Селифан думал, что не может теперь внезапно изменить к ней отношение, это выглядело бы противоестественным, для этого повод должен быть. И отсутствием повода этого он оправдывал свою жестокость, издевательства над ней. Так Селифану легче становилось жить, он мог не чувствовать свою вину.

   Когда пришло время перерыва, Селифан незамедлительно направился к Эмме. Он увидеть хотел её, устал думать о том, как же она там? Когда в последний раз он был у неё, она, казалось ему, была несколько не в себе, нервничала очень сильно. Это было днём того же дня. Они сильно поругались. Но их неспокойный разговор лишь Селифан мог называть ссорой, она же - очередной его попыткой доказать её бесправность.

   Селифан боялся, что её истерика повторится. А ведь он уже давно отвык от проявления её недовольства в форме криков и шума бьющихся предметов, привыкать постепенно стал к её тихому голосу и редким разговорам с ним.

  - Ты пообедала уже? - спросил он сразу же, как вошёл к ней. Селифан вновь разрешил разносчицам приносить ей еду. Его это занятие быстро стало утомлять и доставляло массу хлопот и неудобств с собственным приёмом пищи.

   Эмма сидела, наклонившись на спинку кровати. Он часто заставал её сидящей именно в этой позе и в такие моменты она, как правило, смотрела прямо перед собой и, бывало, на него, когда он входил. Эмма и на этот раз поступила так, не стала отворачиваться от него. Селифану нравилось это, ведь он боялся, что она опять начнёт избегать зрительно контакта с ним. Когда она смотрела на него, он чувствовал, что будто между ними есть какая-то связь и не та, что представляет собой господство и подчинение. В её взгляде он находил некую духовную связь с ней, её добровольное согласие с его мнением и его желаниями. Это не могло не радовать Селифана. Он хотел бы, чтобы так было всегда.

  - Да, поела, - тихим, но звонким голосом ответила Эмма. Она тут же посмотрела влево, туда, где находилось тумбочка, на которой стоял поднос с пустой посудой. Этим движением она как бы говорила ему сделать то же самое, и Селифан понял её. Он тут же убедился в правдивости её ответа.

   Селифан подсел радом на край кровати, немного сдвинув её одеяло и тем самым дав Эмме повод слегка отодвинуться и уступить ему немного места.

   Ноги Эммы были прикрыты одеялом, а руки лежали поверх неё. Они были полностью расслаблены, и оттого сама Эмма со стороны казалась несколько уставшей. Но Селифан давно уже привык видеть её такой, не обращал на это почти никакого внимания. Он считал даже естественной, как он думал, её незначительную вялость и бессилие - это лишь следствие отсутствия постоянной подвижности тела и физического труда. Он также признавал и то, что условия, в которых она живет последние пол года не оставляют возможности для иного.

   Селифан осторожно и нежно положил свою руку поверх её и с некоторым волнением стал ожидать реакцию Эммы. Он боялся, что после их утренней ссоры и всего того, что он наговорил ей, она опять станет отталкивать его. Он очень не хотел этого.

  - Ты сейчас хочешь..? - неуверенно спросила она, не двигая рукой.

  - Нет, можно и потом, вечером.

   В эту же минуту он подложил свою вторую руку под ладонь той её руки, которую держал. Ему хотелось поговорить с ней в спокойной обстановке. Он мечтал о том, чтобы она поняла его, простила... и он верил в то, что всё это возможно. Надеялся, что когда-нибудь это обязательно произойдёт.

  - Я просто увидеть тебя зашёл, - объяснил он потом.

  - А... - растянула она букву и плавно закрыла глаза, словно успокоилась тем, что он сказал. На самом деле тоже всё было почти именно так, ведь Эмма даже не рассчитывала на такой ответ. Но она знала, раз уж Селифан сказал, значит, так оно и будет. Она привыкла к тому, что он не обманывает никогда. Жаль ей и тяжело было лишь оттого, что он всегда доказывает истинность своих обещаний на примерах жестокости и насилия над ней.

   Они оба замолчали в ту минуту. Селифан не знал, что говорить дальше, чувствовал, разговор у них опять не сложится. Ему казалось, что он будет мучить её, если попытается о чём-либо заговорить.

   Спустя некоторое время, он отошёл от неё к окну, взяв с собой стул. Эмма знала, зачем он это делает: хочет либо закрыть окно, либо убедиться ещё раз, что железная решётка на ней не повреждена. Селифан сделал второе.

   Когда Селифан стал спускаться со стула, на которую ему пришлось взобраться, чтобы дотянуться до окна, Эмма посмотрела на него. Её взгляд выражал некоторую невольную укоризну и выглядел настолько печальным, что Селифан не мог не обратить на неё внимание. Ему это очень не понравилось. Он, как правило, всегда чувствовал, если она смотрит на него, и ему нравилось видеть лишь тот взгляд, который ни о чём не говорит. Он привык к такому.

   Но его ничуть не смутило её угрюмое состояние духа, выражающееся через грустные глаза. Он поспешил оправдаться:

  - Что? Я же ведь открыл окно.

   Эмма не стала отвечать ему. Да и что она могла сказать в такой ситуации? Он и раньше открывал окно и очень часто, почти не закрывал его, хотя считал вентиляцию помещения безупречной - обеспечивающей достаточным количеством кислорода даже при постоянно закрытых окнах. Он твёрдо стоял на своём последнем утверждении, ибо в этом его убедил Берн, уверив, что все комнаты этого здания имеют хорошую вентиляцию с учётом недостаточно совершенных окон. Селифан и сам убеждался в этом, иногда позволяя себе по три-четыре дня не проветривать помещение. Так было особенно в первые две недели, когда Эмма ещё только начала проживать здесь. Он заходил к ней и чувствовал сквозняк - постоянно поступающий воздух через не единственное вентиляционное отверстие в комнате... но он согласился с тем, что этого не достаточно. Селифан не хотел обделять её ещё и кислородом тогда, когда мог обеспечивать её в достаточном для неё количестве. А ещё он хотел хоть в чём-то уступить ей.

  - Оставить так или закрыть? - спросил Селифан, недовольный её молчанием. - Холодно?

  - Нет.

  - А то я ключи оставил... - объяснил Селифан несмотря на то, что она уже ответить успела ему. И имел он в виду дополнительные ключи, позволяющие открыть дверцу, как раз и представляющую собой железную решётку. Не открыв решетчатую дверь, было сложно открывать или закрывать окно. Заржавевший внешний вид решётки всегда вызывал у Эммы да и у самого Селифана одни неприятные ощущения. На Эмму даже страх нагонял.