– Дорогу Королю Воронов, – повторяли женщины снова и снова.

И вдруг они оказались прямо перед Ганси. Три мнимые Блу смотрели на Блу и Ганси.

К удивлению Ганси, девушка свободной рукой выхватила нож. Он не сомневался, что она способна пустить его в ход: в конце концов, она однажды ранила Адама. Впрочем, Ганси сомневался, что нож окажет какое-то действие на три кошмара, стоявших перед ним.

Он посмотрел в их черные глаза. И произнес, стараясь говорить уверенно:

– Кабесуотер, защити нас.

Три женщины превратились в дождь.

Они забрызгали одежду Блу и плечи Ганси. Потом вода впиталась в землю. Блу тихо выдохнула и обмякла.

Слова Ганси вновь сработали, а он по-прежнему понятия не имел, почему и каким образом он должен был использовать свою способность. Глендауэр управлял погодой при помощи слов и разговаривал с птицами; оставалось надеяться, что король, когда они найдут его и разбудят, объяснит Ганси тонкости Ганси.

– Прости, – сказал Адам. – Очень глупо с моей стороны. Я был неосторожен. И дерево… кажется, оно их усилило.

– Может быть, это я, – возразила Блу.

Она смотрела на забрызганные дождем плечи Ганси, и на лице у нее отразилось такое потрясение, что он окинул взглядом свой свитер, чтобы убедиться, что брызги не прожгли в нем дырки.

– Давайте… давайте уйдем отсюда.

– Полагаю, это разумно, – сказала Аврора.

Ее голос не звучал так уж тревожно, всего лишь практично, и до Ганси дошло, что для сна, возможно, кошмар – это просто неприятный знакомый, а не что-то из ряда вон выдающееся.

– Тебе лучше в это не влезать, – посоветовал матери Ронан.

– Оно меня находит, – ответила та.

– Operae pretium est, – сказала Девочка-Сирота.

– Хватить дурить, – сказал Ронан. – Это уже не сон. Говори по-английски.

Впрочем, девочка не перевела то, что сказала. Аврора погладила ее по голове, обтянутой шапочкой.

– Она будет моей маленькой помощницей. Пойдемте, я вас выведу.

Добравшись до опушки леса, Аврора вместе с ними подошла к машине. Та стояла за пределами Кабесуотера, но Аврора никогда не засыпала немедленно. В отличие от грез Кавински, которые заснули сразу же после его смерти, жена Ниалла Линча могла продержаться некоторое время и одна. После его смерти она не спала три дня. Однажды она провела целый час за пределами Кабесуотера. Но, в конце концов, сон всегда нуждался в сновидце.

И вот теперь Аврора проводила их до машины. Вне Кабесуотера она больше обычного походила на сон – видение, забредшее в реальную жизнь и облаченное в цветы и свет.

– Передай Мэтью, что я люблю его, – сказала Аврора и обняла Ронана. – Так приятно снова увидеть вас всех.

– Оставайся с ней, – велел Ронан Девочке-Сироте.

Та выругалась.

– И следи за словами в присутствии моей матери!

Девочка сказала что-то еще, стремительно и красиво, и Ронан огрызнулся:

– Я не понимаю этот язык, когда не сплю. Говори по-английски или на латыни. Ты хотела уйти; ты ушла. Теперь всё по-другому.

Его тон привлек внимание сразу двоих – Авроры и Адама.

Аврора сказала:

– Не грусти, Ронан.

Он отвел взгляд и замер. По плечам было видно, что Ронан в бешенстве.

Аврора повернулась вокруг своей оси, вытянув руки.

– Будет дождь, – произнесла она и мягко упала на колени.

Ронан, неподвижный, мрачный, очень реальный, закрыл глаза.

Ганси сказал:

– Я помогу тебе ее отнести.

Едва вернувшись из Кабесуотера, Блу сразу же влипла в новые неприятности.

После того как парни высадили ее возле дома номер 300 на Фокс-Вэй, Блу влетела на кухню и начала односторонний допрос Артемуса, который по-прежнему прятался за запертой дверью кладовки. После того как он ничего не ответил на ее вполне разумные вопросы о женщинах с окровавленными руками и о возможном местонахождении Глендауэра, Блу повысила голос и забарабанила в дверь. Ее душу переполняли воспоминания о школьном свитере Ганси, забрызганном дождем, – именно так выглядел его дух, когда они повстречались у церкви, – а мозг переполняла досада. Потому что Артемус знал обо всем этом гораздо больше, чем говорил.

Гвенллиан с восторгом наблюдала за процессом, угнездившись на столе.

– Блу! – раздался откуда-то из недр дома голос Моры. – Блу-у-у-у! Не зайдешь ли на минутку поговорить с нами?

Услышав этот сладкий тон, Блу поняла, что у нее проблемы. Она перестала колотить кулаком по двери кладовки и зашагала вверх по лестнице. Голос матери исходил из единственного санузла в доме; зайдя туда, Блу увидела, что Мора, Калла и Орла сидят в наполненной ванне, одетые и все одинаково мокрые. Джими восседала на крышке унитаза, держа в руке горящую свечу. Было видно, что они недавно плакали. Но не теперь.

– Что? – спросила Блу.

У нее немного саднило горло – очевидно, она кричала громче, чем хотела.

Мать посмотрела на нее гораздо более властно, чем можно было ожидать от женщины, сидящей в ванне.

– По-твоему, тебе понравилось бы, если бы кто-то ломился к тебе в спальню и велел выходить?

– Кладовка – это не спальня, – отрезала Блу. – Во-первых.

– Он пережил много нелегких лет, – заметила Мора.

– Гвенллиан пережила много нелегких веков – и она, по крайней мере, сидит на столе!

Джими, не вставая с унитаза, отозвалась:

– Все по-разному справляются с трудностями. Не надо сравнивать, милая.

Калла фыркнула.

– Поэтому вы все залезли в ванну? – поинтересовалась Блу.

– Не хами, – сказала Мора. – Мы пытались вступить в контакт с Персефоной. И – нет, ничего не вышло. Кстати, раз уж мы заговорили о глупостях, которые ты творишь, куда ты исчезла? Временное исключение – это не каникулы.

Блу ощетинилась.

– А я и не отдыхала! Ронан приснил своего внутреннего ребенка, ну, или что-то типа того, и нам пришлось отвезти это существо в Кабесуотер. Пока мы были там, к нам явились три женщины с гобелена, о котором я вам рассказывала. Еще мы нашли дерево, с которым что-то произошло. Ганси мог запросто умереть, прямо рядом со мной!

Женщины взглянули на нее с сожалением, и это взбесило Блу еще сильнее.

Она сказала:

– Я хочу его предупредить.

Настала тишина.

Она сама не знала, чтó собирается сказать, пока эти слова не сорвались с ее губ. Но вот она их произнесла.

– Я помню, вы говорили: если человек об этом узнает, это лишь испортит ему жизнь, но не спасет его. Я всё понимаю. Но сейчас совсем другое дело. Мы найдем Глендауэра и попросим сделать так, чтобы жизни Ганси ничто не угрожало. Но нам нужно, чтобы Ганси дожил до тех пор. А значит, он должен перестать бросаться навстречу опасности!

Ниточка надежды в ту минуту не выдержала бы больше жалости, но, к счастью, Блу получила другую реакцию. Женщины переглянулись и явно задумались. Трудно было понять, принимают ли они решение, основываясь на обычных фактах или на прозрениях.

Наконец Мора пожала плечами.

– Ладно.

– Ладно?

– Ну да. Конечно, – сказала Мора и посмотрела на Каллу в поисках подтверждения.

Та подняла брови.

– Расскажи ему.

– Вы серьезно?

Блу ожидала, что они будут упрямиться, но они не стали, и она почувствовала себя так, как будто из-под нее выхватили стул. Одно дело – сообщить родственницам, что она собирается предупредить Ганси о грозящей ему смерти. И совсем другое – представить, как она скажет об этом самому Ганси. После этого обратной дороги не будет. Блу плотно зажмурилась – «веди себя разумно, соберись».

Она открыла глаза.

Мать взглянула на дочь. Дочь взглянула на мать.

Мора сказала:

– Блу.

И Блу позволила себе сломиться.

Джими задула свечу и поставила на пол рядом с унитазом. Затем она обвила руками бедра Блу, притянула ее к себе и посадила на колени, как делала в те времена, когда Блу была маленькой… впрочем, Блу и сейчас была маленькой. Когда Блу была ребенком. Унитаз заскрипел под ними.