========== Часть 1 ==========

Прислали мне его в аккурат на следующий день после того, как Деннис погиб. Ну да тот сам виноват — нечего было в газовый карьер лезть. Дураков у нас и так хватает, а квалифицированный состав наперечет.

Значится, встал он такой передо мной — щупленький, волосы светлые, глаза голубые, — и рапортует:

— Сержант Расмуссен, прибыл под ваше командование, сэр!

— Финн, что ли? — говорю.

— Никак нет, датчанин, сэр!

— А я думал, вы все вымерли уже, — говорю.

Тут он на меня взгляд кинул пронзительный и говорит:

— Какие будут приказы, сэр?

— Никаких, — говорю. — Просто живее шевели своей ленивой задницей. Садись в патрульную машину и поехали.

Едем мы по Пустоши час, второй — молчит мой сержантик. Молчит и смотрит куда-то в горизонт.

— В первый раз, что ли? — спрашиваю.

— Да, — говорит, — в первый.

— А раньше где служил?

— Третий отдел префектуры Преториума.

— Ого, — говорю, — блатное местечко. А сюда за какие косяки перевели?

Молчит.

— Что ж, — говорю, — здесь тебе не Преториум, у нас все жестко. Будешь слушать меня — останешься в живых, не будешь — не останешься. Краткий ликбез: самостоятельно ничего не трогать, без команды дальше, чем на триста метров, не отходить. Обо всех подозрительных объектах немедленно докладывать. В случае внештатной ситуации самообладания не терять, выполнять распоряжения. Усек?

— Так точно, сэр, усек.

Вышли мы возле развалин электростанции, провел я его вокруг, показал, что да как.

— В разведпатруле главное — внимательность. Любые изменения — фиксировать. Сегодня проворонил, завтра уже не проснешься. Пока что вроде все гладко, но кто этих гребаных марсиан знает, что у них за технологии.

Кивает он головой, только вижу, что мимо ушей пропустил половину.

— Куда смотрите, сержант Расмуссен? — спрашиваю.

— Чуете ветер, лейтенант? — говорит.

— Да, — говорю. — Норд-норд-ост, примерно восемь метров в секунду. А что?

— Свободой пахнет. Дышать полной грудью хочется.

— Влажность повышенная, — отвечаю. А сам смотрю на него искоса и думаю: «Вот же уроды, прикомандировали психа мне. Теперь глаз да глаз за ним нужен, чтобы не свалился куда, романтик хренов».

Обратно вернулись, стоим перед Вратами, ждем, пока сканирование кончится (долгое оно у нас). Вдруг он мне говорит:

— Посмотрите наверх, сэр.

— Зачем? — спрашиваю.

— Небо, сэр.

— Что с ним не так? Оно каждый день одинаковое — серое, как штаны пожарника.

— А вы взгляните.

Запрокинул я голову, смотрю наверх. Стены защитные замшелыми корпусами в высоту уходят. Железяки ржавые болтаются. На ветру тряпка какая-то дырявая треплется. Птица по типу вороны кругами летает. И над всем — тучи бескрайние, пепельные, без единого просвета. Тысячу раз все это видел — а тут вдруг проняло, да так, что дрожь по телу пробежала.

Так и познакомились.

Патрулировали мы с Расмуссеном с неделю примерно, пока он не обнаружил ту самую штуку, из-за которой вся каша и заварилась. В тот день поехали мы на сто первый километр, туда, где шахта ртутная заброшенная. Все стратегические объекты положено по инструкции пешком обходить для более детального контроля. Вылезли мы, значит, у маяка и пошли к шахте. Расмуссен опять рассеянный, вдаль смотрит, а не под ноги.

— О чем задумался, сержант? — спрашиваю. — Ландшафт изучаешь?

— Красиво здесь, сэр.

— Чего ж красивого? Одни камни, деревья голые да перекати-поле катается. Вот где красота — так это на Эспланаде ночью. Бывал? Неон везде, бары дорогие, и у каждого столба девочки топлесс стоят.

— Не бывал, — говорит, и покраснел как рак вареный.

— Брось, — говорю, — чтобы из Преториума да на Эспланаду не ходили?

— У меня девушка есть, — говорит.

— Какой размер? — спрашиваю. — Блондинка? Брюнетка?

— Любимая, — отвечает. Я аж рот приоткрыл от такой классификации.

— В бабе что важно, — говорю. — Чтобы место свое знала и мозг не трахала. Правильно?

— Вы правы, сэр. Только не хочу говорить об этом сейчас.

— Иди направо, пуританин, — говорю. — Террикон обойдем и с той стороны встретимся.

Обошел я террикон, стою, жду — нет Расмуссена.

— Доложить обстановку, — приказываю по рации. Треск, шипение, потом слышу ответ:

— Я тут что-то нашел, сэр.

— Что нашел?

— Не могу объяснить. Лучше, чтобы вы подошли посмотреть.

Нашел я его возле карьера небольшого: стоит, тычет пальцем вниз. Заглядываю и вижу лужу синего цвета.

— На медный купорос похоже, — говорю.

— Да, сэр. Только если присмотритесь, увидите, что там огоньки светятся.

Навел бинокль, смотрю — действительно. Будто искорки в глубине лужи вспыхивают и гаснут. Дозиметр достал — излучения нет.

— Вот что, сержант, — говорю. — Надо образцы для исследований взять. Лезь вниз и две пробирки набери. А я пока фото сделаю. Только перчатки не забудь надеть. И респиратор натяни.

Расмуссен помялся немного и полез в карьер. Гляжу — застыл, как заколдованный.

— Что застрял? — кричу ему.

Тут он будто проснулся, живо пробирки наполнил и наверх бегом.

Вернулись в город, сдали трофей куда следует. Отчет заставили писать — полдня убил. На следующее утро первым делом туда же с Расмуссеном поехали: вдруг еще что интересное осталось. Подъезжаем — мать твою за ногу! Все оцеплено. Колючей проволокой вокруг карьера замотали. Из префектуры полно народу, из самого Преториума какие-то шишки возле шляются, а по периметру солдаты с автоматами стоят. «Ни хрена себе, — думаю, — вот это купорос!»

Только подошел поближе, как мне навстречу майор Росс из управления делами президента выходит.

— Добрый день, лейтенант Ли, — говорит. — Прошу вас покинуть зону повышенного риска.

— Что происходит, майор? — спрашиваю. — Вы можете объяснить?

— Ваша вчерашняя находка представляет угрозу для безопасности населения, — говорит, а сам в сторону смотрит. — Было принято решение ограничить доступ на территорию. Вход без спецразрешения воспрещен. У вас его нет, так что прошу удалиться.

«Серьезно, — думаю, — вляпались».

— Вас понял, — отвечаю. Повернулся и пошел.

Расмуссен в машине сидит, весь как на иголках.

— Что там случилось, лейтенант? — спрашивает.

— Ничего, — говорю. — Едем ТЭЦ проверять.

Молчит, но по лицу вижу — разочарован.

— Не наше дело, сержант, — говорю. — Лучше нам в это не лезть. Меньше огребем.

***

Из дневника Белой Рыси. Запись № 94.

Сегодня у нас круглая дата. Пять лет исполнилось со дня чудовищной катастрофы, унесшей жизни миллионов людей. Потом были и другие потрясения, не менее страшные, но именно первое впечаталось в память каленым железом.

Возмездие снизошло с неба, и настал Страшный суд — за все прегрешения человечества. Падал сверху огонь, и земля была залита кровью. Полностью была уничтожена Северная Европа, Западная Африка, Юго-Восточная Азия. Города взлетали на воздух, как щепки. Охваченные паникой люди зарывались в подземные бункеры, надеясь скрыться от карающих ударов судьбы. Потом все стихло. Мы выползали из нор, как кроты, слепые и голые. И не могли узнать планету — вся зелень была выжжена дотла. Вместо садов, лесов и полей простиралась бескрайняя сухая равнина, названная Пустошью.

Уцелевшее население смешанного этнического состава, отконвоированное в относительно безопасные места, отстроило города, укрепленные защитными сооружениями. Мы попали в Доминион. Это громкое название выбрал для своей крепости президент Ллойд. Никто его не выбирал, он сам вызвался командовать, когда погруженный в хаос народ остро нуждался в управлении. Бывший полковник разведуправления министерства обороны США, Ллойд обладал достаточной харизмой, чтобы быстро подчинить себе полицию и военных, а вскоре и завоевать симпатии гражданских.

Нам объяснили, что произошло, — нападение инопланетных сил. Сначала это казалось шоком. Мир просто перевернулся. В ужасе смотрели мы на экраны телевизоров, где в мутных, трясущихся кадрах, заснятых случайными камерами, мелькали очертания тяжелых космических крейсеров. Пришлось принять, свыкнуться с мыслью, что внеземные цивилизации существуют, что они разумны и что они намерены истребить человечество — как в самых страшных фантастических фильмах. Мы жили каждый день как последний, готовясь бежать в убежище по первому вою сирены. Но постепенно и к этому привыкли. Человек ко всему привыкает.