Моё лирическое настроение было испорчено видом убитых разбойников. Грубая правда жизни вернула меня на грешную землю. Глядя на них, мне стало горько за весь человеческий род. Даже если не думать о греховности их жизни, непонятно, как можно бросить убитых, с которыми ты вместе пел песни, пил вино, спал под одним плащом или воевал? Но, как только замаячила добыча, человеческие отношения были отброшены за ненадобностью. Хотя, собаке – собачья смерть!

Великан пошевелился, потянулся со стоном, встал. Его конь был тут же. Я подошёл поближе.

– Кто ты и что случилось? – голос Великана звучал глухо.

Я отвечал ему, что я друг, и рассказал о том, что видел вчера, здесь на полянке. Сам он помнил об этом смутно. Я спросил, как его имя и куда он направлялся. Он так и не смог вспомнить. «Плохи дела», – подумал я. Такие случаи были мне знакомы, причём никогда не знаешь, в какой момент такой человек вспомнит своё прошлое, и вспомнит ли вообще.

– Я даже не помню, как зовут моего коня! – огорчённо сказал Великан.

– Главное, что он тебя помнит! Твои сумки были украдены, бумаг при тебе никаких не было. Разве что медальон. Ты помнишь, как его открывать?

Его красивые большие руки нащупали на груди медальон, и, видимо автоматически, палец нажал на какой-то завиток в его обрамлении. Тот раскрылся. Великан пытался рассмотреть, что же там внутри, но никак не мог сконцентрировать взгляд. На лбу его выступила испарина.

– Я не могу…сам посмотри… – попросил меня он.

– Тут внутри гравировка на латыни – «Прошлое и будущее в настоящем». Что это значит?

На секунду в его глазах мелькнул какой-то огонёк и потух.

– Не помню, но думаю – это что-то важное, иначе, я не стал бы носить это на шее. Я куда-то ехал, зачем-то. Не помню, зачем. – Он схватился руками за голову. – Никогда я не чувствовал себя таким бессильным!

– Я думаю, что находясь здесь, ты ничего не вспомнишь. Тебе надо продолжить путь туда, куда ты ехал. Или, наоборот, вернуться туда, откуда ты приехал.

– Я думаю, что приехал оттуда, – он указал в направлении города.

Мы ещё немного поговорили, я рассказал ему, что происходит там, куда он направлялся. Посоветовал держаться подальше от разбойников и, может быть, несколько дней отсидеться в какой-нибудь деревне, поправить здоровье. Деньги у него были. Я дал ему лечебной мази. Помог взобраться на коня. И смотрел вслед, пока всадник на огромном коне не скрылся вдали.

Остальная часть моего пути прошла без особых приключений. Миновав пустошь и деревни, я вошёл в город. В пригороде практически не было людей. Я прошёл по замершим улочкам. Везде виднелись следы запустения и паники. Валялись какие-то тряпки, потерянные вещи, обугленные доски. Видимо, жители, спасаясь от чумы, в спешке покинули свои дома. Только собаки бегали по улицам, удивляясь, куда все подевались?

Ближе к центру стали попадаться люди. Они выглядели подавленно. В большом соборе шла служба. Заглянув внутрь, я увидел не больше десятка прихожан, молившихся нестройным хором. Я не стал оставаться, хотя святой отец пытался пригвоздить меня взглядом к месту. Он сдвинул брови и смотрел на меня сурово, как бы показывая, что в дни сошествия «Божьей Кары» на наши грешные головы все должны слёзно молить Господа простить нам прегрешения и с особым рвением служить Святой Церкви. Я сделал вид, что всё понимаю, но остаться никак не могу. И ретировался.

Выйдя из храма, я направился вниз по довольно широкой мощёной улице. Снизу, навстречу мне двигалась компания молодых людей. Школяры или студенты. Они были в доску пьяны и орали куплеты, оскорбляющие короля, церковь, чуму и даже Папу Римского. Они пели и танцевали. Хохотали, как безумные. Радость жизни так и била из них фонтаном. Я поравнялся со школярами, и вдруг один из них, рыжий и лохматый, сильно хлопнул меня по плечу, закричав:

– Эй, пошли с нами, отметим наше чудесное спасение! Мы не молились и не каялись, хотя черти в аду давно ждут нас. Мы все закоренелые грешники! И всё это время мы ничего не делали, а только кутили. Мы выпили огромный бочонок вина!

– Да! Огромный боч-ч-чонок! – подтвердил маленький студент с осоловелыми глазками и громко икнул.

– И мы не скажем, где взяли вино! – рыжий парень помотал пальцем у меня перед носом.

– Да! Не скажем! – снова подтвердил маленький и опять икнул.

Мои губы растянулись в улыбке. Мне нравились ребята, и я давно уже догадывался о положительном воздействии винопития против чумы. Я сам был студентом в то время, когда в городе началась первая эпидемия. И мы, молодёжь, так же не просыхали от вина, каждое утро просыпаясь чёрт знает где. Некоторые из моих друзей всё же погибли, но только потому, что прервали целительное пьянство ради трёх портовых девок, пришедших напоследок «гульнуть перед смертью», как они выразились.

Может быть, я заболел, потому что пил недостаточно много вина. Вино я просто ненавидел. Но выжил, наверное, потому, что мои друзья насильно заливали его в меня, когда я почти умирал.

Я вспомнил клубы дыма, проносящиеся за окном лачуги, где я лежал на тюфяке, набитом сеном, и одинокую птицу, сидящую на ветке, как приклеенную. При слове «чума», мне теперь всегда вспоминалась эта картина. Я решил, что вино каким-то образом отгоняет болезнь. Хотя после огромного количества выпитого все чувствовали себя очень плохо, но всё-таки оставались живы, и это главное.

Компания ухватила рыжего и маленького под руки, и, продолжая распевать песни, они пошли вверх по улице к собору. Представляю, что скажет святой отец, услышав эти куплеты!

Мне нужно было добраться до улицы, выходящей на городскую площадь, где жил один из друзей Хозяина. Обычно послания от него и обратно доставляли надёжные люди, но однажды мне пришлось самому доставить сюда пакет. Это было прошлой осенью, когда недруги установили слежку за этим домом. Они уже чуть было не схватили гонца Хозяина, который едва отбился и вынужден был вернуться назад. Тогда отправили с письмом меня.

Неприметная внешность позволила мне смешаться с городской толпой. Старая ряса, оставшаяся с прежних времён, подошла как нельзя кстати. С кружкой для пожертвований я постучал в двери, чувствуя на своём затылке сверлящий взгляд двух громил, стоящих у двери дома напротив. Я стал просить у открывшей мне девушки денег в помощь странствующим братьям, усиленно подмигивая ей. Она опустила в кружку монетку, и я, поклонившись, незаметно передал ей письмо, которое она быстро спрятала под холщовый передник. Дверь закрылась.

– Эй, ты! А ну иди сюда! – приказал мне грубый голос.

Я повиновался и, напустив льстивое выражение на лицо, со смиренным видом подошёл к двум соглядатаям.

– Спасибо дети мои за то, что решили пожертвовать малую толику от щедрот ваших. Мы с братьями монахами будем вспоминать вас в молитвах день и ночь!

– Ещё чего! – злобно рявкнул громила. – А ну проверь его! – сказал он второму.

Тот притянул меня за рясу и приподнял над землёй, грубо ощупал, выхватил кружку из рук, потряс ею. На дне болталась одна единственная монетка, которую дала мне девушка. Я обмер, решив, что мне конец. Но тупые громилы не придали этому значения.

– Что ж, святой отец, так мало насобирал? – заржал тот, который схватил меня.

И грубо поставив меня на землю, поддал пинка огромной ногой, со словами: «На тебе от щедрот наших!».

Я отлетел на порядочное расстояние и, подобрав полы рясы, быстро побежал вдоль по улице, провожаемый раскатистым хохотом. Нет, все эти тайные дела не для меня! Я вернулся в замок, сильно хромая, а Хозяин решил, что пинок стоит хорошего плаща, подбитого зайцем.

Вот и дом. Большая дубовая дверь в полукруглой арке. С надеждой, что в доме кто-то остался жив, я стал стучать. Через продолжительное время услышал шарканье подошв за дверями. После долгой возни с засовами дверь наконец отворилась, и я увидел старого и дряхлого слугу. Он смотрел на меня слезящимися, как у старой собаки, глазами и пытался узнать. Но он и не мог вспомнить меня, потому что никогда не видел. Я спросил о его бароне и его семье, на это он отвечал слабым голосом, что тот был в отъезде весь последний месяц, а его жена и дети и все слуги умерли от чумы. «А я остался», – сказал он грустно, – «Хотя мне давно уже пора на тот свет». Я спросил, когда должен вернуться барон, и он отвечал, что не знает.