– Чтобы мы устроили переворот.

Мерион и не думал, что его помощь бедной девушке приведёт к раскрытию целого заговора против Ордена и Управления Алькадии. Он отпустил Генри и отшатнулся, рассуждая вслух, будто рядом никого не было.

– Переворот в Ордене и в Алькадии… Для чего? – обратился Мерион к Генри, но не дождался ответа. – чтобы Орден взял власть в свои руки… Показать Владыкам нашу решимость…

– Орден давно расколот, – заявил Генри. – Оксифур не в силах сдержать распространение ржи нейтралитета. Убив одного ты ничего не решил, максимум отсрочил планы. Они найдут других союзников.

– Слухи разойдутся быстро, – рассудил Мерион, – и они затаятся, пока всё не уляжется, – он долго думал, упорно не желая признавать очевидного, но в итоге любые мысли и идеи возвращали его к одному. – Вижу, с Гильдой вы всё решили?

– Боюсь, произошедшее пошатнёт моё влияние, – отметил Генри. – Но выхода у меня нет. Бьюсь об заклад, Волки посчитают, я предал их и привёл вас намеренно.

– Они не Волки, – Мерион хлопнул его по плечу.

Гильда испуганно вздрогнула, когда Мерион распахнул дверь.

– Как ты? – осведомился он, но девушка теперь боялась его, и когда маг протянул к ней руку, отстранилась, как при их первой встрече.

– Простите… – ответила она, очнувшись, – я очень испугалась…

– Это я должен просить прощения, – заверил Мерион. Её руки оказались невероятно холодными, и маг согрел их в своих ладонях. – Я подверг тебя опасности, но ты сильная, я всегда это знал, и ты справилась, тебе больше ничего не угрожает…

– Мисс Анаринэ, – обратился к ней и Генри, – мои деяния ничем не искупить, но я должен покаяться, – он опустился перед ней на колено. – Даю слово, никто более не причинит Вам вреда, – он смотрел ей в глаза, и Мерион заметил, как Гильда смутилась. – Отныне я стану вашим Хранителем спокойствия, и умоляю взять деньги, что Вам принадлежат. Я немедленно распоряжусь, чтобы вам подготовили всю сумму.

– Мне не нужны деньги, – ответила Гильда. – Я хочу увидеть родителей…

Генри сразу погрустнел, отвернулся к окну. Маг ощутил его страх.

– Они мертвы? – испугалась Гильда.

– Ваша мама всегда ко всем относилась с теплом и добротой, – заговорил Генри, глядя на залитые солнцем крыши. – Но многие принимали её доброту за слабость. Её убил обезумивший клиент больше года назад.

– А папа… – на её глазах вновь заблестели слёзы.

– Я отведу Вас…

Они втроём спустились в катакомбы под складом, где большинство камер пустовало. Но в некоторых находились пленники. В сером, дряхлом тряпье, грязные, заросшие, напуганные до безумия, они шарахались прочь от света.

Генри открыл и позволил Гильде войти в тёмную камеру. В дальнем углу стояла скамья покрытая соломой, стол и стул. В кромешной тьме заросший мужчина смотрел в пустую стену. Он не заметил гостей. Гильда одна вошла внутрь, и ни Мерион ни Генри не мешали ей разговаривать с отцом, но она быстро вышла.

– Пора уходить, – с удивительным спокойствием заявила она Мериону. – Я не хочу здесь оставаться!

Они с Гильдой с большим облегчением покинули склады и направились к дому девушки. Вечерело. Весь путь домой она молчала, шла впереди, а Мерион даже не пытался заговорить, давая ей время всё обдумать.

В доме прибрали к их возвращению, на столе гостиной маг заметил вазу со свежими цветами, Гильда даже не взглянула на неё, а сразу поднялась наверх.

Мерион решил дать ей столько времени, сколько потребуется, но уже утром проснулся он чарующего аромата жареного мяса.

– Знаете, а вы страшный человек… – заявила Гильда, не отрываясь от готовки. – Если подумать, за четыре дня вы убили по меньшей мере десятерых, но вам за это ничего не будет. – она подала магу чашку чая и тарелку с горячим завтраком. – Удобно, захотел – казнил на месте. А было ли преступление, никто не узнает…

– Я никого не убил без причины, – оскорбился Мерион. – Да, многие считают магов добром в высшей степени, но это не так. Никто не идеален.

Они долго разговаривали. Мерион рассказал о расколе в Ордене, о войнах, в которых участвовал, об учениках и о Волках. Гильда вспомнила детство, все светлые моменты с родителями, и с трудом решилась говорить об отце.

– Вы, конечно, осудите меня. Не знаю, что произошло… Я увидела того сломленного человека, и ничего не почувствовала… Совсем ничего, – Гильда не боялась смотреть в глаза. – Не помню, что я говорила, но сразу поняла, что он мне чужой. Он не узнал меня, а я не узнала его.

– У меня никогда не получится! – возмутилась Киартана и бросила рунный камень под ноги.

– Не кипятись, – осадил её Ильнар. – Попробуй снова. Давай я покажу, как надо…

– Нет! – Киартана схватила палку, вскочила с земли и метнула на него суровый взгляд. – Буду бить врагов посохом, на что мне эти Руны! – побежала прочь из двора к опушке леса.

Ильнар окликнул её, но Киартана уже не слушала.

Её всегда раздражало, когда что-то не получалось. Прежде удавалось освоить всё, но с Рунами она крепко завязла. Ребята давно изучили сотворение Оберегов и Блокаторов, а она всё никак не могла выполнить простую руну на камне.

– Дурацкие руны, – злобно прошептала она, когда убедилась, что её никто не услышит.

– Руны – важнейшее знание после медитации, – повторял Мерион с самого возвращения. – Каждому из вас придётся зачаровывать свой посох, и от того, как вам это удастся, будет зависеть его сила, – но Киартана всё больше настраивала себя, что ей не придётся их использовать.

Ей прекрасно давались заклинания, ребята завидовали её силам. Она часто помогала Ильнару, когда он не успевал за остальными, но теперь, настал его черёд учить, а Киартана не вытерпела и десяти минут.

Она всегда стремилась остаться в одиночестве, и когда ребята отняли у неё «Чердачное заключение», нашла другое место. На холме когда-то стояла сторожевая башня, но она обветшала, балки рассохлись и потрескались, а затем обрушились, и её обломки, вросшие в почву, напоминали разрушенный замок. Киартана обещала, что не бросит Афелию, но после её откровения, так и не решилась прийти вновь. Весь год Киартана корила себя за это, и постоянно находила очередные причины не возвращаться.

Солнце поднялось и застыло в нерешимости. Она любила упражняться здесь – ребята не знали об этом месте и не могли ей помешать. Киартана подняла палку перед собой, закрыла глаза и представила, что в руках её посох, настоящий, тот, который она найдёт в Вечном лесу.

Киартана двигалась уверенно и точно, подражая Афелии. Ни единой ошибки, Мерион похвалил бы её, если бы увидел. Изящно, грациозно, неистово словно берёза гонимая ветром. Посох вырисовывал витиеватые фигуры, необходимые для заклинаний, а в конце Киартана ударила палкой о землю, и вокруг всё содрогнулось.

Солнце медленно двигалось на запад. В тренировках она не следила за временем, и теперь закончила уже после заката, измотанная, с приятной болью в мышцах.

Ей нравилось это время, когда солнце уже зашло, но зарево ещё освещает долину алым. Киартана ощущала мир, каждый порыв ветра касался её ласковой дланью. Она сидела на вершине холма, не погружалась в медитацию, а смотрела за горизонт, мечтая увидеть дальние страны, роскошные золотые дворцы Владык из сказок, что рассказывала ей мама, и Башню Ордена, о которой говорил Мерион. И это время было только её.

Киартана отправилась к дому в темноте, но ночь не пугала её, как и шёпот ветвей. Она слышала шорохи, скрипы, стоны и раньше. Когда в детстве ей было действительно страшно, мама учила не бояться.

– Мама? – прошептала Киартана, и испугалась своего вопроса. Она так и не решилась поговорить с Марисой, но никак не могла забыть её слова, молотом нависшие над ней: «Раз я не мать…»

Разве мог Мерион поступить с ней так жестоко. Разве мог он заставить Марису сказать это, чтобы испытать её.

Киартана безвольно залилась слезами, когда её окликнул из темноты приятный, умудрённый годами голос: