— К черту, Расмуссен, — говорю. — Нас и так уже засекли, я уверен. Толку нам тут в пыли валяться. Вставай и пошли в открытую.

— Согласен, — отвечает.

Встали мы, отряхнулись, автоматы поправили. К карьеру подходим — тишина. Только лампы палят. И прямо по курсу — проход в заборе из колючей проволоки. Прошли мы внутрь, смотрим вниз. И открывается взгляду картина маслом. Стоит внизу группа людей с винтовками и держит нас на прицеле. Человек тридцать точно. Возле лужи — полосатый шезлонг. А в шезлонге — президент Ллойд собственной персоной.

— Добрый вечер, господа, — говорит. — Милости прошу. Только автоматы на пол. На нашей вечеринке оружие у гостей не предусмотрено.

И пальцем нам кивает: спускайтесь, мол.

Спустились мы, нас тут же и скрутили. Руки за спину, пинка под зад — и на колени. Я, впрочем, и не ожидал ничего другого. Ллойд на нас смотрит и явно наслаждается.

— Дорогие мои оппозиционеры, — говорит. — К сожалению, ваш коварный план по моему свержению провалился. Только что мне донесли, что лидер так называемого Сопротивления Рита Майер по прозвищу «Белая Рысь» была арестована у меня во дворце. Ее целью было покушение на мою жизнь… но как видите, я тут и жив — а вы этого не учли. Росс, продемонстрируйте господам, — говорит и улыбается злорадно.

Майор Росс — как же без него-то — достает наладонник и видеозапись включает. На записи Рита связанная на стуле сидит, на лице кровоподтеки, губы сжаты плотно, а какой-то амбал ствол у ее виска держит. Расмуссен, конечно, задергался.

— Ты ответишь за это, козел! — кричит президенту. Ему прикладом сразу же по лицу дали. Губу разбили, кровь течет.

— О, что я вижу! История любви? Участие в подпольных группировках придает остроты ощущениям? А ведь жизнь мисс Майер в моих руках, мистер Ларс Расмуссен! Бросайте ломать комедию, господа офицеры, иначе она рискует превратиться в фарс. Я хочу, чтобы вы были полностью уничтожены, как физически, так и морально. Нет ничего более позорного, чем проваленная операция, где на кону поставлены сотни — нет, тысячи! десятки тысяч! — жизней. Поэтому смотрите и унижайтесь, пока у вас осталось несколько последних минут.

Встает и начинает медленно пиджак расстегивать. Снимает галстук не спеша, запонки платиновые.

— Я отлично знаю, что тут за синяя вода, — говорит. — «Слезы космоса», ха! Милое название. Как вы думаете, что я собираюсь сделать? Целительная ванна — вот что нужно моему стареющему телу. Вечная молодость? Берите больше. Я стану бессмертным! Бессмертным владыкой Доминиона и всей планеты Земля!

И хохочет, как псих. Я на него посмотрел с презрением и говорю:

— Ты уже мертв, Ллойд. Твоя черная душонка давно сгнила. Слезы могут помочь живым, но они не возвращают мертвецов.

Он аж позеленел. Стоит в одних трусах и носках и зубами скрежещет:

— Жаль, не всех в вашей Корее расстрелять успели, лейтенант Ли Джи Сонг!

— Ошиблись немного, господин президент, — говорю. — Я не из Северной Кореи, а из Южной. А у нас там демократия была. Так что я с вашей диктатурой не согласен.

— Я исправлю этот недочет, — говорит. Подошел к луже и без лишних слов в нее своей жирной тушкой плюхнулся, чуть из берегов все не выплеснулось. Проходит полминуты — и президент на глазах молодеть начал. Мы с Расмуссеном дар речи потеряли. Сначала он на пятьдесят выглядел, потом на сорок, потом на тридцать… Я уж подумал, что он до младенца дождется, но на возрасте лет четырнадцати все же остановиться решил и встал.

Стоит голый пацан в окружении толпы мужиков с оружием. Охрана и администрация на него смотрят так, что глаза чуть из орбит не выпадают. А он на нас победно взирает и ломающимся голосом заявляет:

— И кто теперь покойник, а? Вы видели? Вы — все — видели? — и ближайшему охраннику командует:

— Стреляй в меня!

Тот в непонятках столбом застыл.

— Оглох, что ли? Стреляй, говорю! Я Бог! Я бессмертный! — Тут его переклинило, и он как заорет истошно: — Стреляйте все! Это приказ!

Ну все и выстрелили. Изрешетили его, как ситечко. Президент упал и не двигается. Бросились лизоблюды к хозяину в панике, даже нас выпустили, в лужу его макать стали. Только не оживает ни хрена, хоть ты тресни.

— А ведь все правильно, — говорит мне Расмуссен. — Слезами горю не поможешь. Даже космическими.

В этот момент слышу издалека какие-то звуки странные. Будто мотор рычит. Только мощный мотор, а не наша машина патрульная. И приближается потихоньку. Президентская свора переглянулась, хвост поджала, и наутек. А мы с Расмуссеном стоим вдвоем, как на съемочной площадке.

Звуки близятся, близятся, и выезжает наконец на край карьера — что бы вы подумали? — танк. Самый настоящий танк. Я таких с момента катастрофы и не видел ни разу. А за ним — еще танки. В первом танке люк поднимается, оттуда человек в форме выпрыгивает — и к нам.

— Вы целы? — спрашивает, и под козырек берет. — Майор Берг, Соединенная Армия Евразии! Наконец-то мы до вас добрались! Как мне попасть к президенту Ллойду?

— Вон он лежит, — говорю, и в сторону лужи киваю. — Только вряд ли вы с ним продуктивно поговорите.

Берг на меня круглыми глазами смотрит.

— Что здесь у вас происходит?

— Долго рассказывать, — говорю. — А вы, собственно, откуда?

— Из Нью-Сити, — отвечает. — Нас к вам отправили после того, как Доминион в эфир выходить перестал. Пытались с вами связаться — бесполезно. Поняли, что у вас случилась беда и вам нужна помощь! Простите, что так долго, — просто вы самый удаленный объект… Но засаду каких-то мародеров в скафандрах в двадцати километрах отсюда мы ликвидировали! Сейчас наши войска прочесывают Пустошь на предмет обнаружения других бандформирований. Вы в курсе, кто это? Они пытались напасть на танки с дробовиками.

— Это пришельцы, — говорю. — Все тут заполонили, спасу от них нет. Так что будем весьма благодарны, если вы нас от них избавите.

— Не знаю, известно ли вам, — говорит Берг и на меня странно косится, — что причиной катастрофы на Земле пять лет назад явилась серия ядерных взрывов, и все лица, ответственные за это, уже отданы под международный трибунал…

— У нас и не такие чудеса бывают, — говорю, и руку ему пожимаю. — Добро пожаловать в республику Доминион, майор!