— Формально мы ничего не нарушаем, — сообщила Доркас, махнув рукой. — Я всего лишь продлила его вместо Слизнорта, а книга прилетела к нам сама.

Зачарованный пропуск не подвёл. Раздался тихий щелчок. Засовы поехали в стороны. Регулус осторожно толкнул дверную створку, и она сразу же поддалась. Доркас тотчас потянулась к выпорхнувшей книге, но Блэк перехватил её руку и оттащил Медоуз назад.

— Не трогай! Это «Волхование всех презлейшее». Подумать только, в Хогвартсе держат подобное!

— Ну и что?

Регулус опешил.

— «Презлейшее» — понимаешь?

— Ты же читал.

— Я только пролистал один раз!

— И это всё? — разочарованно пробормотала Доркас, наблюдая за тем, как её спутник левитирует книгу на место, даже не открыв. При этом стук не прекратился — шумело явно не «Волхование», а что-то другое в недрах зала.

— Ну… скажем так: если хочешь сохранить слух, — Регулус повёл плечами, — то да.

— Но я умираю от любопытства, — сказала Доркас, как только дверки за ними закрылись. — Кстати, мы вошли в Запретную секцию, — Медоуз огляделась, чтобы проверить — нет ли поблизости Пинс.

— Пустяки. Может, мы найдём что-нибудь ещё, — совершенно спокойно ответил Блэк и двинулся вглубь секции, надеясь отыскать что-то и о медальоне.

— Я знала, что ты так скажешь! — просияла Медоуз.

Теперь вокруг них воцарился полумрак. Одинокий светильник горел лишь у входа.

— Люмос! — негромко произнёс Регулус. Голубой шар, пронизывая светом плавающие в воздухе пылинки, заскользил между шкафами, отбрасывающими на пол массивные тени.

На небольшой скамье возле секции «Самого древнего волшебства» тяжело подпрыгивал массивный том. Некоторые книги в Запретной секции буквально приковывались к скамьям, чтобы ученики не могли их унести. Многие фолианты были единственными в волшебном мире.

Регулус подошёл к книге, которая при прикосновении сразу же успокоилась и, раскрывшись, улеглась на удерживающие её цепи. Блэк перевернул обложку, аккуратно заложив палец на открытой странице.

— «Изнанка магии. Злые чары».

— Кажется, ты прав, — произнесла Доркас. — Крестраж — дремучая тёмная магия. О чём там написано? Я половины не понимаю. Тут везде латынь!

— О Герпо Омерзительном, который вывел василисков, — Регулус указал на портрет старика с кривым посохом в руках и дочитал надпись в самом низу страницы: — создал крестраж, расколол душу и стал властен над смертью.

Чародей на иллюстрации криво заулыбался. Будто знал нечто особенное, недоступное больше никому.

— Впервые слышу подобное. Кто он такой?

— Никакой тайны тут нет, — напрягая память, проговорил Регулус и после паузы добавил: — Герпо — колдун-змееуст. Годы его жизни не сыщутся ни в одном учебнике, потому что ходили слухи, он раскрыл секрет бессмертия. Неплохо звучит, не находишь? Герпо прожил более пяти сотен лет, а потом просто исчез. Кто знает, может, он и сейчас бродит среди нас? Этот волшебник стал неуязвимым.

— Неуязвимым? — Доркас насмешливо изогнула брови. — Это вздор! Тоже самое сейчас говорят о Волдеморте. И этот Герпо, похоже, такой же бесчеловечный мерзавец.

Регулус проигнорировал выпад в сторону Тёмного Лорда и вернулся к прикованному тому. К сожалению, больше о крестраже ничего не говорилось.

— С чего ты взяла, что Герпо был таким?

— Я даже и не знаю, — протянула Медоуз, напустив задумчивый вид. — Может, потому что он ОМЕРЗИТЕЛЬНЫЙ? Или из-за того, что расколол душу. Как это вообще понимать?

— Так ты считаешь, что это невозможно? — глухо спросил Регулус, пропустив вопрос мимо ушей. — Обрести бессмертие?

— Что? — скептично произнесла Доркас. — Бессмертие? Мне и в голову такое не приходило. Это сюжет для детских сказочек. Постой, — она усмехнулась. — Только не говори мне, что ты веришь? Да вот же, — Медоуз достала из перекинутой через плечо школьной сумки какую-то книгу и продемонстрировала Регулусу его же «Сборник сказок барда Бидля». — Собиралась тебе вернуть, — поджав губы, добавила Медоуз. — «Мохнатое сердце» — самая неприятная сказка из всего сборника. Её главный герой талантливый тёмный маг…

«В детстве это была моя любимая история», — рассеянно заметил Регулус, он не мог думать ни о чём другом кроме крестража и раскола души. Возможно, выросшая в магловской среде Доркас и не в курсе, что это значит, но Регулус Блэк хорошо представлял то, о чём идёт речь. Душа раскалывается при совершении убийства. Оставалось сложить два и два: похоже, крестраж способен дать…

—…который захотел стать неуязвимым. Только с другой целью. Сам посуди, много общего, — Медоуз замахала рукой, призывая подойти поближе. — Эй! Посвети мне!

— Не вижу ничего общего, — Регулус подошёл ближе и высоко поднял палочку. Над головой Медоуз образовался островок света.

Доркас открыла «Сказки барда Бидля» и стала читать таким тоном, будто от этого мнение Блэка должно было кардинально измениться.

— Жил-был на свете молодой талантливый чародей. Заметил он однажды, что все его друзья, когда влюбляются, сразу глупеют, и решил, что с ним такого не случится. Он обратился к Тёмным искусствам, чтобы стать неуязвимым для всех проявлений любви… Так, это опускаем за малосодержательностью… — пробормотала Медоуз. — Вот! Пришло время отцу и матери чародея умереть. Сын не оплакивал стариков, наоборот — считал их кончину благом. Оставшись единоличным хозяином замка, он поместил величайшее свое сокровище в самое глубокое подземелье и зажил без забот. Чародей не сомневался, что все завидуют ему. Велика же была его злоба, когда он однажды нечаянно услышал, как двое лакеев болтали о своем хозяине. Один из них жалел чародея — никто его не любит. Второй насмехался. Разговоры слуг жестоко ранили гордость чародея.

Он тут же решил непременно жениться, и не на ком-нибудь, а на самой лучшей из девушек. И случилось так, что на другой же день именно такая девушка приехала погостить к родным, что жили по соседству. Она была искусной волшебницей. При виде её несравненной красоты у всякого трепетало сердце — у всякого, кроме одного. Сердце чародея ровным счетом ничего не чувствовало.

Во время пира девушка сидела рядом с чародеем, а он нашептывал ей нежности и прекрасные слова, которые вычитал у поэтов, сам не понимая их истинного смысла.

Девушка слушала в растерянности и, в конце концов, сказала ему, что не верит его прекрасным словам. Если бы она только могла знать, что у него действительно есть сердце! Чародей улыбнулся ей и повёл невесту в самое глубокое подземелье, где хранилось его величайшее сокровище. Там, в зачарованном хрустальном ларце, было заперто живое сердце чародея.

Давным-давно утратив связь с глазами, ушами и пальцами, это одинокое сердце не могло поддаться очарованию красоты, дивного голоса или шелковистой кожи. Увидев его, девушка ужаснулась, потому что за долгие годы сердце чародея исказилось, сморщилось и обросло длинной чёрной шерстью…

— Странный выбор, мисс Медоуз, для чтения в школьной библиотеке.

Регулус и Доркас обернулись. Из полумрака чинно выплыла фигура Альбуса Дамблдора в развевающихся тёмно-синих одеждах, украшенных сияющими звёздами. Подмышкой директор держал пузатую книгу. Блэк никогда такую не видел и смог разобрать лишь начало названия: «Тайны наите…»

— Добрый вечер, профессор! — звенящим голосом воскликнула Доркас.

Проницательные синие глаза директора школы остановились на сборнике сказок в её руках.

— Добрый, — сказал с улыбкой Дамблдор. — Мистер Бидль написал очень хорошие сказки для маленьких волшебников и волшебниц. Кто бы мог подумать, что сегодня я, по чистой случайности свернув в библиотеку в поисках «Сонника чародея», найду вас в компании мистера Блэка за их чтением?

— Кто бы мог подумать, сэр, — обличающим тоном произнес Регулус. — Совершенно случайно — «Сонник чародея» вряд ли может находиться в Запретной секции.

— Гм… — Дамблдор улыбнулся шире и погладил бороду. — Справедливое замечание. Признаюсь, я потревожил вас не по своей воле. Моя книга, — директор красноречиво указал на зажатый подмышкой том, — долгие годы мирно лежала у меня в шкафу в кабинете, но несколько минут назад прямо на моих глазах взлетела с полки и стала биться о дверь. Я, разумеется, не мог не выпустить её на прогулку по замку. Кто же знал, что дорога приведёт меня сюда? Я полагаю, иногда книги начинают скучать и тянутся к себе подобным.