Всё ещё полностью нагие, они лежали на левом боку, Арчи обнимал её сзади, прижимаясь всем телом, от чего было ужасно жарко. Бетти аккуратно выпуталась из объятий, перевернувшись на спину, откидывая одеяло с ног. Всю ночь изголодавшиеся «друзья» упивались друг другом, пока с четвёртым или пятым оргазмом не вышла вся боль и горечь, оставляя лишь полнейшее исступление и пустоту. Бетти повернула голову и посмотрела на родное лицо близкого человека. Его ровное дыхание сбилось, он шумно и глубоко вздохнул, слегка поморщив брови, и, потягиваясь, перевернулся на спину, поворачивая голову к Бетти, всё ещё с закрытыми глазами.

— Доброе утро, — с лёгкой улыбкой произнёс Арчи, открывая один глаз.

Бетти улыбнуло это милейшее зрелище, таким домашним Арчи она ещё никогда не видела.

— Привет, — сонно произнесла она.

С минуту они просто смотрели друг на друга, улыбаясь. Им было неловко, алкоголь больше не туманил сознание, теперь всё было кристально чисто, и это пугало. «Может, Адам и Ева тоже были своего рода «под кайфом», раз не стыдились голых тел, а вместо запретного плода они сожрали яблоко трезвости?» — новая трактовка библейского сюжета развеселила Бетти, и неловкая минута тишины была нарушена её звонким смехом. Арчи тотчас же заразился и рассмеялся вместе с ней.

— Ты чего? Вспомнила бурную ночку?

— Типа того, — смущенно ответила она.

— Я ни о чём не жалею, Бетти. Я даже рад, что это произошло.

— Я тоже. Но наслаждение было временным, я не испытываю никакой радости за произошедшее, — моментально посерьёзнев призналась Бетти.

Арчи было не очень приятно слышать это, но он и сам испытывал нечто подобное. Ему, как парню, было эмоционально легче переключиться на механический секс с нелюбимой девушкой, но он понимал, что Бетти принимает такие вещи намного ближе к сердцу, и уважал её чувства.

— Если ты не захочешь больше проводить со мной время в постели — я не обижусь, — улыбнувшись, казал Арчи.

— Посмотрим, вдруг я опять раскисну, — Бетти закатила глаза, грустно усмехнувшись. Она придвинулась к Арчи, положила голову на его грудь, поглаживая кончиками пальцев щетину на его щеке. — Но пока что я не хочу об этом думать.

Она приподнялась на локте, поцеловав его в шею. Её рука скользнула под одеяло прямо на твёрдый член. Арчи прерывисто вздохнул. Его полные возбужденного удивления глаза с непониманием и, в то же время, сильным желанием, смотрели в её печальные голубые глаза, в которых была кромешная тьма.

— На прощанье, — грустно и вкрадчиво прошептала она, сползая вниз, избегая всяческих намёков на прелюдию, которая была приемлема лишь с любимым человеком. Её губы коснулись самой чувствительной части головки члена, проводя по ней языком, она практически довела Арчи до предела. Всего через 30 секунд минета он оттолкнул Бетти, излившись себе на живот. Хватая презерватив с тумбы, он поспешно натянул его, Бетти, не растерявшись, одобрила позу «сверху», позволяя Арчи наполнить себя, возвышаясь над ним, стоя на коленях.

— Ты такая красивая, — запыхавшись, произнёс он.

— Замолчи, — покачала головой Бетти, зажмуривая глаза, пытаясь сосредоточиться на ритмичных движениях. Только не эти слова. Никаких слов нежности, это табу. Только одному человеку она позволяла шептать ей нежные слова любви и восхищения, но это осталось в прошлом. Сейчас ей нужна лишь физическая разрядка, и она понимала, что больше этого не повторится. Она не хотела, чтобы это повторялось, Арчи был хорош во всех отношениях, но в сердце Бетти не было места ни для него, ни для кого-то другого.

Двери Ривердэйл Хай бесконечно открывались, не успевая закрыться. В школе быстро разнеслись слухи о новых учителях, даже хронические прогульщики сбежались поглазеть на «пришельцев».

Джагхед неторопливым шагом двигался в сторону новой работы, где ему предстояло провести сегодня первый урок. В нескольких шагах от главного входа он услышал позади себя голос Вероники:

— Арчи! Бетти! Ну как, готовы к вербованию юных умов?

Джагхед обернулся. То, что он увидел, моментально навело его на определённые размышления: Вероника стояла на своих высоких каблуках в длинном кашемировом пальто голубого цвета, а навстречу ей шли Бетти и Арчи, как бы это сказать... Они выглядели иначе. Не как старые друзья, которые давно не виделись и потеряли всяческую связь, наоборот, они были слишком... близки?

Джаг тонко чувствовал такие вещи, но, конечно же, окончательных выводов сделать не мог. Стараясь не зацикливаться на увиденном, он поспешил зайти в школу, направляясь прямиком в кабинет литературы.

Пока ученики рассаживались по местам, мистер Джонс нацарапал на доске своё имя, присаживаясь на край учительского стола. Серые лица детей немного оживились при виде молодого учителя, а девочки — так и вовсе засмущались, глупо хихикая и перешёптываясь.

Когда прозвенел звонок, класс стих, уставившись на нового препода. Джагхед откашлялся, небольшое волнение перед толпой подростков всё-таки присутствовало.

— Привет всем. Меня зовут Форсайт Джонс, я — ваш новый учитель литературы. Сегодня мне бы хотелось немного познакомиться с вами, а так же, понять, насколько сильно запущена ситуация. Кто-нибудь желает поделиться информацией?

Одна из хохотушек подняла руку:

— А это правда, что Вы были Королём Змей из Саутсайда? — смущенно спросила девочка с прямым чёрным каре, шея которой была украшена чёрным бархатным чокером.

Джаг сразу смекнул, что она оттуда, а, возможно, её родители даже могут быть из Змеев.

— Да, был, но теперь я — писатель, — коротко отрезал он, после чего вверх взлетела ещё одна рука. Учитель жестом дал разрешение на очередной вопрос:

— Это действительно Вы написали книгу про убийство Джейсона Блоссома? — спросил темнокожий мальчик с коротким ёжиком, выкрашенным в белый цвет.

Подавляя желание закатить глаза и обозвать всех «капитанами Очевидностями», Джаг терпеливо ответил:

— Разумеется, там ведь на обложке моё имя написано.

Несколько учеников хихикнули, насмехаясь над глупым вопросом их одноклассника, но, на самом деле, в классе не было ни одного человека, который был бы стопроцентно уверен, что перед ними стоит тот самый писатель, книга которого есть в доме у каждого жителя Ривердэйла.

— Что ж, я надеюсь, с любопытством к моей персоне на сегодня покончено, я всё ещё лелею надежду, что кто-то из вас в курсе, что вы сейчас проходите по литературе.

Пара человек пожали плечами, остальные просто уткнулись в парты, кто-то из заднего ряда пустил бумажный самолётик. Джагхеда немного напрягало отсутствие обратной связи, поэтому пришлось взять всё в свои руки. Не вставая со стола, он потянулся к его противоположному краю, чтобы взять книгу, которую приготовил для ознакомления.

— Харпер Ли. Кто-нибудь слышал раньше это имя? И какой всемирно известный роман она написала?

— Она? — послышалось с задней парты. — А это разве не мужик?

По классу пробежал смешок. Джагхед проигнорировал вопрос, ожидая ответ на свой.

— Ну же? Никто не знает? Господа, это прискорбно. — Джаг оттолкнулся от стола, направляясь к доске, царапая мелом: «Харпер Ли, «Убить пересмешника»».

Обернувшись обратно к классу, что тупо глядел на доску, он нетерпеливо произнёс:

— Чего сидите? Запишите себе, а то забудете сразу, как только покинете это помещение. Харпер Ли — американская писательница, родилась в 1926 году, а умерла относительно недавно, в 2016-м. Жила в штате Алабама, о котором и пишет в своём романе. «Убить пересмешника» — частично автобиографический роман, который должен прочитать каждый уважающий себя американец. События, описанные в нём, связаны с вопиющим расизмом. Когда Харпер была маленькой, она уже была свидетельницей многочисленных судов, где афроамериканских мужчин судили за изнасилование белых женщин, которых они, на самом деле, и пальцем не тронули. Были проведены медицинские экспертизы, неоспоримо доказывающие невиновность этих мужчин, однако, судьи, что являлись представителями белой расы, всё равно всегда признавали темнокожих виновными. Роман «Убить пересмешника» рассказывает о семье Аттикуса Финча — адвокате и отце-одиночке с двумя детьми. Большая часть повествования как раз именно о них, об их приключениях, беззаботной жизни. Но это лишь одна сторона. Аттикус Финч, как я уже говорил, — адвокат, который взялся за заведомо проигрышное дело: он пытался защищать темнокожего раба Тома Робинсона, и это во времена Великой депрессии. Его детей — дочку и сына — загнобили другие дети, пытаясь пристыдить за отца, но его дети всегда были на его стороне, а он делал для них всё, лишь бы они были счастливы. Он безумно любил их.