На слове «пуск» Ронан нажал на кнопку.

И крошечный самолетик беззвучно сорвался с ладони Ноя и взмыл в воздух.

Он летел. Действительно летел.

Ганси громко рассмеялся, и все запрокинули головы, наблюдая за полетом. Блу заслонила глаза рукой, чтобы не потерять из виду маленькую белую фигурку в синеве. Она была такой миниатюрной и проворной, что выглядела как самый настоящий самолет, летящий в тысяче футов над холмом. Бензопила, издав безумный крик, сорвалась с плеча Ронана и пустилась в погоню. Ронан направлял самолетик влево и вправо, заставляя его описывать круги над вершиной. Бензопила отставала совсем чуть-чуть. Когда самолетик вновь пронесся над головами, Ронан нажал на пятую кнопку. Семена травы высыпались из открытого люка на плечи зрителям. Блу захлопала и подставила ладонь.

– Ты просто невероятное существо, – сказал Ганси.

Его радость была заразительна и безоговорочна – такая же широкая, как его улыбка. Адам откинул голову назад, наблюдая за самолетом, и взгляд у него по-прежнему оставался спокойным и отстраненным. Ной выговорил: «Ух!», продолжая стоять с поднятой рукой. Как будто он ожидал, что самолетик к нему вернется. А Ронан держал в руках пульт и глядел на небо – без улыбки, но и не хмурясь. Его глаза были пугающе живыми, изгиб рта говорил о жестоком наслаждении. И внезапно перестало казаться странным, что он способен приносить разные предметы из снов.

В ту минуту Блу немного влюбилась во всех них. В их магию. В их поиски. В то, какие они были ужасные и странные. Ее Воронята.

Ганси шутливо толкнул Ронана в плечо.

– Глендауэр странствовал с магами, ты об этом знал? С волшебниками. Колдунами. Они помогали ему управлять погодой. Может, ты нам приснишь небольшое похолодание?

– Ха.

– Еще они предсказывали будущее, – добавил Ганси, повернувшись к Блу.

– Не надо на меня смотреть, – огрызнулась та.

Отсутствие у нее пророческих талантов уже вошло в пословицу.

– Ну или помогали Глендауэру видеть будущее, – продолжал Ганси.

Особого смысла это не имело, хотя намекало, что он пытается умилостивить Блу.

Ее вспыльчивость и умение усиливать чужие экстрасенсорные способности также вошли в пословицу.

– Пойдем?

Блу заторопилась за телескопом, прежде чем это успел сделать Ганси – и он сердито взглянул на нее, – а остальные забрали карты, камеры и датчики. Они зашагали по идеально прямой силовой линии. Ронан по-прежнему не сводил глаз с самолетика и Бензопилы – двух птиц, белой и черной, на фоне лазурной крыши мира. Пока они шли, внезапный порыв ветра пронесся по траве, принеся с собой запах текучей воды и лежавших в тени камней. И Блу вновь радостно вздрогнула при мысли о том, что волшебство реально, реально, реально.

Диклан Линч, старший из братьев Линчей, никогда не бывал один. Он не проводил время с братьями, но никогда и не оказывался в одиночестве. Он представлял собой вечный двигатель, питавшийся энергией других; Диклан присаживался за столик к приятелю в пиццерии, то отступал в нишу, и девичья ладонь зажимала ему рот, то смеялся, облокотившись на капот чьего-нибудь «Мерседеса». Собрание людей вокруг Диклана выглядело так естественно, что невозможно было понять, магнит он или металлическая стружка.

Поэтому Серому Человеку было нелегко найти возможность поговорить с Дикланом. Ему пришлось бродить по кампусу Академии Агленби почти целый день.

Но ожидание было не то чтобы неприятным. Серому Человеку понравилась эта школа, стоявшая в тени дубов. Кампус обладал потрепанной солидностью, которую дают годы и богатство. Дортуары были почти пусты, как и полагается летом, но не полностью пусты. Здесь оставались сыновья генеральных директоров, отправившихся в страны третьего мира, чтобы удачно пофотографироваться, сыновья уехавших на гастроли панк-музыкантов, у которых был багаж потяжелее, чем случайные семнадцатилетние отпрыски, и, наконец, сыновья людей, которые умерли и не могли за ними приехать.

Эти летние сыновья, хоть их и было немного, довольно-таки сильно шумели.

Корпус Диклана Линча не отличался красотой, как другие здания, но все-таки деньги придавали ему блеска. Это был реликт семидесятых, эпохи Техниколора, которую Серый Человек бесконечно любил. Передняя дверь, предположительно, открывалась только с помощью кода, но кто-то распахнул ее и подпер резиновым бруском. Серый Человек неодобрительно пощелкал языком. Запертая дверь, разумеется, не остановила бы его, но все-таки с ней пришлось бы считаться.

Впрочем, Серый Человек сам не вполне в это верил. Вес имели не мысли, а поступки.

Внутри корпус был спокойным и гостеприимным, как приличный отель. За одной из запертых дверей ревел колумбийский хип-хоп, жестокий и соблазнительный. Эта музыка была не во вкусе Серого Человека, но он сознавал ее притягательность. Он взглянул на дверь. Комнаты в Агленби не нумеровались. Зато на каждой двери значилось свойство, которое, как надеялась школьная администрация, ученики должны были усвоить. На двери любителя хип-хопа красовалась надпись «Милосердие».

Серый Человек искал не его.

Он двинулся в противоположную сторону, читая надписи (Трудолюбие, Щедрость, Набожность), пока не добрался до двери Диклана Линча. «Рвение».

Однажды в какой-то статье про Серого Человека написали, что он отличался рвением. Что ж, это было возможно благодаря идеальным зубам Серого Человека. Даже зубы казались обязательным условием для Рвения.

Серый Человек задумался, хорошие ли зубы у Диклана Линча.

Из-за двери не слышалось ни звука. Серый Человек осторожно нажал на ручку. Заперто. «Умница».

Дальше по коридору, как апокалипсис, гремела музыка. Серый Человек взглянул на часы. Прокат автомобилей закрывался через час. Если он чего-то и боялся, так это публичного лишения машины. Возиться было некогда.

Он постучал.

Диклан Линч сидел на одной из двух кроватей. Он был очень красив – темноволосый, с изящным римским носом.

И превосходными зубами.

– В чем дело? – спросил он.

Вместо ответа Серый Человек сдернул Диклана с кровати и влепил спиной в ближайшее окно. Звук получился странно приглушенный; самым громким оказалось дыхание парня, вырвавшееся у него из груди, когда он ударился хребтом о подоконник. Но тут же Диклан оправился и рванулся в бой. Он был неплохой боксер, и Серый Человек вполне ожидал, что удивление придаст ему сил.

Но еще до своего визита в Агленби Серый Человек знал, что Ниалл Линч научил сыновей драться. Единственное, чему научил сына отец Серого Человека, так это произносить слово «требуше».

Некоторое время они боролись. Диклан был опытен, но Серый Человек опытнее. Он швырнул противника через всю комнату и его же спиной смахнул с тумбочки призовые кубки, кредитные карточки и ключи от машины. Стук головы Диклана о комод был неотличим от громыхания басов в коридоре. Диклан ударил и промахнулся. Серый Человек пнул парня по ногам, отбросил его к стене и шагнул следом, задержавшись на секунду лишь для того, чтобы подобрать мотоциклетный шлем, который выкатился на середину комнаты.

Внезапно ускорившись, Диклан ухватился за комод, поднялся и вытащил из ящика пистолет.

Он направил его на Серого Человека и коротко велел:

– Стоять.

И снял с предохранителя.

Серый этого не ожидал.

Он остановился.

Сразу несколько различных чувств боролись на лице Диклана за первенство, но испуга среди них не было. Не приходилось сомневаться, что пистолет он припас не на случай потенциально возможного нападения. Он даже не сомневался, что оно состоится.

Серый Человек задумался, каково это – жить вот так, постоянно ожидая, что тебе вышибут дверь. «Малоприятно, – решил он. – Полагаю, малоприятно».

Непохоже было, что Диклан Линч не рискнет выстрелить. В осанке Диклана Серый Человек не видел колебаний. Рука юноши слегка дрожала, но Серый Человек предположил, что это от боли, а не от страха.