И всё же, за этими мудрыми выводами, за пониманием всего, за прощением и даже за любовью была обыкновенная детская обида на то, что его Создатели, его родители, не могут быть все вместе.

Занятый Касл — Роком, пытающийся бороться с собственными демонами Малыш пропустил то, что происходило у него под носом. Тень детской обиды сделала то, чего Грей раньше просто не допустил бы; его юный безнадзорный Создатель нашёл себе очередную опасную игрушку, и, словно этого было мало, сделал её убийственную мощь ещё сильнее.

Юный томминокер решил привлечь к этой проблеме всех — и Древнее Оно, с интересом наблюдавшее за происходящим, и Билла, который жил для Оно, но сам отрицал это, и Джорджи, который уже успел подзабыть, что это такое — драться за того, кого любишь. Неудачников Грей решил не трогать, мудро рассудив, что они и так «подтянутся», когда поймут, что происходит.

Переговорив со всеми (а точнее, поставив всех в известность о происходящем), юный томминокер оставил себе самый сложный и опасный путь, понимая, что его поступок может стать решающим.

Но только он понимал всю серьёзность происходящего, и только в нём кроме презренной крови Странников была суть Оно — не подаренная божеством из милости, а изначальная, древняя сила Оно. И эту мощь следовало держать в тайне — до тех пор, пока это возможно.

Грей слабо улыбнулся и подумал о том, что Пеннивайз не должен знать, что он, жалкое отродье презренной расы, могуществом превосходит даже Древнее Оно. Не потому, что Оно тут же откроют сезон Охоты на него — Грей не стал бы противиться воле своего Создателя.

Потому, что юный томминокер чувствовал, что так надо.

Всё же любовь необъяснимое чувство.

***

Сила текла в нём, через него, переливалась через край и захлёстывала его с головой.

Авери едва не плакал от счастья. Мальчик рассчитывал на годы тренировок, но вот она, желанная сила — он владел ей, держал всю Землю в своей пока ещё маленькой ладони, и агенты Института казались ему теперь жалкими ограниченными взрослыми, не видящими дальше собственного носа.

Он мог заставить их убить себя.

Мог прекратить войны и насилие во всём мире.

Он стал всемогущим.

Стеклянные шарики взорвались, едва поднявшись в воздух. Просто испарились. Теперь это были Огни — и Авери уже без тени страха смотрел на своего Огонька, этими самыми Огнями, по сути, и являющегося.

Поведение юного Оно Авери несколько смущало — Огонёк вёл себя так, будто не он, Авери, а именно он, Вайз, контролировал ситуацию. Не то, чтобы Огонёк не подчинялся — юное Оно очень охотно подчинялось просьбам мальчика, но у Авери в глубине души остался неприятный осадок от того, что он что — то упустил, что — то не понял. Это тревожило и отравляло эйфорию, но не настолько, чтобы мальчик запаниковал.

Вайз — Огоньки?

Прекрасно. Он, Авери, этими самыми Огоньками управляет.

Управлять Авери начал с приказа (это была просьба, но прозвучала она как приказ) исцелить Люка Росслера. К его изумлению, обычно капризный Огонёк не стал пререкаться с ним, а согласно кивнул и на время исчез. Когда он снова объявился, Авери не стал спрашивать о результате, полагая, что ответ в любом случае будет положительным.

Пеннивайз, разумеется, не стал его разубеждать — он честно посетил Люка Росслера и предложил ему исцеление. Но зачем Авери было знать, что Люк сам не захотел вернуться? Люк — вампир нравился юному Оно больше, чем обычный мальчик Люк; встреча Люка и Авери, этих двух необычных представителей своего вида, была невозможной, и Пеннивайз быстро выбросил из головы странную прихоть своей новой интересной игрушки.

Выследить агентов Института, всех до одного. Стереть в порошок все Институты на Земле. Уничтожить саму идею — чтобы никто не смел даже подумать о том, что можно безнаказанно издеваться над сияющими детьми.

И это было только начало.

Авери даже улыбнулся, вспоминая свою прежнюю мечту — создать СВОЙ Институт — для таких детей, как он. Что — то вроде города в городе, тайного убежища для сияющих.

Зачем нужны стены, если теперь он мог соединить разумы людей всего мира и управлять ими?

Телепатия? Как бы не так.

Возмездие.

Чем бы ни занимались люди в Институте, они неосознанно приближали свою гибель, и теперь Авери готов был досыта накормить их Огоньками — теми самыми Огоньками, которые так мучительно и болезненно создавали сияющие дети.

— Они за всё заплатят, Вайз, — сказал Авери, и его рука легла на антеннки юного Оно так по — хозяйски, так уверенно, что Пеннивайз едва не замурлыкал от наслаждения.

— За всё заплатят. — повторил Авери.

Найти слабые отзвуки шёпота погасших сознаний, найти разгромленный Институт и выпить из — под бетонных плит свою Смерть — теперь это было сделать легче, чем вздохнуть. Авери пустил выпитую боль в себя и улыбка на его лице стала страшным оскалом.

Конечно, он подарит этому миру надежду, веру и любовь. Конечно, он защитит всех, кто сияет.

Но сначала он вернёт то, что дали ему. Вернёт с процентами.

***

— ЧТО ты со мной сделал?!

Реакция детёныша была предсказуемой — Пеннивайз расхохотался, глядя на его перекошенное от изумления лицо.

— Так это был ты. Твоя сила. Твои Огоньки.

Авери чувствовал себя оглушенным и на какой-то миг ему стало мучительно страшно и горько — всё это был обман?!

Огонёк смотрел на него дружелюбно, но Авери впервые почувствовал настоящий страх перед неведомым. Это существо было непредсказуемым, неуправляемым и преследовало какие — то свои тайные цели. Авери даже пожалел, что не поговорил ещё с Неудачниками, которые и правда знали его Огонька лучше, чем он сам. Хотя…

Если один Огонёк этого существа дал ему такое могущество, что сделают два Огонька? А три?

— Я хочу, чтобы ты дал мне столько Огоньков, сколько сможешь. — сказал Авери. — Чтобы они не свели меня с ума, и чтобы тебе не было плохо. Максимальное количество. Это… — мальчик запнулся и почему — то смутился. — Это больно? Как ты это делаешь?

Детёныш, наконец, понял всю прелесть Охоты — что могло быть лучше этого желания? Упрямый и несгибаемый, как Билл, так же восхитительно сияющий, как Джорджи — о, этот детёныш был великолепен в своей ярости, в жажде мести и Охоты!

Пеннивайза не остановила даже боль, которую он почувствует потом, после потери такого количества Огней. Детёныш просил то, что юное Оно и само хотело дать ему…в максимальном количестве.

Когда Огонёк немыслимым образом извернулся и поцеловал его, Авери от изумления едва не полетел с камня, на котором сидел. Что, вот это всё?! Он думал, что Оно как — то вскроет его голову или тело, что всё будет как в фантастических фильмах — камеры с непонятными жидкостями, кровь, нечеловеческие способности, яркие огни…

Мальчик даже хихикнул — ни в одной книге и ни в одном фильме он не встречал такого странного способа передачи сверхсилы. Впрочем, неважно. Если Огонёк умеет только так…

Авери вытер губы и зажмурился.

— Давай.

Пеннивайз когтем приоткрыл губы мальчика, тоже зажмурился, и, вцепившись когтями в маленькое тело детёныша, отдал ему первый Мёртвый Огонёк.

Детёныш забился от боли на третьем по счёту Огоньке. Пеннивайз смог дотянуть до двенадцати.

***

— Не стоило обманывать меня, Вайз.

Авери смотрел на него с улыбкой, и улыбка эта была едва ли теплее той улыбки, которой обычно награждал юное Оно Старший перед тем, как начинал «объяснять». Пеннивайз инстинктивно попытался отползти подальше от мальчика, но первое же движение отозвалось в его воплощённом теле такой болью, что он замер, еле сдержав стон.

— Я же сказал — чтобы тебе не было плохо. — Голос мальчика был странно спокойным и ровным для детёныша, только что перенёсшего страшную боль и длительный обморок. — На сколько Огней ты себе навредил? А о Люке Росслере мы отдельно поговорим.

— Я отдал бы тебе все Огни, Билл, подумал Пеннивайз, уже понимая, что детёныш читает его мысли. Если бы ты захотел.