– Какой умный мальчик, – улыбнулась женщина напротив, одетая в пальто с лисьим воротником. У моей матери я видел похожий лисий воротник. Только пальто не такое красивое. Рядом с женщиной крутилась девчонка.

– Как тебя зовут?– спросила она.

Голос у нее был писклявый. Зато веснушки – высший класс.

– Меня Лиза. А тебя?

Я хотел ответить, но промолчал.

– А кем ты хочешь быть? Я звездой.

Тут я выдал ей свою тайную мечту.

– А я хулиганом. Хулиганов все боятся.

Ее мамаша отдала бланк телеграммы в окошко и направилась к выходу.

– Лиза пойдем…

– До свидания, – сказала девочка.

Я смотрел им вслед. Они вышли на улицу. Там их ждал мужчина. Он что-то шепнул женщине на ухо. Она засмеялась. Затем они сели все втроем в машину и уехали.

А через день ближе к обеду в дверь постучали. На пороге стоял незнакомый человек с чемоданчиком в руках.

– Иди сюда, – сказала баба.– Смотри – это твой дедушка Аркадий.

Я подошел. Остановился в двух шагах от него. Высокий. Щеки впалые.

– Это ты мой внук?– спросил он.

Я еле расслышал, что он сказал. Голос у него был очень тихий. И зубов почти нет.

Не дождавшись ответа, дедушка прошел в комнату. Снял плащ. Осмотрелся.

– Вот значит как…– сказал он, глядя в потолок. Он говорил так тихо, что остального я не расслышал.

– Вот так, – сказала бабушка.

Она почему-то тоже перешла на шепот. Дедушка достал из чемодана бутылку вина, кулек конфет. Маятник настенных часов отстукивал секунды – тук…тук..тук.

– У тебя часы спешат, – сказал дедушка.

Он снял со стены часы. Открыл крышку. Что-то там поковырял. Повесил обратно.

Бабуля поставила на стол самовар. Дедушка налил вина себе и ей.

Они сидели молча. Смотрели друг на друга. А я на них. Солнечный свет падал им на руки. В этот миг бабуля показалась мне особенно красивой. Я даже пожалел, что у нее такой невзрачный дедушка.

Часы отстукивали секунды.

– Пойду покурю .

Дедушка накинул плащ и вышел.

– Давай-ка и мы с тобой в гости сходим, – сказала бабуля.

Дедушка прохаживался у подъезда туда – сюда, дымя папиросой.

– Бывай, – он помахал рукой.

Потом что-то еще добавил. Но расслышать ничего не удалось.

Бабуля забрала меня уже поздно вечером.

– А где дедушка Аркадий? – спросил я.

– Уехал.

– Уже уехал? Куда?

– Туда откуда приехал.

– Почему?

– Так надо, малыш.

11

Кто был автор и как называлась книга, я не помню. Это была даже не книга, а пожелтевшие страницы, напечатанные какими-то непонятными буквами с закорючками. Откуда взялись у бабули эти листы? По-моему она и сама не знала. Наверное, они достались ей от ее родителей, а им от их родителей, а тем в свою очередь от своих родителей.

Это была сказка про Вредного короля и графа Осиное Гнездо.

Как только бабуля объявляла – сказка про Вредного короля – я аж за живот хватался от смеха.

– Ба…Почему ты не смеешься?

Стоило ей закончить читать, я просил начать заново и опять хватался за живот.

– Ба…Ну почему не смеешься?

Я даже и сейчас могу воспроизвести эту сказку почти слово в слово…

…..Что найдется приятнее тех редких минут покоя в жизни Вредного короля, когда после сытного обеда входит с докладом граф Осиное Гнездо и

начинает зачитывать прошения о помиловании. В эту минуту решается судьба осужденных на смертную казнь. По заверению придворного лекаря, человека искушенного в латыни, само себе лишение человека последнего шанса или наоборот дарование его есть dictum factum.

Вредный король долго не рассуждает. Время, отпущенное на отдых, ограничено им же. Он говорит «отказать». Или говорит «удовлетворить» в зависимости от…Впрочем, никто точно не знает от чего зависит решение короля. Иногда король удовлетворяет все прошения. А иногда ни одного.

– Начинайте граф. Только я прошу вас не так стремительно, чтобы я не ловил все время смысл сказанного по обрывкам фраз…

Граф хотел было что-то возразить и уже изобразил на своем лице недоумение, но король взмахнул рукой.

– Начинайте…

– От приговоренного к смертной казни через повешенье сапожника с улицы Роз.

«Ах Мэги, Мэги ну и ну все так же ты мила

Что не откажешь никому такие вот дела»

– Кхгх…– граф вдруг поперхнулся, закашлялся, глотая воздух изрядными порциями. Слезы брызнули у него из глаз. Со стороны могло показаться, что граф принес свое собственное прошение о помиловании.

– Читайте граф! Что же вы?

Возникла пауза. Конечно граф, привыкший оглашать десятки прошений, уже давно перестал просматривать их перед прочтением на предмет какой-либо несуразности или злого умысла. Какая может быть несуразность или тем более злой умысел в последнем шансе приговоренного спасти себе жизнь? Примеру графа последовал сначала начальник тюрьмы, а за ним и главный надзиратель. Хотя как знать. Вполне возможно они-то как раз и явились

зачинателями неисполнительства.

– Дорогой граф, – нарушил паузу король, – вы разве сегодня не просматривали бумаги для доклада?

Граф Осиное Гнездо покраснел. Он услышал в словах короля скрытый намек. Он не знал, что ему говорить и потому сказал просто:

– Да ваше величество, – что можно было понимать очень расширительно. «Как глупо! Глупо» – думал граф. «Зачем король спрашивает, смотрел ли я бумаги? Как это глупо»

– Может быть, граф, следует послать за начальником тюрьмы? Послушаем, что он скажет, – предложил король.

Послали за начальником тюрьмы. Он словно чувствовал, что его позовут и уже сам направлялся во дворец. Посыльный успел только выскочить за ворота, как столкнулся с ним нос к носу.

– Прекрасно. А меня послали за вами. Вас ждет король и с ним граф Осиное Гнездо. Поспешите и не говорите, что видели меня.

Объявили о приходе начальника тюрьмы. Граф перевел дух. Король слегка побледнел.

– Вы и есть начальник тюрьмы?– осведомился король, сходу озадачив вошедшего – как если бы тот задал подобный вопрос своему старому знакомому. Начальник тюрьмы почувствовал что-то неладное и в почтении склонил голову.

– Я ваше величество.

Выждав паузу и узрев, что и начальник тюрьмы видимо не ведает о содержании просьб своих заключенных король начал издалека.

– Мы знаем, любезный, что ваши заключенные не желают подавать прошения о помиловании. Как это понимать?

«Не знаю, о чем говорит король, – подумал начальник тюрьмы, – сегодня же утром я строго по тюремному распорядку вручил все прошения графу. Скверно. Скорее всего, этот интриган граф потерял все казенные бумаги и

прошения вместе с ними. Или подарил какой-нибудь своей знакомой, а всю вину свалил на меня. Говорят его сегодня утром видели с…Скверно. Получается так: если я знал, что заключенные отказываются писать, то обязан был доложить. Если же вовремя я не доложил, значит, не знал ничего. Не знал или намеренно утаил. Что можно расценивать как страх наказания, а то и хуже – открытое неповиновение. Убедить короля, что граф возвел на меня клевету? Но как убедить, когда нет бумаг? Как же убедить? Хотя в руках графа я вижу какие-то бумаги…А что же это за бумаги?

– Так как это понимать? – повторил король, разворачивая не спеша свиток с именами приговоренных. Начальник тюрьмы молчал, не зная, что и сказать. Он скосил глаза сначала на свиток, потом на графа, ища у того поддержки. Но тот лишь устало улыбнулся. Потом перевел глаза на бумаги в руках графа, силясь разглядеть, что же это за бумаги. Но ничего нельзя было разглядеть. Граф надежно прикрыл их своей белоснежной манжетой. Не отвечать королю было нельзя. Это означало…Трудно даже сказать, что это означало. Подобного еще не случалось.

Из всех зол, свалившихся на начальника тюрьмы, наименьшим для него сейчас было бы признаться в небрежности, в рассеянности, сослаться на переутомление и тяжелую работу по ночам, на последствия горячки, случившейся вдруг вчера вечером; сказать, что прошения были, много было прошений, гораздо больше обычного, но потом куда-то подевались, может быть даже растерялись по дороге во дворец. Надо бы о том расспросить кучера. Однако начальник тюрьмы избрал для себя зло наибольшее: он по-прежнему молчал, опустив глаза, выказывая тем самым фактически открытое неповиновение королю…