- Хороша винтовка. Просто ведь дёрнуть затвор теперь, да? - спросил отец, обернувшись к сыну.
- Ага-п. И твоя недурна - такая цель малёхонькая, да умудрился попасть. Поглядим-ка на добычу.
- Да… сейчас…
Под дубом и правда валялось две туши - большой самец и миниатюрная самочка. На вид первая была килограмм 5, а вторая максимум 3. Николай быстро подошёл к своей добыче, а Брунс остался где-то позади. Обернувшись, молодой ризеншнауцер увидел своего отца, облокотившимся о дерево и сдерживающим позывы рвоты. Он прикрыл одной рукой морду, но сквозь пальцы всё равно сочилась жёлтая пена. Николай сразу бросил свою добычу и прибежал на помощь. Он отдал свой платок Брунсу и взял его под руку, сняв с него винтовку, закинул обе за одно плечо. Отец еле-еле мог идти даже с помощью.
- Сынок, лучше приведи помощь… - прохрипел Брунс на ухо сыну, теряя сознание. Тот покачал головой, решительно скинул с себя винтовки и куртёнку. Перехватившись, Николай взвалил своего отца на плечи и побрёл к тропке. Пена неприятно текла с морды Брунса прямо на плечо сыну.
Крунштайны собрались в родительской спальне. На кровати под одеялом лежал Брунс, пропавший в бреду. Он постоянно дрожал в судорогах, в беспамятстве говорил всякую чушь. Рядом сидел доктор, оперевшийся на прикроватную тумбу, потирая висок. Периодически он принимался листать справочник болезней, но ничего конкретного не находил. Николай стоял у стены рядом с кроватью, а в его плечо плакалась матушка. Сестры сидели напротив, переговариваясь.
- Господин Арц, полно вам тянуть, что с ним? - Николай не вытерпел такого напряжения, первым проронив слово. Хорь задумчиво почесал затылок.
- У меня есть две… одна версия: это горячка с осложнениями. Я не могу замерить температуру в таком состоянии больного, но судя по лбу, не менее 40 градусов.
- Он выживет?
Хорёк ответил своеобразно:
- Я могу лишь ввести дозу морфина, если вы поможете удержать его руку. Если вам будет так спокойнее, можете помолиться за него. - Арц снова взглянул на Брунса и покачал головой. - Несколько часов, не более. Извините.
Николай кивнул. Не выдержав, матушка в слезах выбежала из комнаты. Сёстры сидели уже безмолвно, наблюдая за действом. Ризеншнауцер подошёл к своему отцу и прижал его руку к кровати. Доктор набрал шприц с морфином и стал искать иглой вену Брунса. Старый ризеншнауцер чуть ли не подскачил с места от боли. Резким движением он схватил сына за запястье, крепко сжав и впившись когтями. Он провопил “TÖCHTER!”. Оба ризеншнауцера в ужасе смотрели друг другу прямо в глаза. Николай пытался что-то сказать, но впал в абсолютный ступор. Хорь как будто и вовсе не обратил никакого внимания на поведение пациента. Спустя несколько безрезультатных попыток, он таки нашёл вену иглой, и шприц опустел. Отец спокойно опустился на кровать, отпустил руку сына и замер.
- Николай! Николай, успокойтесь. Вам наложить повязку? - спросил Арц, встряхнув пса за руку. Окоченевшие конечности снова стали слушаться штабс-капитана.
- А? Господи… нет, я лучше позже промою руку и сам закрою раны.
Николай обернулся на своих сестёр, думая, что могли значить слова отца. Помотав головой, он отшатнулся от отца обратно к стене, потирая свою руку. Кап. Кап. Кровь стекала с пропитавшейся ею шерстью и падала на паркет. Ризеншнауцер вышел вместе с доктором, оставив Наталью и Анну одних в комнате. Ольга убежала куда-то из дома, не в силах принять скорую смерть своего мужа.
- Доктор, и всё же, что за второй вариант? - Арц уже собирался уходить, так как его работа здесь закончена, но тут же был остановлен Николаем.
- Кхм… Нет никакого второго варианта. Горячка и всё тут. - Николай хотел задать ещё вопрос, но Арц уже скрылся за дверью.
Часы пробили полночь. Дыхание прекратилось вовсе.
Николай отмыл у умывальника руки и снова поднялся в родительскую спальню. Сестры уже накрыли тело одеялом. Обе сидели по разные стороны кровати и читали молитвы так тихо, что уши улавливали лишь неприятное колебание воздуха. Ризеншнауцер вышел, прикрыв за собой дверь. Выглянув в окно, он увидел заплаканную матушку, сидящую во дворе. Странное волнение накрыло пса. Будто он здесь и вовсе не нужен. Ему казалось, что приехав сейчас, он нагнал лишь странную беду на свою семью.
Следовало оставаться на службе.
========== Глава 4. Новый старый дом. ==========
И снова небольшое путешествие. Николай в очередной раз покинул свой родной дом, но сейчас ему не придётся вернуться на службу. Он отправляется в имение Хеймдорфа, чтобы привести его в порядок и вспомнить старых знакомых. Поездки на поезде уже изрядно надоели ризеншнауцеру, но выбора не было. Предстояла совсем недолгая дорога, где он сможет обрести настоящую новую жизнь и оставить всё позади.
И было ведь, что оставлять. Вчерашний день был абсолютно ужасен - прошлая скучная похоронная процессия. Так тоскливо Николаю ещё не было, да и чувствовал он себя в своей, как казалось, родимой усадьбе, слишком чужеродно. Мать замкнулась в себе и на любые распросы отмахивалась. Сёстры как не жаловали своего брата, так и не жалуют. Прочие слуги и крепостные вовсе никак не реагировали на своего нового барина. И несмотря на переход наследства от отца к сыну, ему вовсе не хотелось управлять такой усадьбой и убогенькой деревушкой в сотню душ.
Потому он лишь оставил прощальную записку в своей комнате, обещая присылать письма из имения, и по-английски покинул усадьбу, прихватив с собой лишь свои вещи и подарок Брунсу - винтовку Веттерли, ведь и мёртвому она больше не пригодится, и служит отличным напоминанием. А старая винтовка как была старинным экспонатом дома, так и осталась.
Эгоистично? Несомненно. Но таков уж характер Николая.
Поездка прошла безмолвно. Пассажиры были столь неинтересны, что разговор заводить с каким-нибудь бродягой или чинушей вовсе не хотелось. Лишь пейзажи Кубани приятно скрашивали времяпрепровождение. В окне часто проносились засаженные поля, фруктовые сады из каких-то восточных сказочек, миловидные речушки. В то же время, их однообразие наводило неопределённую тоску.
Но ожидание стоило того. Поезд остановился у станции городка Хеймдорфа. Сойдя, Николая никто не встречал на перроне. Была лишь пара зевак, ожидавших своего поезда. Ризеншнауцер побрёл один вперёд. На краю городка и находилось имение Одэ. Оно было вторым и последним в руках Крунштайнов, что было заложено уже при отце и его главенстве родом. Сам он не особо распространялся, для чего оно нужно было. Всё отмахивался, мол, построено и построено, вдруг в родовой усадьбе тесновато станет? Наверно, он планировал его с учётом рождения сына, вдруг личное семейное гнёздышко понадобится, а уже всё готово. Но теперь Николай и не узнает.
По своим воспоминаниям, он провёл здесь больше времени, чем в родном доме. Хотя, можно считать, что дома у него два. Большую часть жизни Никола жил отдельно от родителей, то обучаясь, то служа. В Хеймдорфе ещё будучи щенком он учился у придворовых учителей, нанятых специально для ризеншнауцера. Скорее всего, кто-то из них уже и постарел значительно, а может и умереть успел. И так учился до настоящей военной академии, куда поступил он в свои 12 годков. Осталось здесь и пару друзей, что может его ещё помнят, ведь так давно Николай никого отсюда и не навещал.
А за время службы, город сильно поменялся: стал тускнее, но всё же оживлённей. Регулярно попадались листовки о предстоящей ярмонке. Крестьянские мужики сновали туда-сюда. От безделья ли? Самый разгар лета, а им делать нечего. Главная площадь была заново выложена из красноватого камня, что изрядно стёрся под ногами множества алатов. Вокруг лишь убогие каменные домишки. Архитектор может и старался, но получилось не на века, а на пару лет. Отойдя от центра города, картина становилась ещё хлеще да хуже. Всюду понатыканы крестьянские избы, и вовсе неясно, на кой чёрт так близко к центру? Поля за версту отсюда минимум. Где кто и поглядывал из дворов, того морда была не из лучших - уставшие, будто мученные, глаза, ободранная шерсть и налипшая грязь. Удивительно, насколько легко Николай вспомнил всё уродство крестьянской жизни и как брезгливо ко всему стал относиться. Перед ним улица тянулась всё вперёд, не желая заканчиваться и прекращать показывать “красоты”. А вот и отступ от города в цепи эдак 2, где и начиналась помещичья земля.
