– Она, между прочим, закончила Стэнфорд и занимается уже несколько лет изучением поведения. Вот от нее я как-то и услышала, что потирание кончика носа или века – это признак лжи. Так вы знаете, кто мой отец?

– Я еще раз повторяю: нет.

– А мне казалось, что мы только начали находить общий язык, – прищурилась Карина.

Может, и так. По крайней мере, раздражение уже не витало в кабинете. Но когда-то я Ане пообещал, что ни одна живая душа не узнает, от кого она родила ребенка.

– Можем найти его окончательно. Рассказывай теперь ты, как меня нашла, почему пришла именно ко мне, ведь у твоей матери наверняка были более близкие люди.

– Хорошо, – кивнула Карина.

А он вроде и ничего такой дядька. И про маму рассказал, только мне казалось, что не все. Как в ресторане он говорил? «Есть вещи, которые дети не должны знать о своих родителях».

Но хотя бы помогает. А ведь мог послать после моих фортелей. Я и сама уже не понимала, почему набросилась на него. Но точно не без причины. Чем-то он мне сразу не понравился.

А сейчас Калинина интересует моя история. Любопытство? Или что-то еще? Но мне скрывать нечего, поэтому я и согласилась. Да и обмен получится достаточно честным, хоть Андрей Григорьевич что-то и недоговаривает.

– У меня всегда была только мама. Ни бабушек, ни тетушек, ни других родственников. Но мне было хорошо – она заменяла всех, поэтому я и не спрашивала. Потом мама встретила Диму. Это мой отчим. Где она подцепила человека при таких бабках – без понятия. Они поженились, и мы все переехали в Штаты. Я бы не сказала, что что-то изменилось… Дима постоянно пропадал на работе, а мы знакомились с новой страной. Всегда вместе, вдвоем. Я даже забыла о той жизни, что была в России, пока не начала заводить новых знакомых. И тут меня посетила мысль: почему я не знала никого из маминых подруг, коллег? Да и в Нью-Йорке я познакомилась с одной лишь Лилей. Мама могла не работать – Диминых денег хватало с лихвой – но все-таки начала заниматься консультациями после переквалификации, чтобы можно было работать в Соединенных Штатах. И как раз Лиля и ее муж стали работодателями – у них целая сеть клиник. Я стала задавать маме вопросы, но она все больше отмалчивалась или отделывалась общими фразами. Я только узнала, что со своими родителями она не общается с восемнадцати лет, про отца моего вообще ни слова. Умерла она неожиданно, – я замолчала, глядя в пол.

Калинин тоже молчал. Наверное, понимал, что мне просто надо собраться с силами, чтобы продолжить. Я не хотела поднимать на него взгляд – боялась, что увижу там жалость или равнодушие. Хотя, скорее, последнее. Что ему до проблем незнакомой девушки, с которой не заладилось общение с первой минуты?

– В общем, – я снова заговорила, – после ее смерти я осталась с отчимом. Хватило меня на месяц, потому что он как с цепи сорвался. Что-то от меня требовал, а я не понимала. Что-то выпытывал, а я не знала ответов. И Лиля помогла мне сбежать сюда. На сайте института, где вы с мамой учились, она нашла фотографии маминого выпуска и узнала вас. Наверное, это полный идиотизм – не знать ничего о своей матери, но я решила оттолкнуться от того, что имелось. То есть от вас. Сбежала через крышу Лилиного дома, добралась до аэропорта, а оттуда в Москву. Потом поездом сюда. В интернете погуглила вас и нашла расписание лекций в вузе.

Калинин не успел ничего ответить – в рюкзаке подал сигнал мой телефон. Я сменила сим-карту прямо в аэропорту и сразу написала Лиле. Сообщение было как раз от нее. И снова меня захлестнула злость, когда я прочитала. Что же ты так все умалчиваешь, Андрей Григорьевич?

Перед отъездом из Нью-Йорка я наконец-то разобрала мамины вещи. У них с Димой уже давно были раздельные комнаты, и вот я, отправив домработницу восвояси, сама начала складывать вещи в коробки. В этом были и воспоминания, и любопытство. Я искала хоть что-то: фотографии, записи. Но мама была будто шпионом – ничего из прошлой жизни. Пока в записной книжке (она по старинке пользовалась бумажным носителем) не увидела остатки вырванной страницы. А на следующей небольшой оттиск. Тут, наверное, даже ребенок бы догадался, что делать. Карандаш, легкий нажим – и я смогла разобрать номер телефона.

«Может, и ничего необычного», – подумала я тогда, но решила проверить, тем более первые цифры были кодом России. Интернет ничего не нашел по моему запросу, и я побежала к Лиле. Хакеров в ее окружении, конечно, не было, но человек, занимающийся программным обеспечением в ее клиниках, обещал помочь. Только вот загвоздка тогда была в том, что он грел кости в Испании в заслуженном отпуске. А сейчас, судя по всему, вернулся.

И вот сообщение от Лили:

«Номер принадлежит Калинину Андрею Григорьевичу».

Вроде бы ничего такого, да?

Но мало того, что он мне что-то недоговаривает, так теперь еще и мама ему, возможно, звонила.

Но странно, что запрос в сети не дал информации. Он же должен искать как-то клиентов. Или он уже не консультирует?

– Андрей Григорьевич, – повернулась я к нему. – А вы сейчас занимаетесь психологическими консультациями?

– Записаться хочешь?

Он что-то понял. Смотрел так внимательно и как будто ждал, что я опять не сдержусь и наброшусь на него. Проницательный. Только я вдруг поняла, что не злюсь. И что у нас так не срослось вначале? А сейчас в голове прояснилось. Может, и нет ничего необычного в том, что у мамы был в записной книжке номер старого приятеля? Только съязвить все равно захотелось:

– А вы думаете, мне надо?

– Устроим опять словесную перепалку?

– А почему бы и не поупражняться в красноречии?

Калинин усмехнулся и снова внимательно на меня посмотрел. Еще у него глаза красивые. И он так интересно правый глаз прищуривает. Ну вот, вроде еще достоинство нашла.

Тоже мамин прием. Даже если тебе кто-то не нравится, попробуй найти в нем что-то хорошее. Пока мне понравилась его туалетная вода, ну, и глаза. А вот его недоговорки, если я их не придумала, конечно, меня совершенно не устраивают.

– Знаешь, ты похожа на мою бывшую студентку. У нее тоже на все был ответ, да и в голове не то чтобы пуля, а целый снаряд.

Почему-то сейчас это прозвучало не как оскорбление, а как комплимент. Все-таки занятный он человек. Только мне почему-то кажется, что любитель дистанций. Никого близко не подпустит.

Интересно, что такого она увидела в своем телефоне? С чего-то вдруг начала про консультации спрашивать.

– Андрей Григорьевич, а мама вам не звонила недавно? – спросила Карина, вернувшись обратно в кресло.

– Нет, – покачал я головой.

– Ага, – кивнула она, но как-то недоверчиво.

Достав телефон, я нашел в списке контактов нужно имя и, переписав номер на лист для заметок, протянул Карине со словами:

– Ирина Максимовна Колесник. В институте твоя мать с ней дружила, они вместе снимали квартиру. Не знаю, конечно, что ты пытаешься найти, но можешь поиграть в сыщика. Ирина живет в километрах ста двадцати отсюда, автобус тебе в помощь.

Карина снова начала накручивать прядь волос на указательный палец, а потом перевела на меня взгляд и, кажется, совершенно серьезно спросила:

– Машину не одолжите?

– Моя доброта не распространяется так далеко. Да и позвонила бы ты для начала. Может…

А девочка она прыткая. Или это просто я уже по-стариковски все взвешиваю и обдумываю. Я даже не успел договорить, как она набрала номер и заговорила в трубку:

– Ирина Максимовна, здравствуйте. Это дочь Анны Ковцевич… Да-да. Нет. Да, – то кивала, то мотала головой Карина. – Я хочу с вами встретиться, тогда и расскажу все. Да, я приеду. Хорошо, позвоню. Вот и все, – эти слова были сказаны уже мне.

– Тогда до свидания, – поднялся я.

– Не дадите машину? А почему «до свидания»? Рассчитываете еще на одну встречу?

Она меня достала. Вот даже не думал, что кто-то может за два часа вымотать мне все нервны.