Одно мгновение, и шустрая крыса скользнула между колючками засохшей ежевики.
Сириус.
Он брёл в сторону выхода, спотыкаясь через шаг, точно человек, внезапно поражённый слепотой. Бродяга вызывающе поднял подбородок, когда из тени вышел какой-то парень и спросил:
— Сириус Блэк?
— Не имею удовольствия быть представленным.
Хвост навострил уши.
— Меня зовут Теодор Нотт. Я искал тебя.
— Вот и нашёл, — бесцветно произнёс Блэк. — Что дальше?
Нотт сделал несколько шагов вперёд.
— Ты брат Регулуса, верно?
Сириус переменился в лице.
— Верно. И, кто бы ты ни был, советую проваливать на все четыре стороны! — рявкнул он.
— Нет… Я… я всё-таки заставлю тебя выслушать.
— Значит так, — угрожающе проговорил Блэк, направив волшебную палочку в лицо Теодора, — если тебя подослал Волдеморт, знай, я скорее умру, чем предам своего брата!
— Горгона вас всех разорви! — воскликнул Нотт, одним движением отведя руку опешившего Сириуса, почему-то чёрную и уродливую. — Да что вы все заладили одно и то же. Никто меня не подсылал, тем более Волдеморт! Он понятия не имеет, что я здесь, а если узнает — мне несдобровать. Я хочу избавиться от него как можно скорее. Выслушай меня, Мордред тебя возьми, Блэк! Я не желаю зла твоему брату. Честно говоря, мне плевать как на него, так и на тебя!
— Тогда чего же ты хочешь? — ошеломлённо спросил Сириус.
Нотт воровато оглянулся и зашептал.
Питер напряг слух, но ничего не расслышал.
Какая жалость. Даже маленькая крыса оказалась бессильна. Нельзя вылезать — Сириус заметит.
— Ты тоже знаешь её? — уловив что-то в лице Блэка, ухватился Теодор.
— С какой стати я должен тебе что-то отвечать? — насупился Бродяга.
— Передай ей, что я здесь, назови моё имя. Она поймёт, — забормотал Нотт, проигнорировав его недовольство. — Я должен встретиться с ней.
Сириус помрачнел, обдумывая ответ.
— Откуда мне знать, что это не ловушка?
— Никак, — шёпотом сказал Теодор. — Мы учились вместе, — добавил он совсем тихо, будто мертвецы могли услышать его из-под сырой земли. — Слишком многое зависит от неё.
— Что зависит? — невесело усмехнулся Блэк.
— Всё, — совершенно серьёзно ответил Нотт. — Я буду ждать. Завтра на станции Хогсмида в семь часов вечера.
На этом их беседа закончилась. Нотт аппарировал, и напряжение покинуло Сириуса, его плечи расслабленно опустились. Несколько мгновений Блэк в недоумении вглядывался в пустоту перед собой, затем поднёс к глазам свою руку. Питер не знал, что с ней случилось, от чего она стала похожей на высохшую пятерню скелета.
— То же самое место, — неожиданно произнёс Сириус, посмотрев прямо на могилу, возле которой схоронился Хвост, и рассмеялся.
Через несколько минут Бродяги и след простыл, вскоре остальные волшебники, пришедшие попрощаться с Джеймсом, покинули Годрикову Впадину.
Хвост выбрался из укрытия и принял человеческий облик.
«Слишком гордые, чтобы отступить», — прочитал Питер, скользнув глазами по плите, не понимая, что смешного нашёл в этом Бродяга. Петтигрю дотронулся до камня.
Гладкий.
Сцена, что Хвост только что наблюдал, не выходила из головы. Питер не мог объяснить важности подслушанного разговора, просто чувствовал её так же явственно, как прикосновение к мрамору.
К Тёмному Лорду не идут с пустыми руками и высоко поднятой головой. Перед ним ползают на коленях, вымаливая прощение.
Перед ним все равны, и это… замечательно!
— Я не гордый, — напомнил себе Питер и забормотал: — Вот если бы Джеймс был здесь, то, конечно, конечно… другое дело…
========== Глава сорок третья — Дыры на родовых гобеленах ==========
Регулус чувствовал, как шёлк ласкает ладонь, танцует под пальцами, словно гобелен — живой. Золотые нити многие века переплетались в замысловатые узоры, разрастались в стороны, как настоящие стебли и побеги, но не исчезали, как и дата смерти потомка славного рода Блэков.
Регулус смотрел на своё лицо, неподвижное со времени фальшивой смерти. Кикимер здорово постарался, теперь гобелен не желал признавать младшего сына Вальбурги Блэк живым, хотя тот стоял перед ним целый и невредимый.
Прятаться дальше не было особого смысла, разве что Беллатриса решит окончательно избавиться от позорящего её семью родственника.
Орион опустил узловатые пальцы на плечи сына, проверяя, насколько тот реален.
— Мы его расколдуем, — сказал отец. — Ведь главное — не завиток на ткани, а то, что мой мальчик вернулся.
Регулус положил руку поверх отцовской ладони и обнадёживающе улыбнулся.
— Я никогда не пойму моих сыновей, — жалобно сказала Вальбурга. — Ты даже не удосужился рассказать родной матери, где пропадал всё это время. Я сходила с ума от горя. А теперь, ничего толком не объяснив, отказываешься возвращаться домой. Орион, почему ты молчишь?
— Мама, только не плачь, — Регулус подошёл к ней и опустился на колени, заглядывая в покрасневшие глаза.
— Ты просто хочешь от меня избавиться, — капризно сказала миссис Блэк. — Вы бросаете меня, сначала Сириус, потом пришла твоя очередь. Как ты мог выкинуть такое, Регулус Арктурус Блэк? Просто неслыханно! Подучить домового эльфа заколдовать родовой гобелен!
Кикимер, подслушивающий разговор хозяев, при этих словах горестно взвыл и метнулся к кочерге.
— Так вот в чём причина этой глубокой обиды, в испорченном гобелене? — насмешливо протянул Регулус, заставив железный прут взмыть под потолок прямо перед носом домовика. — Мама, ты просто чудовищно практична и цинична.
Вальбурга уставилась на него, как на гоблина, отдающего ей в дар все свои сбережения.
— Это что — шутка такая? — она обратилась к мужу в поисках поддержки. — Ты это слышал, Орион?
— Дорогая, всё просто. Наши дети выросли, — сказал мистер Блэк и негромко рассмеялся.
— Мерлин, что за странные звуки в этом доме? — спросил Сириус, появившись на пороге. Его глаза быстро пробежались по лицам родных и зависшему в воздухе предмету утвари. — Рег, ты что — вымаливаешь прощение на коленях? Всё так плохо? Тебя бьют кочергой?
— Ещё один неблагодарный, — переключилась на новую мишень Вальбурга.
— Мама, не начинай, — предупредительно сказал Регулус, поднимаясь. — Мы уже всё выяснили.
— Будьте так любезны, мадам, оставьте нас с братом наедине, — произнёс Сириус, переглянувшись с отцом.
Орион подошёл к жене и подал ей руку.
— Идёмте, миссис Блэк.
— Опять, — проворчала Вальбурга, направляясь к выходу из комнаты. По пути она поцеловала Регулуса, всё равно что клюнула где-то возле уха. — Я надеюсь, сегодня ты никуда не собираешься. Уже поздно, — затем Вальбурга придирчиво осмотрела старшего сына с головы до ног. — Мы ещё не решили, что делать с его рукой, а он уже задумал что-то ещё.
— А что с ней не так? Клянусь, она напоминает мне Руку Славы, — хмыкнул Сириус с театральным восторгом рассматривая свои пальцы. — Помните ту жутковатую клешню в лавке старины Горбина и… — он замолчал, стушевавшись под грозным взглядом отца.
— И ты говоришь, что этот оболтус уже вырос? — язвительно произнесла миссис Блэк.
— Проклятье ударило ему в голову, дорогая, — ответил Орион.
— Ага, с рождения, — шёпотом заключил Сириус. Он закрыл за родителями дверь и задумчиво посмотрел на младшего брата. — Мама открыла в себе чувство юмора, поразительно.
Регулус опустил с потолка кочергу и пристроил её перед каминной решёткой.
— Кикимер, иди на кухню, — сказал он, не оборачиваясь.
Домовик, пытающийся спрятаться за цветочной кадкой и слиться с зеленью, нехотя прокряхтел, что повинуется, и аппарировал.
Сириус опустился на стул напротив Регулуса, продолжая блуждать взглядом по комнате и подмечать то, что раньше его не интересовало.
Посеребрённая музыкальная шкатулка на бюро нуждалась в полировке. С Ордена Мерлина первой степени давно не стирали пыль, как и с кучи антикварных безделушек, которыми от пола до потолка заставлены все полки шкафа. Видимо, в последнее время родителям было совершенно наплевать на свои богатства. Напольные часы кряхтели под тяжестью маятника. Болты заметно выпирали из деревянного футляра. Стол был погребён под свитками, в которых Орион надеялся отыскать спасение для старшего сына. Только на медном блюде на самом краю столешницы замерли резные нефритовые гоблины. Через секунду-другую Сириус молча потянулся к трём фигуркам и принялся переставлять их. Дядя говорил: «Если потрёшь их лысые макушки, обретёшь что-то ценное». Удивительное дело, Вальбурга выжгла Альфарда с гобелена и запретила упоминать имя недостойного родственника, но подарок брата оставила на прежнем, самом видном, месте.