Серёжа испытал легкий укол зависти, обнаружив в списке офицеров, представленных за потопление турецкого монитора к ордену св. Анны, мичмана Остелецкого. Выходит, Венечка первым из троих приятелей понюхал пороху и даже сумел отличиться, пусть и на сухом пути! На какой-то миг Серёже захотелось снять мундир и, позабыв о вахтах, авралах, прогоревших котельных трубках, отправиться за Дунай простым волонтером. А то ведь просидишь всю войну в душных, пропитанных угольной вонью и машинным маслом низах «Стрельца», пока другие геройствуют и получают кресты!

Однако, перечитав ещё раз заметки о поражениях турецкого флота, юноша задумался. Конечно, хорошо, что русские моряки и артиллеристы легко разделывают под орех мониторы османов. Но ведь и он, мичман Казанков, несет службу на мониторе, и, доведись им принять бой – не окажется ли «Стрелец» столь же уязвимым?

В конце мая пришло письмо от Греве. До Англии барон добрался без помех, а вот дальше случилась задержка. Барон изъяснялся обиняками, и Серёжа понял лишь, что его друг обосновался в Портсмуте, где наблюдает за перемещением броненосных судов Королевского флота.

Но жизнелюб Греве не унывал. Клипер «Крейсер», на который он рвался со всем пылом своей мичманской души, все ещё отстаивался в Филадельфии, в сухом доке судостроительной фирмы «Уильям Крамп и сыновья», так что торопиться пока резона не было. А вот увидеть своими глазами корабли, с которыми, может статься, скоро придется встретиться в бою, свести знакомство с офицерами британского флота, подлинными «законодателями мод» в военно-морской науке, осмотреть верфи и заводы, где куется мощь Владычицы морей, – когда ещё выпадет такой случай?

Лязгнула стальная дверь, и на пороге возник командир. Серёжа было вскочил, чтобы вытянуться перед начальством в струнку, но вовремя спохватился – в кают-компании традиционно обходились без чинов.

Повалишин уловил Серёжину растерянность и усмехнулся – едва заметно, уголком рта.

– Вы, Сергей Ильич, когда в последний раз сходили на берег? – небрежно поинтересовался он у мичмана. – Кажется, позавчера или третьего дня?

Серёжа в замешательстве уставился на командира и начал загибать пальцы, что-то беззвучно шепча одними губами. Повалишин только покачал головой.

– Да, дюша мой, вы скоро о комингсы[9] начнете спотыкаться. Так нельзя, мы же с вами не в океанском походе; безвылазно под броней сидя, вконец одичаете!

– Очень много работы в котельном отделении, – принялся оправдываться мичман. – Арсений Петрович торопит, хочет поскорее закончить замену прогоревших трубок во втором котле…

– Я уже говорил с ним. Вы славно поработали, Сергей Ильич, теперь в котельном и без вас управятся к сроку. А вы, пожалуй, составьте мне компанию в Петербург… У меня, видите ли, в столице неотложные дела, а тут, как назло, надо забрать в Морском техническом комитете новые таблицы для стрельбы. Дело это небыстрое, боюсь, вовремя не управлюсь. А таблицы нужны кровь из носу – на двенадцатое намечены показательные манёвры, сам великий князь будет! Хорошо бы заранее поупражняться с установками по этим таблицам. Вы уж не откажите, Сергей Ильич, возьмите на себя хлопоты в комитете. Заодно и развеетесь – прогуляетесь по Невскому, в театр сходите, с барышнями полюбезничаете…

Серёжа слегка покраснел. Как признаться, что он до сих пор испытывает необъяснимую робость перед представительницами прекрасного пола? Впрочем, предложение командира пришлось как нельзя более кстати – мичман только теперь осознал, до какой степени он вымотался. Захотелось ощутить под ногами тротуары Невского проспекта, вымощенные шестиугольными дубовыми плашками, попить кофе во французской булочной на углу Литейного, куда он захаживал ещё в свою бытность гардемарином. Тесное помещение кают-компании наполнилось пряным ароматом кофе с корицей, кориандром и мускатным орехом, который подают в крошечных, китайского полупрозрачного фарфора чашечках. Серёжа невольно сглотнул, отгоняя восхитительное видение прочь.

– Спасибо, Иван Федорович, с удовольствием!

– Вот и хорошо, дюша мой. «Ижора» отваливает часа через полтора, вы пока собирайтесь, а я пришлю за вами вестового. Да, и не забудьте зайти к судовому ревизору, возьмите сколько-нибудь из причитающегося вам жалованья. Слишком много брать не советую – вам, мичманам, лишь бы погусарствовать! Оглянуться не успеете, как спустите все до полушки.

Против ожидания, таблицы удалось получить без особых проволочек. Упрятав тощие, в картонных переплетах папки в портфель, мичман Казанков покинул здание адмиралтейства и направился в сторону Невского. На часах – пять пополудни, в Кронштадте его ждут только завтра, к первой ночной вахте[10] – так почему бы не последовать совету начальства? Право же, он честно заслужил отдых, копаясь в закопченных кишках водогрейного котла системы Мортона.

К тому же Серёжа успел порядком проголодаться – Повалишин сдернул его в Петербург, не дав толком пообедать. На «Ижоре», колесном пароходике, раз в сутки бегающем из столицы в Кронштадт и обратно, буфета не оказалось. Не беда – время есть, можно где-нибудь посидеть, насладиться хорошим обедом, прикинуть, где с толком провести вечер. Надо только пристроить где-нибудь портфель с треклятыми таблицами, чтобы не таскаться с ним по всему Петербургу…

Серёжа свернул на набережную Мойки, миновал зеркальные двери ресторана «Данон» возле Полицейского моста. Не зашел он и в кофейню «У Жоржа» на углу набережных Фонтанки и Крюкова канала. Кофе – это, конечно, замечательно, но меренгами и бисквитами сыт не будешь. Так, в раздумьях, Серёжа и дошагал до «Латинского квартала», расположенного в ротах Измайловского полка. Здесь была вотчина студентов – Императорского университета, Технологического института, Путейского, Института гражданских инженеров и бог весть ещё каких высших учебных заведений.

Подходящее место нашлось довольно быстро. Серёже, в бытность его в Морском корпусе, случалось бывать здесь в компании приятелей из Путейского института. С тех пор прошло два года; приятели закончили учёбу и разъехались по городам и весям, а Серёжа сменил гардемаринскую форменку на офицерский сюртук. Трактир же никуда не делся, даже выбор блюд остался прежним – без изысков, зато сытно и по карману здешним обитателям. Нравы в трактире царили самые либеральные: половые не требовали от студентов, засевших в углу за конспектами, все время делать заказы. Взял малый чайник заварки, самовар кипятка и пару бубликов с маком – сиди, доливай, прихлебывай, хоть до самого закрытия!

Флотские офицеры были здесь редкими гостями. Половой, увидав мичманский сюртук и кортик, устроил гостя на местечко почище и шлепнул на стол засаленную книжку меню. Но не успел Серёжа сделать заказ, как рядом вразнобой грянуло:

Он обернулся. Соседний стол (вернее, два стола, сдвинутые вместе) украшал обычный в таких случаях nature morte[12]: тарелки с остатками дешевых закусок, ведерный самовар, батарея винных бутылок и штофов казенного белого хлебного вина[13]. Пели трое: тощий студент в мундире Училища правоведения («чижикпыжик», как их прозвали за желто-зеленые мундиры и зимние пыжиковые шапки), коротко стриженный широкоплечий крепыш с петлицами «Техноложки» и ещё один, в сдвинутой на затылок фуражке Межевого института.

Кроме этих трёх, за сдвинутыми столами устроилось ещё с полдюжины народу, и среди них две барышни, чей облик выдавал курсисток. Одна пыталась подпевать. Голос у неё был очень даже неплох, но слов она не знала, а потому путалась в куплетах, сбивалась и краснела.