Поттер постоянно поправлял волшебную медаль и монотонно рассказывал состав зелья сна. Гермиона удовлетворённо кивала.

— Добавляем клык василиска, и готово! — закончил Гарри.

Грейнджер согласно хмыкнула.

— Гермиона, мне кажется, ты чем-то обеспокоена, — с ноткой иронии проговорил Поттер. — Я только что отравил страдающего от бессонницы ядом василиска, а ты и бровью не повела. Неужели думаешь о браслете?

— Хочешь сказать, это нормально: проснуться с непонятным украшением на руке?

Регулус волновался.

Гермиона остановилась совсем рядом. Он мог различить её ресницы, родинку на изгибе шеи. Она поправила ремешок сумки, и он уставился на тонкие девичьи пальцы. Скоро он сможет сжать их в своей ладони, сделать вид, что ничего не изменилось, а после представить Гермиону своим род… Регулус снова тряхнул головой. Позже, он вернётся к этому позже, когда поверит, что происходящее не сон. Разве этого он хотел? К этому стремился? Блэки с площади Гриммо исчезли подобно кругам на воде, один за другим. Отец. Мать. Их нет.

Единственно правильный выбор. Так он сказал Гермионе, да только собирался расплатиться за него сам. Она даже не помнит его. Может, и Гермиона Грейнджер, которая смогла его полюбить, осталась в прошлом?

В конце концов, выбор свёлся к следующему: либо уйти сейчас и просидеть всю жизнь в Гриммо-хаусе, презирая себя, жалея, либо…

Регулус пересёк разделяющее его с Гермионой расстояние, и в этот момент она начала разворачиваться к Гарри, не заметив Блэка. Столкнувшись с ней, он невольно притянул её к себе.

— Простите, пожалуйста. Я не хотела, — машинально проговорила Гермиона и внезапно увидела его браслет. Она подняла глаза и встретилась с Блэком взглядом.

Регулус улыбнулся.

— На этот раз я узнал тебя, Гермиона Грейнджер.

*

Мраморные плиты Зала наград были начищены до блеска.

Тео видел собственное отражение — нахмурившееся лицо, сжатые в кулаки руки.

Эффи семенила рядом, не отставая ни на шаг. Маленькое услужливое существо, которое искренне любило своего хозяина и не задало ни единого вопроса, пока Тео торопился по коридорам школы. Лестница за лестницей, поворот за поворотом. До класса ЗОТИ осталось не так уж много, как и до тысяча девятьсот девяносто пятого года.

«Несколько минут, и волшебный прибор окажется у меня, поможет встретиться с родителями. Скрыться, пока Поттер и Волдеморт будут меряться силами, будет нелегко. Но ничего. Немного удачи, Оборотное зелье и новые волшебные палочки для всей семьи — всё, что понадобится для побега. От Тёмного Лорда никто не сбегал. Это чушь! — уговаривал себя Теодор. — Для человека, у которого в руках хроноворот, нет невозможного».

— Скорее, — сказал Нотт, уловив голоса со стороны вестибюля. — Профессор ждёт меня ровно в два, мы должны добраться до класса раньше. Понятно?

Эффи покладисто мотнула головой.

«Праудфут просто глупец и трус, — размышлял Тео, ускорив шаг. — Что толку от воспоминаний? Он может глядеть в свой зачарованный шар сколько угодно, любоваться лицом своей возлюбленной, но никогда не сможет к ней прикоснуться. Разве это не слабость? Ему не нужен артефакт. У него не хватит смелости попытаться изменить свою судьбу во второй раз».

— Это здесь, — объявил Теодор, жестом приказав эльфийке остановиться. — Подожди пока, Эффи, а я пойду посмотрю.

Он отворил дверь кабинета и зашёл внутрь, чтобы убедиться — профессора нет.

— Он ещё у МакГонагалл, — с облегчением выдохнул Тео, кивнув Эффи. — Заходи живее!

Они пробрались в апартаменты Праудфута.

Старая коробка, на дне которой лежал желанный Тео предмет, нашлась в углу помещения.

По договорённости домовиха принялась за дело и, наконец, доложила, что справилась с замком.

— Великолепно! — воскликнул Нотт. — Можешь идти, дальше я разберусь.

«Ещё немного. Подождите, мама, папа. Уже скоро».

— Жизнь шанс даёт тебе, мой друг, — нараспев промолвил Тео. Сердце у него так и бухало в груди. — Лишь поверни мой внешний круг, — шептал он, с трепетом доставая хроноворот. — Надеюсь, вы простите меня, профессор. Я не мог поступить…

Что-то не так.

Теодор смотрел на пустую линзу. Звёзды сияли на ней, глядя на него из-за стекла, холодные и безразличные, острые осколки.

Песка не было.