разом я успокаивала себя, что всё обязательно наладится. Когда-нибудь она поймёт меня.

— Мисс Харрис, как вы считаете, — очередной вопрос возвращает меня к реальности. — Действительно ли так важна социальная справедливость?

— Представления о справедливости являются тем общим ценностным знаменателем, который позволяет выносить суждения об оправданности существования социально-политических структур, в пределах которых протекает жизнь каждого человека, — ловлю взгляд студента, что требует от меня ответа. — На основе применения этой нормативной категории решается вопрос о том, стоит ли принять окружающую социальную действительность в том виде, как она есть, стоит ли пытаться ее корректировать или же необходимо, расшатав несущие конструкции социума, полностью изменить лицо известного мира общественных и политических отношений.

Жду, пока все запишут за мной последнюю фразу, лукаво обводя глазами лекционный зал. Смотрю на часы и с улыбкой произношу:

— На сегодня всё. Вы свободны.

Молодые люди с шумом собираются, обсуждая что-то на своём языке, который мне до сих пор не даётся. Серьезно, я готова выть от занятий шведским. Слишком сложно. Слишком. Может, конечно, всё дело в том, что мне в принципе тяжело даются языки, но мой репетитор считает, что я просто неусидчива. Доля правды в этом, конечно, есть. Я просто не могу посвящать всё своё время монотонной зубрёжке.

Выхожу из зала последней, аккуратно прикрывая дверь, и направляюсь к деканату, где должно сейчас пройти какое-то общее собрание. Я появляюсь там как раз вовремя. Весь преподавательский и административный состав уже на месте. Окидываю помещение недовольным взглядом, а мистер Ларсен уже выходит в центр комнаты и начинает объявление. Класс. Я, как обычно, ничего не понимаю.

— Сегодня на пенсию уходит мистер Юханссон, — чуть хриплый шепот раздается над ухом в тот же самый момент, когда твёрдая ладонь властно опускается на небольшой участок чуть пониже спины, и мурашки просто сходят с ума, натыкаясь друг на друга в своём суматошном забеге. — Ты закончила?

Едва держусь, чтобы случайно не застонать, а потому просто киваю.

— А разве у тебя сегодня нет шведского? — пальцы невесомо прочерчивают прямую линию вдоль позвоночника, и я чуть не захлёбываюсь воздухом, не понимая, что именно я хотела в этот момент: вдохнуть или выдохнуть. Судорожно мотаю головой, стараясь выглядеть непринуждённо.

— Ты сегодня такая неразговорчивая, — приглушённый голос приобретает задумчивые нотки, а я уже устала считать до десяти в прямом и обратном порядке, чтобы успокоиться. — Мне нравится.

Ну все, засранец, ты доигрался.

— Вообще-то я слушаю! — сдавленно шиплю в ответ, оборачиваясь на Нильсена и с вызовом глядя ему в глаза. Но тот лишь растягивает губы в довольной ухмылке.

— И много поняла? Что сейчас сказал Фредерик?

— Если бы ты меня не отвлекал… — бросаю в ответ, но он тут же меня перебивает.

— То ты бы выучила шведский по речи о заслугах мистера Юхансонна перед Университетом, — едкий смешок, от которого у меня всё внутри переворачивается. Опять Всегда.

— Агата, Александр, — от того, что мистер Ларсен внезапно обращается к нам, я едва заметно вздрагиваю и перевожу на него испуганный взгляд. — Простите, забыл предупредить, с завтрашнего дня читальный зал библиотеки закрывается на ремонт. Это временное неудобство. Продлится не дольше пары недель.

— Ничего страшного, — вклинивается в разговор Нильсен. — Мы с мисс Харрисс вполне неприхотливы и можем занять любую свободную аудиторию.

Я снова чувствую, как его ладонь опускается чуть ниже поясницы, и готова поклясться, что моё лицо сейчас сравнимо с цветом спелого помидора.

— Мог бы и не упоминать лишний раз, где у нас был первый секс, — обиженно дую щеки, когда мы уже сидим в машине Алекса. Отворачиваюсь к окну, но даже затылком чувствую его усмешку.

— Если ты не заметила, то о сексе я и не упоминал, — отвечает он, но я даже не реагирую. — Но то, что ты обратила на это внимание, говорит о многом.

Судя по голосу, он откровенно веселится, и я окидываю его суровым взглядом.

— Ну давай, скажи, какой я напыщенный индюк, — подмигивает Нильсен, и я закусываю губу изнутри, чтобы не улыбнуться.

— Я хочу пойти учиться на права, — отмахиваюсь от него, выпаливая первое, что приходит в голову. — Тогда хоть смогу передвигаться по городу отдельно от тебя.

— О нет, — картинно ужасается швед. — Тогда всеобщему спокойствию придёт конец. Ты не думала о том, что шведские пешеходы тоже хотят жить?

— Очень смешно, Алекс, — недовольно бурчу я и тут же коварно усмехаюсь. — Первым делом я перееду тебя и скроюсь с места аварии.

— О, не сомневаюсь, — парирует он тем же тоном, пока паркуется перед домом. — Ты давно ищешь способ сократить мои прекрасные годы жизни.

— И я найду его, — едко кидаю в ответ, посильнее хлопнув дверью. Спешно поднимаюсь по ступеням, не дожидаясь Нильсена. В конце концов, у него есть ключи, это ведь и его квартира тоже.

Первым делом ныряю в ванную комнату, стремясь поскорее смыть с себя все тяготы прошедшего дня. Я люблю свою работу, она определённо приносит мне удовольствие. Но то, сколько сил и эмоций я отдаю на лекциях, не может не сказываться на моей бодрости.

После душа заворачиваюсь в любимый махровый халат, выхожу в гостиную и удобно устраиваюсь полулёжа на диване. Да, я плохо понимаю шведский, но это не мешает мне смотреть телевизор, полностью отключая голову и расслабляясь. Пока я щелкаю каналы в поисках того, что может меня заинтересовать, Александр садится у меня в ногах, осторожно перекладывая икры к себе на колени. Я чувствую его взгляд, но продолжаю своё занятие, делая вид, что не обращаю на него никакого внимания.