– Какая вещь? – вскинулась Хильда. Такого поворота событий она явно не ожидала. – Прошло столько лет, я же не стану хранить его пожитки вечно! Как и положено по законам Австрии, я хранила его чемоданы ровно три года, потом сдала вещи в полицию. Но, кажется, они так и не были востребованы.

– Меня интересовали записные книжки Лаубе и картина. Возможно, он привозил картину с собой, возможно и нет. Я ищу картину, примерно вот такого размера, – Хью развел руки в стороны.

Хильда Мозер с сомнением покачала головой. Нет, она не припоминала такой картины в вещах Лаубе. Но тут в разговор вмешался Якоб.

– Постойте-ка! С собой у Лаубе был плоский сверток, именно такого размера. Этот сверток и был с ним в последний приезд. Но вот после пропажи Лаубе этот сверток тоже куда-то пропал. Я теперь об этом вспомнил! – радостно сообщил Якоб.

– А что, это ценная картина? – осведомилась фрау Мозер, – странно, я не видела никакого свертка и никакой картины.

– Эта картина имеет ценность только для одного человека – родственника художника, – соврал Хью Барбер. В его профессию входило искусство профессионально врать и импровизировать на разные лады.

– Однако же вы ищете эту картину, вон какой переполох вызвали! – с сомнением в голосе осведомилась Хильда.

– Да, ищу, потому что родственники художника хотят составить каталог его работ, выпустить о художнике книгу. Это картина Густава Аммона.

– Никогда о таком не слышала, – поджала губы фрау Мозер. Ей было явно не приятно, что ее, добропорядочную хозяйку отела в чем-то подозревают.

– Да, художник не слишком знаменит, вот его наследники и хотят исправить ситуацию, популяризировать его скромное творчество. Анри и Густав были дружны, вот Анри и купил эту картину, она и стоила-то совсем не дорого… – Хью видел, что беседа заходит в тупик, что ему очень не понравилось, вот он и решил перевести разговор на другую тему.

– А вот Галина утверждает, что в тот же год пропал не только этот Анри, но и другая туристка, девочка.

– Ох, – фрау Хильда даже всплеснула руками, – совершенно верно, Галина ничего не путает. Это была такая трагедия! Совсем юная девушка и ее тренер. Он пытался ее вытащить и погиб сам. Их искала вся наша деревенька. Потом выяснилось, что и Анри пропал, его сразу никто не хватился.

– Между прочим, и девчушка и ее тренер жили тут же, в нашем отеле, – вставил Якоб, – мне тогда было лет двадцать, я прекрасно помню всё. Мы все участвовали в поисках. Из снежных завалов их извлекли только на третьи сутки. Причем тела были почти рядом. Потом-то хватились и Анри. Владельцы отелей стали проверять, кто и где находится. Так и выяснили, что Анри Лаубе тоже пропал. Организовали и его поиски, но безрезультатно.

– Получается, что никто не знал, что Анри пропал? – удивился Барбер.

– Совершенно так, – радостно сообщил Якоб. – Он жил один, кто его хватится? Когда ушел, когда пришел – никто не следит. Ключ на рецепшен постояльцы сдают не всегда. Мы даже не знали, когда точно он пропал. Но потом дети сообщили, что видели его с лыжами у начала «черной трассы».

– Какие дети? – спросила Галина, было видно, что и она заинтересовалась разговором.

– Я сдавала три комнаты компании девушек, им было по 12–14 лет, они каждый раз приезжали с тренером. Всякий раз разным составом, но три-четыре девчонки были у нас постоянными гостями. Они были лыжницы, много тренировались. Одну я потом даже видела по телевизору, недавно. Это рекордсменка, я вам скажу! А одна девчушка погибла, вместе с тренером. Больше их группа никогда не приезжала, их всех после происшествия забрали родители, то-то было суматохи! И такой урон репутации нашего курорта!

– А, может, Анри участвовал в поисках и погиб? – уточнил Хью.

– Маловероятно, – с сомнением покачала головой фрау Хильда. – дети сказали, что видели его перед бурей, а не после.

– Сколько бывает совпадений… – задумчиво произнесла Галина.

Тема беседы была исчерпана, Хью ничего не удалось узнать о загадочном свертке. Даже было не понятно, не почудился ли сверток Якобу Мозеру.

Барбер вернулся к Ясмине Ленц, которая любезно разрешила ему сделать копии из архивного дела. Ей было жаль, что Барберу ничего путного не пришло на ум по поводу обстоятельств гибели Лаубе. Детектив лишь пересказал в общих чертах то, что и так было известно Ясмине.

– Скажи, а может, его убили из-за той самой картины? – с надеждой на новую версию спросила она.

– Скажи, а может его совсем не убивали? – с некоторым раздражением в голосе спросил Хью за что получил полный укоризны взгляд.

Хью понял, что его миссия в Рамзау исчерпана, но что-то ему подсказывало, что он еще сюда вернется. Барбер на всякий случай поинтересовался, не сохранились ли вещи Лаубе в полиции, на что Ясмина только отрицательно помотала головой. Она специально проверяла и обнаружила, что сохранилась опись содержимого его чемодана. Там не было ничего, кроме одежды и белья. Никаких картин, никаких записных книжек. Всё хранившееся потом было утилизировано, как невостребованное.

Хью Барбер прилетел в Римини в обеденное время. В этом городе он был впервые, и чутье ему подсказывало, что поездка будет удачной, хотя сам город осмотреть вряд ли удастся. И почему нельзя было сочетать работу и туризм?

Как и было условлено, Хью и наследница Лаубе – Марлена Бернасконе встретились в кафе «Серебряная птичка». Марлена была некрасива. Ее тучное и короткое тело было увенчано круглой и плоской головой. Черты лица грубоватые и крупные при этом были весьма невыразительные, поэтому Марлена злоупотребляла косметикой. К тому же она пользовалась такими приторными духами, что если бы кафе не имело открытой террасы, то можно было бы задохнуться. Протянув Хью вялую белую руку, Марлена начала разговор о погоде, хищно поблескивая крупными зрачками.

– Вы не похожи на художника, – протянула она с сомнением.

– На кого же я похож? – усмехнулся Барбер.

– На полицейского.

– О, нет, – засмеялся Барбер, – вот уж на кого я похож менее всего. Я живу в Мюнхене, общаюсь с русской диаспорой. О Борисе Казарине слышали? Это знаменитый русский художник, под его руководством я работаю.

– Нет, я о нем не слышала, – покачала головой Марлена, и ее длинные серьги в виде цепочек-шариков вульгарно звякнули.

– Перейдем к сути дела. Как вы уже поняли, я не только пишу картины, но и занимаюсь сделками с предметами искусства. Совершенно случайно от одной владелицы картинной галереи в Мюнхене я узнал о том, что картины Густава Аммона были распроданы после его смерти. Все их владельцы известны, картины закаталогизированы. Одна картина была давно, лет пятнадцать назад продана Анри Лаубе, галерея могла бы ее выкупить.

– Надо же! – усмехнулась Марлена, – Кристин Белли из Антверпена тоже искала эту картину, ее адвокат звонил мне. Да только нет у меня этой картины. Я после вашего звонка обращалась к одному оценщику. Он осмотрел вещи дядюшки. Ничего там путного не было, ничего, на чем можно заработать.

– У Анри Лаубе был прекрасный вкус. И он вкладывал деньги в предметы искусства. Неужели все было утрачено?

– Можно, конечно, посмотреть в его квартире. Там мало что сохранилось, так как мой отец ее сдавал квартирантам. Потом отец тоже умер. Мне квартира не нужна, я ее тоже сдаю. Вещи дяди Анри мы свалили в кучу в одной из комнат. Оценщик там бегло посмотрел на них и ничего путного не увидел, – повторила Марлена.

– Если бы вы позволили, я бы хотел посмотреть на вещи вашего дяди, – Хью употребил все своё обаяние.

– О, разумеется, – кисло улыбнулась Марлена, – да только что мне с того?

– Я вам заплачу два миллиона лир, – уверенно сказал Хью, – заплачу только за один просмотр. И если там обнаружится что—то ценное, то я сразу же вам сообщу. Но я возьму с собой фотоаппарат, чтобы показать фото специалистам.

– Договорились, только не в лирах, а в марках. Инфляция, знаете ли, – сказала Марлена. – и еще одно мое условие – вы будете под наблюдением. Я вам не очень-то доверяю. Вдруг что-то ценное утащите.