– Само собой?! – Раскрыл рот Суетливый.

– Так же как само собой ты вышел на свет из утробы матери, недоношеным ли, мёртвым или через кесарево сечение, так и бытие всех существ и веществ прекратиться. И не важно, от старости ли ты умер, болезни или сам себя порешил, бытие, то есть страдание, прекращается, когда существо или вещество нажилось и дало своё согласие на локальный конец света. Только те, кто смотрит на прекращенцев, то есть умерших, пока извне, не понимают этого, им кажется, что им бы ещё жить да жить, что они так любили жизнь и не хотели умирать, и даже повода не подавали, что склонны к суициду и т. д.

– А как же типа, неудачные попытки самоубийств?

– Им только кажется, что им пора, но на самом деле они ещё не нажились и не пресытились, поэтому их попытки и неудачны. – Ответило Посмертное Существование, оно же Олицетворение Небытия, ОН.

– Так может надо интенсивнее жить, гореть, двигаться, чтобы топливо поскорей прогорело? А то ведь, если тлеть едва-едва, то так и триста лет проживёшь.

– Размечтался, хе-хе-хе, – захохотало ОН. – Чтобы кто ни начал делать, всё прописано в Индивидуальной Карте Генома (ИКГ), где и указано сколько и какое топливо, на какой срок и на какое горение рассчитано.

– «Я могилу милой искал, но её найти не легко», – снова напел Суетливый слова грузинской песни. – А если тебя убили в подворотне или на войне?

– Значит, было на то твоё согласие, так же прописанное в ИКГ.

– То есть, свобода выбора не свободна всё-таки?

– Свобода это различия в горении каждого, а не изменение горения. Сгорят все, и пепел развеет ветер. Свобода это когда пепел каждого разлетится ни на кого не похоже, неповторимо, как неповторимы узоры снежинок. Поэтому невозможно принудить быть кого-либо идентичными друг другу. Это и есть Свобода, Непринуждённость. Кажущаяся похожесть, не есть равность, это всего лишь образ и подобие, а не равноценный оригиналу аналог. Карты Геномов могут пересекаться, но не совпадать. А Выбор это то, что каждый выбирает своё, а не чужое. Такова Собода и таков Выбор.

– «Вечным сном здесь спит Сулико», – пропели дуэтом собеседники.

– Тогда до встречи по ту сторону Бытия, – подвело черту ПС ОН.

– Если это можно назвать встречей в прямом смысле. – Обозначил точку в разговоре Суетливый.

Помогите склеить счастье,

Научите склеить дружбу[70].

– Ну, вот не можешь больше спать, выспался. Лежать уже тоже не лежится. Тянет в туалет. Под себя как-то… не охота мокрым быть. В старости это уже без разницы. Встаёшь, идёшь, испражняешься. Смысл – облегчение. Эвдемония. В процессе ходьбы до тубзика никакого ни смысла, ни удовольствия, лишь бы дойти побыстрей, сесть и сделать что надо. Сопротивляться неспанию и побуждению испражняться ни сил, ни желания. Поэтому делаешь по инерции. Потом ещё чего-то делаешь так же, ибо уже не лежится даже в выходной. Чистишь зубы, готовишь завтрак, ешь, кормишь и т. д. И так далее! Работа, творчество, семья, церковь, что угодно. Только потому, что не можешь иначе. Так и Бог творит Вселенную и по завершении шестоднева, устав в уматинушку, взглянув на всё это дело, оценив – «добро зело», т. е. получив сатисфакцию, удовлетворение. Для кого-то это и есть удовольствие, наслаждение, радость, эвдемония, для Него просто повод снова поспать, типа – и так сойдёт. Отправляется в Шеол Шаббат, редаться Яме[71], Танатасу – Ложе Смерти. Сон во упокоении немощи нашей. И не спать не можешь, ибо устал. Невозможно долго сопротивляться ни тому, ни другому. Ни покою, ни движению. Счастье в том, что следуешь этой невозможности сопротивляться. Несчастье тогда, когда пытаешься долго противится, т. е. быть сатаной[72].

– И где здесь во всём этом счастье смысл?

– Смысл придумали для того, чтобы, прикрывшись им, одни могли спокойно следовать непротивлению, назвав это исполнением своей миссии, другие подольше посопротивляться, назвав это потерей смысла и поэтому кончают с собой. Но счастье сопутствует только тем, кто в потоке чистых энергий.

– А чистыми они будут только если…

– Исполняешь правильные вещи, святые, в том числе правильно питаться и двигаться. Не пить, не курить, не употреблять животных, не соревноваться до срывов. Иначе энергии, побуждающие на движение или покой, загрязняются и побуждают на не верные решения и шаги, ведут к плачевным результатам, не к «добро зело», а к «как мне хуёво». Это взаимосвязано. Поэтому нужно научиться для начала от более опытного что делать, когда уже не можешь спать, не быть.

– Это ты про заповеди Моисея?

– Типа. Но лучше Будды и Иисуса. Остальные моралисты постольку поскольку.

– То есть вырваться из колеса сансары, генезиса, энтелехии, эволюции в нирвану – счастье? И наоборот, выйти из нирваны, небытия, покоя в сансару тоже счастье?

– Да. Угаснуть оттого, что догорел по полной – счастье. И вновь возродиться из пепла к горенью после достаточного Шаббата. Если Нирвана будет не достаточной для восстановления, то по воскрешении будет очень трудно творить, а не творить не сможешь и будешь лажать. Или в Сансаре не выложишься по полной, не положишь всего себя Делу Жизни и душу за други своя, то умрёшь с тревожной совестью. Это и есть Страшный Суд – мука бессонницы.

«смерть – приобретение»[73]

04:40

Самый главный вопрос философии: нахрена я здесь? Это потом уже можно задаваться вопросом, что первичнее – спрос или предложение, материя или дух, курица или яйцо, но они не так важны. Важнее понять – какого хрена, если всё сгинет?

Почему моё правое полушарие мозга синтезировало в своей угасающей активности именно такой мир, в котором я нынче обитаю? С такими людьми, событиями, окружением, работой…

Чему-то я должен научиться, что-то такое сделать, чтобы меня отпустило, прошло, и я был свободен от бытия, от видения этого мира.

Над этим думает моё левое полушарие, анализирует, и, кажется, уже находит ответы.

Я был бы рад попасть в иной мир, в мир без греха, религиозной брехни и ритуальщины, без алкоголя, наркотабачной дури, политических мракобесий, тупых баб и дебильных гоповидных мужиков… но, увы, моё правое полушарие не создало для меня такой мир. Пока?

Итак, ответ на воистину главный вопрос любомудрия мне был известен давно, если не всегда, как и большинству, если не всем, хотя кому всем, если здесь нет никого: чтобы научиться любить. Банально, но факт. Не банально это научиться.

И учёбе этой нет конца. Ежедневно одно и тоже, кольцо времени:

«Всё те же лица – всё так же пусто,

Всё та же злоба – всё та же сpача»,

поёт мне моё правое полушарие инкарнацией вечно усопшего Летова[74]. Пытаюсь любить деятельно, быть нежным и ласковым, обходительным, предупредительным, вежливым, любвеобильным, а не угодливым… но срываюсь постоянно на мат-перемат, грубость, гнев, рукоприкладство…

Поэтому всё таже срача, моя срача, мой грех. А лица те же, именно к этим лицам я должен проявлять свою любовь, а не к тем, кого или какими хотел бы их видеть.

Во сне лишь я с теми лицами с которыми хотел бы бить. Наяву есть тоже много таких лиц с которыми хочу и есть, но во сне это особый контингент, они уже умерли или очень не близко как в физическом так и в психолого-идеологическом планах. Во сне мы с ними близки во всём и даже рыдаем вместе, в обнимку, обо всём бытии нашем неудачливом, рушащемся.

Самая первая моя любовь мне снится… с чего вести отсчёт? Как понять, какая по счёту, первая или четвёртая? По ощущениям во сне всё же первая. Это наяву я могу мудрствуя насчитать с детсада кучу симпатишек, владеющими моими взглядами и мыслями какое-то время, долго ли, коротко. А во сне я точно знаю, кто моя первая любава. И вот мы с ней обнимаемся и плачем о прошедшей, странной жизни.