========== *** ==========
Ре́гул — ярчайшая звезда в созвездии Льва.
В древности имела название «Василиск»,
что означает «принц», «маленький король»
или «сын царя».
***
Регулус стоял во внутреннем дворике поместья Лестрейнджей и наблюдал за шаркающим по ступеням целителем. Ему было лет двести — старая развалина в сером поношенном балахоне, но считалось, что в головах таких хрычей водилось больше знаний, чем в пустых головёнках колдомедиков из Мунго. Рудольфус откопал его в какой-то ирландской деревушке с названием, способным привести в уныние любого заику. За стариком прямо по воздуху плыл сундук, в котором дребезжали склянки с оказавшимися бесполезными зельями. Гаргульи, восседающие на карнизах и выступах дома, синхронно повернули угловатые головы, провожая никчёмного лекаря. Не помог. Не сумел. Так пусть катится к чёрту!
Рабастан вышел из дома следом, догнал старикашку и довёл его до кованых железных ворот — дальше тот может добираться в свою глушь любым удобным ему способом, хоть верхом на фестрале. Скоро эти уродливые лошади подтянутся к поместью из лесной чащи — они всегда чуют смерть, а старшему Лестрейнджу осталось недолго. В эти минуты отец Рудольфуса и Рабастана умирал в душной спальне, пропитанной ароматом сотен травяных настоев и благовониями, которые мадам Лестрейндж поджигала по утрам, чтобы скрыть неприятные запахи. Вот и она сама показалась на крыльце, с трудом сдерживая слёзы, и протянула руку вернувшемуся Рабастану.
— Что сказал целитель перед уходом? Каковы шансы на выздоровление?
Басти виновато посмотрел на неё, словно самолично выносил приговор родному человеку.
— Надежды нет, мама. Благодаря вареву из лавчонки Серпента отец продержится пару недель, не больше, — ответил он и покосился на стоящего неподалёку Регулуса.
Силы покинули женщину — мадам Лестрейндж осела на землю у подножия статуи и дала волю слезам. Рабастан бросился её утешать. Бесстрастными мраморными глазами гаргульи следили за происходящим. Налетевший ветер поднял россыпь листьев с земли и швырнул их к ногам Регулуса.
Регулус поймал один лист, но тот хрустнул, моментально ломаясь, крошась, превращаясь в труху. Его скрюченные сухие собратья мучнисто-бурого цвета, сердито шурша, покатились дальше по двору. Регулус слышал, что кожа старшего Лестрейнджа с той же лёгкостью трескалась и рвалась, выпуская гной. Когда он рассказал об этом матери, она лишь безучастно пожала плечами.
— Похоже на проклятье. Бальтазар мог получить его давно, оно спало, а теперь проснулось. Врагов у него всегда было в избытке. Хорошо, если всё прекратится на нём. Бывают и семейные проклятья.
Вот и всё. Так просто. Миссис Блэк каждую субботу распивала чаи в обществе мадам Лестрейндж, они самозабвенно обсуждали светские сплетни, жаловались на детей и мужей, но когда один из них слёг и считал дни до часа «икс», Вальбурга уделила этой новости ровно минуту бесценного внимания. У неё были дела поважнее. Например, подкупить владельца «Дырявого котла», чтобы тот не сдавал Сириусу комнату над пабом. Никак не могла успокоиться. Их глупые войны несколько лет отравляли воздух в доме, не говоря о рассудке его обитателей. Отец ещё как-то держался. Регулус же всё чаще искал спасение в компании друзей.
Сейчас один из них нуждался в его поддержке. Регулус знал Рабастана с раннего детства, как знал имена всех зачарованных статуй и многочисленных родственников Басти в портретной галерее, знал каждый уголок в этом особняке, где в последние месяцы проводил больше времени, чем в доме на Гриммо.
В саду Лестрейндж-парка есть яблоня, грохнувшись с которой, он сломал руку, а год спустя под ней же впервые поцеловал девчонку, неумело и неуклюже, но ему понравилось.
Именно Бальтазар Лестрейндж показал Регулусу, как оживлять игрушки, и армия чёрных солдатиков всегда побеждала белых — оловянное войско Рабастана. Здесь его представили Тёмному Лорду, хотя отец был категорически против. Кажется, он ревновал, ведь мама была без ума от Повелителя. Она произносила его имя со смесью восхищения и ужаса, смотрела как на божество. Как на солнце, освещающее путь. Отец не понимал глубину великих замыслов. Тёмный Лорд приведёт их к победе. Они изменят мир. Вместе. Даже парковые розы лучше набирают цвет без сорняков. Тёмный Лорд был садовником, а они, его верные соратники, — инструментами в умелых руках. Кто захочет любоваться сорняками? Только чудаки вроде полоумного директора Дамблдора — старика с колокольчиками в бороде.
Тёмный Лорд слишком снисходителен. Заполучить Министерство Магии и Хогвартс можно за сутки — было бы желание. Авроры и так не скрывали, что недовольны новым главой. С Краучем сумел бы незаметно разобраться Барти. Отец сам говорил, что министр слаб и ничего не решает. Да и в Отделе Тайн у Повелителя были свои люди.
Но все медлили. Все чего-то ждали.
Зачем проливать столько волшебной крови, устраивать ночные «маскарады» и швыряться заклинаниями на грязной маггловской улице? Абботы, Боунсы, Уизли… у них никакого влияния. Они — ничто. Но Тёмный Лорд, видимо, считал иначе, и кто такой Регулус, чтобы сомневаться или спорить. Ему едва исполнилось семнадцать, некоторые его вещи ещё пахли мылом, которое используют эльфы в Хогвартсе, а на рейды Регулуса попросту не брали. Если вылазки так важны, почему его держали в запасе? Он ощущал себя новичком на лавке крутой команды по квиддичу. Вечным запасным среди маститых игроков. Он как-то спросил Беллу, но та, как всегда, отшутилась:
— Ты так долго шепелявил в детстве, Регси… Может, взрослые дяди боятся, что твои «Конфундуши» и «Депульшо» полетят в них самих?
— А «Круцио» и «Авады» они не боятся?
— Они-то нет. А ты?
Стерва. Ядовитая гадина. Даже пёстрая эфа — подарок дяди Сигнуса — не скопила столько яда, и договориться с ней было проще, чем с дражайшей кузиной. Змея слушалась Регулуса. Белла была глуха ко всем и вся.
И всё же…
Он был готов! Он справится! Он лучший! Ни один слизеринец с его курса не владел невербальными чарами так, как он. В четырнадцать Регулус научился трансфигурировать части тела и изменять форму черепа живого существа — МакГонагалл не могла придраться. У него врождённый талант. Слизнорт пророчил ему большое будущее и с гордостью представлял знаменитым гостям. Абраксас обещал замолвить за него словечко и устроить в дипломатический корпус. И всё же Регулус Блэк был недостаточно хорош для того, чтобы надеть какую-то уродливую маску и отправиться в пригород Лондона попугать магглов.
Сириус, его бестолковый брат, как-то сказал:
— Если мы встретимся в бою — пеняй на себя. Под маской вы все мне враги.
Тупица! Ему-то как раз эти стычки были по нутру. Ну а как же. Сириус Блэк спас хозяйку булочной. Великий подвиг!
Наконец Рабастан отвёл мать в дом и подошёл к Регулусу.
— Жаль, что ты это видел. Когда я попросил тебя прийти, не думал, что…
— Забыли, — перебил Регулус. — Мне жаль.
Рабастан благодарно кивнул.
Начал накрапывать дождь. Гаргулья, сидящая на постаменте над ними, встрепенулась и развернула крылья.
— Спасибо, Рюк, — сказал Регулус, взглянув на каменного стража.
Басти же захлопал себя по карманам в поисках сигарет. Ужасная маггловская привычка, роднившая его с Сириусом. Регулус не стал дожидаться, когда друг выдохнет дым ему в лицо.
— Беллы нет? Тогда идём в дом.
— А если бы была? — слабо усмехнулся Рабастан.
— Не буди лихо, — хмыкнул Регулус, взбежав на крыльцо. — Сегодня в «Волшебном зверинце» выставка африканских гарпий. Белла наверняка уже там.
— Выставка?
— Да, победит самая злющая и страшная тварь. Готовьте на каминной полке место для награды.
Рабастан рассмеялся. Впервые за месяц Регулус услышал его смех.
Он старался растормошить приятеля, но тот всё больше напоминал рыбу-каплю. Бессмысленно. Трата времени. Его присутствие только мешает. В этом доме всё погрузилось в напряжённое ожидание. Ясно, что Беллатриса будет где угодно, лишь бы не здесь — она предпочтёт кутить где-то с Эйвери или громить в карты полупьяного Макнейра. Сколько бы чистокровки ни кичились родственными связями, в трудную минуту каждый за себя. Вот когда Бальтазар умрёт, они непременно потянутся сюда со слезливыми соболезнованиями. Лизоблюды. Лицемеры. И его мать одна из них. Возможно, Тёмному Лорду удастся сплотить их, создать нечто новое. Благодаря его знаку на предплечье часть из них уже одно целое.