Стилински ещё очень долго сидит на промёрзшей земле. Кажется, он становится всё легче и легче. В конце концов станет пёрышком. Очень хочется посмотреть, что будет делать самый страшный хищник Бикон Хиллз, не гнушающийся убийством собственной родни, но так хочется спать.
Стайлз прикрывает глаза. Всего на мгновение. И падает лицом в бесконечность. Всего на мгновение…
Комментарий к Часть 2. Глава 10.
* しかたがない (сиката га най, яп.) - ничего не поделаешь. Фраза широко распространённая в среде интернированных японцев. В начале двадцатого века особенно сильно антияпонские настроения проявились в Калифорнии, что позднее привело к созданию на территории США концентрационных лагерей во время Второй мировой. В сериале тема освещается в третьем сезоне.
========== Часть 3. Sin City’s cold and empty ==========
Секунда — почти всегда незначительная песчинка времени, но иногда она может стать причиной такого глубокого разочарования, непонимания и боли, что страшно становится.
Дерек не хочет загадывать, но он абсолютно уверен, что и через тридцать лет будет прекрасно помнить это ощущение собственного бессилия, незначительности перед обстоятельствами, словно его выпихнули из самолёта без парашюта, а лететь ещё километра два. Физика плевать хотела на его моральное состояние. Закон всемирного тяготения универсален и неоспорим, да и крылья эволюция людям выдавать никогда и не собиралась. Он точно будет помнить, как не успел остановить обманчиво спокойного Стайлза. Обычного такого человека, плотно сидящего на таблетках, который легко переступил издевательски изящную линию рябинового пепла и даже не обернулся.
Тогда, три часа назад, Хейл готов был врезать Бретту по морде только за скромное предложение обыскать все вокруг дома, произнесённое таким тоном, что даже будь у Дерека диапазон эмпатии приблизительно равен зубочисточному, он всё равно бы понял: Талбот полностью разделяет его аналогию со свободным падением. Но всё внезапно перестало иметь значение. В предыдущую встречу с Кейт придурковатый агент умудрился отхватить столько повреждений, что становится не только стыдно (это было дело оборотня, его личная история возмездия, прямо как у Дантеса, но сраный Стайлз вдруг решил, что всё возьмёт на себя) но и страшно. Федерал слишком любит вляпаться по самые уши… А мщение, по сути, никак не перевешивает ценности жизни Стилински.
Тогда, на триста километров севернее, рядом не было бледно-зеленого окровавленного Питера. Сейчас он есть. Выглядит откровенно хреново, но при этом крайне сосредоточен, и неудивительно — в его руках мелькает длинная изогнутая игла, явно когда-то давно позаимствованная у Дитона — стежок, стежок и стежок. Дереку кажется странным, что Питер не использует иглодержатель, но потом он примечает, что у молодого мужчины дрожат пальцы. Если подумать, так ему наверняка так удобнее контролировать этот острый кусок металла. Взрослый оборотень сидит на максимально отодвинутом водительском сидении и старательно сшивает кожу, вспоротую когтями. Дерек отстраненно думает, что дяде повезло: альфа, который их с Талботом отмудохал как котят, и Хейла мог бы с лёгкостью раскроить от паха до ключиц. А так всего-навсего сломал нос, пару ребер, да оставил автограф на боку. Стежок, стежок, стежок. От напряжения на обманчиво изящных и слабых кистях ярко проступают синеватые вены. Весь Питер обманчивый. Всегда так было. Юноша слышит, как игла прокалывает кожу, а нитка шуршит, пока оборотень вытягивает ее.
При любом другом стечении обстоятельств Дерека наверняка бы уже начало подташнивать. Но пока у него из альтернатив — только узкая дорога, зажатая с обеих сторон плотной сенью леса. Лучше смотреть на Питера. Ещё лучше было бы встать и, громко хлопнув дверью ещё одной пафосной тачки из коллекции, свалить отсюда как можно дальше. Парень переводит взгляд на собственные ноги. На уровне правого бедра на джинсах все ещё слишком хорошо просматриваются мокрые темные пятна, а довершает композицию ремень старшего Хейла. Ничего необычного. Просто кусок кожи за сильно завышенную цену из последней коллекции. Пряжка заляпана кровью. Если уж очень захочется, можно стереть постепенно высыхающую жидкость пальцем, чтобы прочитать пафосное “Майкл Корс”. Ремень здесь выполняет вполне практическую функцию — кровотечение было таким сильным, что пришлось импровизировать: регенерация не успевала заработать как надо. Ходить в ближайшие часы Дерек точно не сможет, хотя кости уже начинают срастаться.
Питер не торопится хоть что-то говорить. И прекрасно справляется с наложением повязки уже самому себе. Стайлз бы никогда в жизни не поверил, что больной на голову (по мнению самого Стилински, конечно), ликантроп, изначально занялся ранами племянника, а не своими собственными. Но это всё равно факт. Дерек наверное должен быть безмерно благодарен родственнику за то, что остался жив, но сейчас он чувствует странно гнетущую пустоту. Буквальное ничего. Вакуум. Его как будто втянуло в чёрную дыру, родившуюся из-за смерти какой-нибудь особенно яркой звезды. Коллапсирующие звёзды, должно быть, действительно прекрасны. Примерно такая же пустота на секунду хлестнула по нервам, когда Бретт всё-таки утащил его за угол…
Здесь снега практически нет, а тот, что остался, совершенно нельзя назвать чистым. Дерек замирает и тупо смотрит на небольшую поляну, превращенную в декорацию фильма ужасов. Не хватает только внутренностей, развешанных по деревьям — куда ни падает взгляд, везде спотыкается о части человеческих тел. Хейл слышит странно шумный выдох, и вдруг понимает, что выдохнул сам. Так вот, где теперь нужно искать четырёх охранников. Очень не хочется столкнуться с тем, кто здесь развлекался. Однако, юноша решительно отворачивается и продолжает движение, выискивая хоть какую-то уязвимость в барьере. Он старается не думать о том, на что снова и снова натыкается взглядом. Стилински теперь в относительной безопасности, если так подумать — в доме вряд ли есть ещё члены чёрного отряда. Или оборотню просто жизненно необходимо в это верить. Одно из двух.
Они вместе с Бреттом достаточно быстро обходят дом и возвращаются к крыльцу, а потом перемещаются чуть дальше, чтобы не стоять совсем уж на виду. Хейл не спрашивает – не видит в этом никакого смысла – почему Талбот ощутимо дёргается. Здесь всё и без слов понятно, оба волнуются, разве что объекты у них разные. Про себя Дерек может ещё сказать, что его безумно бесит сама ситуация: он просто ненавидит чувствовать свою беспомощность и слабость. И вечно так. Как будто тот факт, что ему шестнадцать, сразу заставляет окружающих считать его ни на что не способным ребёнком.
О чем думает Бретт, Дерек сказать не может. Тем более, их обоих от тягостного ожидания отвлекает звук шагов. Оборотни обычно прекрасно перемещаются бесшумно, но конкретно этот – относительно высокий светловолосый мужчина чуть старше Питера – намеренно создаёт достаточно шума, чтобы на него обратили внимание.
– Мэтт. – Роняет Талбот. Хейл, справедливо предположив, что вряд ли дружок старой маразматички Ито пришел поговорить о творчестве Оруэлла, готовится к атаке. Старший оборотень оставляет парням пару метров свободного пространства и засовывает руки в карманы лёгкой куртки. Приглядевшись, Дерек понимает, что на одном из рукавов у подошедшего свежая кровь. Чужая, естественно. Чья?..
– Странное место для прогулок, мальчики. Вам стоит пойти домой. Уже довольно… Поздно.
– Что это за козёл был? – Дерек выныривает из не слишком приятных воспоминаний и снова смотрит на родственника. Питер уже успел немного прийти в себя: постепенно возвращается живой цвет лица. Со взглядом вот только что-то совсем не то. Может, Стайлз всё-таки прав? Физическое увечье вполне может привести к безумию. Не провоцируй его. Ни при каких обстоятельствах не провоцируй, волчонок.
– Матео Хименес, – ответ прерывается несколькими глотками воды. Хейл чувствует, что у него во рту чёртова пустыня Сахара, и с самой искренней благодарностью забирает у Питера протянутую бутылку. – Спутался с Арджентами и носит им тапочки в зубах. Пока это не приоритет. Что вы делали вместе со Стилински около дома?
