- На кой чёрт нам нужна спальня хозяйки? - спросил полицейский, осматривая помещение.

- Идём от обратного.

Кровать до сих пор была слегка продавлена посередине. Всюду валялась чёрная шерсть. Комната выглядела грязной и неубранной.

- Видишь? Комната совершенно не тронута. Похоже, ей всерьёз очень плохо. Ночует вовсе не здесь. Значит её можно и не подозревать. К тому же, вид у неё отвратный. - кабарга тут же вычеркнул этот вариант.

- У хозяйки-то? У тебя правда был такой вариант? Ты хоть думаешь, зачем ей убивать своего мужа, а потом звать нас… тебя.

- Я просто положил начало делу, уймись. Как она писала, до этого Брунс, её муж, сходил на охоту с сыном, а вернулся уже на его плечах и полумёртвый. И вроде как плохо ему стало ещё утром…

- И это всё опять ведёт к тому, что этот Николай отравил его, верно?

Савелий проигнорировал слова лиса, прикусив в размышлениях свой палец.

- Антон, опроси слуг, может они что-то видели. Я найду сестёр. Встретимся в парадной.

Без лишних слов, напарники разошлись. Расследование не займёт много времени.

*** Николай уже второй вечер проводил в библиотеке. За день ему удавалось прочитать по паре сот страниц. Такой образ жизни явно дал ему расслабиться и придти в себя. Но вот чтение очередной книги у встроенного в стену камина быстро прервалось вторжением в комнату Ефима.

- Барин, тебе весточка от давнего товарища. Как и обещал, принёс как только так сразу.

Ризеншнауцер подскачил с места и выхватил конверт из рук. Кот улыбнулся и удалился из комнаты. Пёс поудобнее уселся в кресле и раскрыл “посылочку”.

“Николай,

Я очень рад, что ты вспомнил о моём существовании в этом захолустье. Не хочу ничего лишнего писать в письме, жду в трактире, что прямо у площади, в полночь.

С уважением, Владимир.”

“И ради строчки целый конверт?” Тем не менее, на часах уже было 11. Ризеншнауцер бросил чтение книжки, накинул на себя плащ и вышел из дому.

Хеймдорф выглядел явно лучше ночью. В некоторых избочках ещё горели окна. Всё уродство скрывалось темнотой. Ночная прогулка Николая сопровождалась приятным шелестом листьев, треском сверчков. Холодный летний ветер обдувал морду. В такие моменты легче всего забыться и просто идти вперёд.

На удивление пса, небольшой трактир и правда был открыт в столь позднее время. Николай перешагнул через порог.

========== Глава 6. Лёка. ==========

- Н-не, н-н-ну т-ты, хаха, п-предсссставляешшшь, к-к-какая у н-него ррррожа была!! А я емму и гов-ворю: “Тысща пятьсот! Или всё хозяйство!”

Уже вторая бутылка коньяка была почти пуста. Персидский кот долил себе капли в рюмку и тут же опустошил её, продолжая увлечённо рассказывать. Ризеншнауцер, сидевший напротив, еле держал голову поднятой, подперев её рукой. На столе более ничего и не было, как две рюмки и две бутылки, персональные каждому. Своей пьянющей головой пёс лишь поверхностно понимал, во что это может выйти ему позже, но не придавал никакого значения. Ведь ночь удалась абсолютно на славу.

Как только Николай зашёл в трактир, Владимир сразу встретил его и на месте же предложил “отметить” за встречу. Первая рюмка распутала языки обоих, заставив часы напролёт обсуждать всякую ерунду, вспоминать былое и говорить о своём несбывшемся великом. Говорили и о давней учёбе, и о службе, крепостных, алатах, жизни, семье и всё-всё-всё. Под конец друзей вовсе понесло: Николай рассказал о том, как его чуть не отправили на бессрочную каторгу за три тысячи вёрст отсюда из-за “каких-то там пары сот тысяч рублёв!”, а персид активно рассуждал, как лучше пытать крепостного, чтобы работать ему хотелось больше прежнего.

Но пока голова не раскалывалась, Крунштайну снова растянуло улыбку на всю морду. То же случилось и с котом, из-за чего он совершенно неожиданно стал напоминать Чеширского. Осенило! Кот скидывает всё со стола и достаёт колоду. Бутылки такого не пережили, расколовшись на несколько частей, а рюмки спокойно выстояли.

- Никола, давай в картишки!

- Дурак?

- Как пожелаешь!

- Э… - коту уже и неважно, что именно имел ввиду пёс. Карты разданы, а от такого не отвертеться. Ризеншнауцер припоминал правила игры, хоть и очень смутно. В прочем, и сам персидский кот не особо соображал в них. Тем не менее, хоть игра и шла туманно, но с необычайной лёгкостью пьяного и его же тяжестью мыслей.

Николай и во время учёбы, и службы не особо жаловал различные азартные и карточные игры, но иногда так легко просто забыться в приятной компании, проигрывая последний пятак. Со сложной мордой он разглядывал свою шестёрку карт. Владимир без раздумий кинул бубновую восьмёрку.

За игрой время проходит быстро. Уже взъерошенный от злости кот наблюдал за псом. На столе лежал пиковый валет. Пёс почесал голову, да и кинул свою последнюю карту.

- Ха, а ты кичился, что профи! - усмехнулся Николай.

Ризеншнауцер приподнял руки, показывая отсутствие карт. Владимир сдержал себя от любого проявления гнева и просто тяжело вздохнул.

- Что ж, удача. Если бы не твой туз поганый!

- На что играли-то? Или мы и не говорили…

Кот подумал и хитро улыбнулся.

- Крепостного хочешь? А, Коля?

- Не прочь. Но в чём подвох?

- Да подвох в том, что одного сукиного сына отдать могу. Мне он уже изрядно надоел своими выходками, может ты попробуешь его потерпеть?

- Что за крепостной-то? Хватит загадками трындеть.

- Да такое дело… - Владимир постучал коготками по столу. - Пёс есть лет эдак 25, да ведёт образ жизни разгульный. И такое я слыхивал, что… говорить вовсе неприлично. Сможешь заставить его работать, и проблема исчезнет. Надеюсь.

- Как хочешь. Награда есть награда, да? Завтра могу изъять его. Как имя-то?

- Лёка… вроде. Обязательно буду ждать.

Друзья, наконец, вышли из трактира, попрощались и разошлись по своим сторонам.

Проспал Николай около 14 часов, очнувшись уже вечером. Как и ожидалось, голова невероятно болела, а в горле ощущение было, что пёс не пил неделю, и он уже вовсе мёртв. Ризеншнауцер вяло встал к умывальнику и стал жадно пить воду, больше пригодную как раз для умывания. После утоления жажды, Николай свалился обратно на кровать, потирая свою голову. Он вспоминал детали ночи в трактире, и как мог так нажраться. Тем не менее, воспоминания были очень хороши. Давнего товарища встретил как никак. Через воспоминания пьяного угара и вспомнилось, что ему нужно опять зайти ко Владимиру, и на этот раз суметь не напиться, забрав какого-то там крепостного.

- Николай, неужели проснулся! - в комнату залетел обеспокоенный утренним состоянием пса Ефим. - Воды? - Пёс вяло перевёл взгляд на управляющего.

- Умывальник уже пуст… А… как я вчера дошёл до дома? То есть сегодня… время…

- 6 вечера, барин. Ты чуть не рухнул во дворе, но я смог тебя довести до кровати. Не советую так напиваться, благо, никто и не видел.

- Ты тогда не… с… спал? Спасибо. Но мне вроде опять нужно к Златухину… я что-то обещал. Да…

Пёс поднялся с кровати, сел на край и посмотрел на себя в настенное зеркало. Голова была абсолютно взъерошена, а шерсть на руках наоборот полностью смята. Взгляд сонный и чудоковатый. Обычно стоячие уши были загнуты. Простонав от боли, Крунштайн свалился обратно. Евфимий театрально закатил глаза.

- Ну куда же тебе идти? Полно пьянствовать!

Николай промычал в ответ и лениво перевернулся на другой бок, махнув рукой Ефиму.

- Я уже нагулялся. Мне правда по делу.

- Охотно верится. В конце концов, кто я такой, чтобы лезть в твои дела.

Ефим вышел, закрыв за собой дверь. Лёжа, Крунштайн начал прилизывать шерсть на своей голове. Имя “Лёка” всё крутилось в голове. Разгульный крепостной? Чего же в этом такого. О подходах Златухина к “воспитанию” крестьян пёс знал не понаслышке. Собрав волю в кулак, ризеншнауцер встал, подабающе оделся и вышел прочь из дому.

Встреча с товарищем в этот раз прошла без какого-либо алкоголя. Владимир в очередной раз приятно принял друга, показал свою усадьбу, милую жёнешку и своего сына, Мишу. И в настолько же очередной раз Николаю указали на свою мёртвую личную жизнь. В прочем, дальше пустого наказа и не пошло. Отмахиваться ризеншнауцер уже научился.